Спрятанные сокровища

Кайлас. Нижняя кора Кайласа - хорошо известный туристский маршрут. Но, как оказалось, есть и другие, проходящие гораздо ближе к вершине. На этих крутых заснеженных тропах не встретишь западных туристов. Зато можно встретить продвинутых тантрических практиков, и фанатичных шиваистов, и даже босых женщин, с грудным младенцем за спиной... Все чудеса Тибета сосредоточены в этих людях, несущих в сердце живую тысячелетнюю традицию.

Лхока. Планируя исследовательскую экспедицию в этот глухой уголок Тибета, никто из нас и подумать не мог, что на целый месяц придется влезть в шкуру Индианы Джонса. Кабинетные исследования в Москве, статьи и книги серьезных этнографов и лингвистов, домашние тапочки, и вдруг - водоворот совсем другой реальности. Реальности сказочной, реальности ирреальной.

Религиозные фанатики,
 Кровавые богини,
   Дикари с отравленными стрелами,
    Зашифрованные послания древних,
     Ночные погони,
      Случайная встреча с единственным в мире хранителем знания,
       Знаки на тропе, выводящие из лабиринта,
        Прорубленная в скале дорога, непонятно кем и для чего построенная,
         Плоды, отправляющие прямиком в нирвану,
          Спрятанная в горах долина, доступная только избранным,
           Невероятные сооружения из камней,
             Ночевка в гнезде,
              И, апофеозом всему, обретение могущественного артефакта!

Теперь, перебирая в голове увесистые жемчужины воспоминаний, уже трудно поверить, что это было на самом деле, а не подсмотрено в кино.

День 01 (06.09.06). Отъезд. От Мытищ до Домодедово. Вылет в Ош.

Двое суток перед отъездом прошли, как обычно, в сборах. В 14.50 я вышел из дома с рюкзаком и стареньким зеленым горным велосипедом. Шел сильный теплый дождь. Мокрый насквозь, в 15.00 я был на Фрязинской платформе. Бородатая физиономия Борисова грустно виднелась из ближайшего тамбура стоящей под парами электрички. Времени до отправления хватило на покупку в станционном буфете нескольких бутылок пива. Дождь кончился, выглянуло сентябрьское солнышко, полупустой поезд грохотал по тронутым желтизной подмосковным лесам и дачным поселкам. На Перловской вышли и направились в направлении к МКАД, где-то там пешеходный переход, от которого нас обещал забрать на своем грузовом микроавтобусе Евдокимов. Выход на МКАД сразу не нашли, заблудились в лабиринте двухэтажных деревянных бараков, заборов и сараев. Облаянные собаками, вернулись, забрали правее, и увидели за деревьями и высоким забором, за которыми ревела МКАД, башни и стекло пешеходного перехода. Так, с мокрого и слегка нетрезвого блуждания по Мытищинским задворкам, началось путешествие.
Евдокимов попал в пробку из-за аварии и задерживался. Время начинало поджимать, уже хотели ловить частника, но тут появилась машина Евдокимова, мы побросали в кузов вещи и велосипед, я сел в кабину на то место, где в нормальных машинах сидит водитель, и серый бетон МКАД побежал под жужжание японского дизеля нам под ноги. Приехали в Выхино, за Павлом и хранящимися у него баулами с командными продуктами. Пока Павел, который, похоже, только сейчас, прибежав с работы, решил, что неплохо бы и собраться, а заодно еще и успеть починить компьютер для остающейся дома супруги, успели съездить в ближайший магазин.
В Домодедово отправились без запаса по времени, поломки и попадания в пробки означали опоздание на самолет. Переехали Пахру, вечерело. С потоком машин мы мчались по шоссе к футуристически видневшимся на горизонте постройкам аэропорта.
Вот въезд на стоянку, привокзальная суета, теплый ветер и запах керосина. Расходятся стеклянные двери, с рюкзаком и велосипедом вкатываюсь в вокзал, пробираюсь через толпу…. Вот и наши, еще не объявили регистрацию, есть время разобрать велосипед и упаковать в чехол, толпа крутится вокруг вещей, знакомые лица и незнакомые, какие-то провожающие, появляются Сельвачев с Юлей, Илья с велосипедом и с большой открытой бутылкой неплохого виски… бутылка ходит по кругу, с ней собираться и прощаться гораздо еще веселей и интересней. Объявляется регистрация на рейс до Оша маленькой авиакомпании Центр-Авиа, рюкзаки и велосипеды взвешиваем и кладем на транспортер. В толпе провожающих оживление, кто-то еще приехал, хлопают пробки и льется на мрамор пола шампанское… лучше бы его не было… Потом автобус, трап….

День 02 (07.09.06). Прибытие в Ош. Автостанция. Выезд в Кашгар.

Тонкий, приглушенный визг турбин… потом он меняет тон, я прихожу в себя, болит, лежащая где-то на спинке впереди расположенного кресла моя голова, кресло уходит вниз, 4 часа провалились в небытие, мы идем на посадку в далеком Оше, который уже не далекий, а здесь, вокруг нас, и мы в нем… Удар колесами по бетону, пробежка, вой реверса и останавливающихся турбин. Все хорошо, вроде долетели. Вот только не могу найти свой мобильный. Ползаю по полу, под креслами. Бесполезно. Пассажиры выстраиваются в ряд к выходу в хвосте нашего Як42, идут мимо меня. У кого-то из этих славных смуглых людей в кармане наверняка уютно пристроился мой старина Siemens С55.
Выхожу на поле после безуспешных поисков, последним из самолета. Сиреневое, слегка прохладное утро, коричневые горы по горизонту. Як42 один на стоянке, поле аэродрома пусто. Идем к вокзалу.
В небольшом зале долго проверяли паспорта. Пограничники пытались раскрутить на деньги за отсутствие справок о СПИДе, но Сельвачев сказал, что мы экспедиция «Комсомольской правды» и вымогатели отстали.
Наконец, выдали паспорта, проходим через стеклянный небольшой и пустынный корпус аэровокзала, выволакиваем вещи на улицу. Несколько иномарок, местных такси, стоят на площади. До города и автовокзала, говорят они, 20 километров. Приходится верить, рассовываем вещи по двум машинам, садимся, едем. Справа от дороги на травянистом поле то ли стоянка, то ли кладбище самолетов.
Доехали подозрительно быстро, до автовокзала оказалось 5 км, не больше. Тоже стеклянно–бетонное здание советских времен, пустое внутри, ни касс, ни очередей. Под навесом вокзала вяло функционировала чайхана. Рядом стояли два непривычного вида темно–синих автобуса с китайскими номерами, внутри вместо кресел три ряда двухъярусных коек. Рядом с автобусами бродили водители, уйгуры, не понимающие ни слова по-русски. С помощью знатока китайского языка Арсения кое-как с водителями договорились, скоро открылась касса в рядом стоящей будке, и мы купили билеты до Кашгара, по 50 долларов с человека. Повезло, автобусы до Кашгара ходят не каждый день.
Расположились под навесом, прячась от дневного, довольно жаркого солнца. После ночного перелета хотелось спать, и мы уже разлеглись на ковриках, но Сельвачев всех поднял и заставил доупаковывать продукты в расписанные на два месяца вперед по дням пакеты, так называемые «яйца», вероятно из-за округлости форм, которую они приобретали после обматывания со всех сторон скотчем. Я раскладывал сублимированные бульоны и овощи, сверяя со списком, и думал о невыразимой мудрости руководства, твердо знающего, что и в какой день каждый из нас будет есть в далекой стране через два месяца.
Привлеченные зрелищем работы весь день подходили аборигены, в основном молодежь, упорно сидели часами и вели глупые разговоры, впрочем, вели себя мирно. Арсений и Илья съездили на рынок и привезли лепешек, обсыпанных кунжутом, немного еды и фруктов, поели. Так прошел день.
Вечерело. До отъезда еще оставалось часа два. Пошли поужинать, на другой стороне проходящего мимо автостанции шоссе расположилась типичная азиатская харчевня с печкой и столиками на улице, под навесом достарханы – низкие широкие скамьи. Сели за столом на улице, хозяин сразу принес чайник зеленого чая. Только теперь поняли, как сильно хотелось пить, чай великолепно утолял жажду, выпили несколько чайников. Заказали кто чего, мне досталась шурпа, литровая кружка крепкого бульона, приправленного зеленью, с большим куском вареного мяса. Вкусно и сытно. Плыл по улицам теплый азиатский вечер, машины, люди. Быстро темнело. Уже в темноте вернулись к автобусу. Там собирались понемногу пассажиры. В их числе была пара из Польши, парень и девушка. Молодой человек, типичный такой поляк, светловолосый, прилично говорил по-русски, рассказал об их планах попасть из Кашгара в Пакистан. Мы рассказали о наших планах, ребята задумались, а не поехать ли с нами.
Начали садиться, вернее, ложиться, так как автобус, как уже говорилось, был лежачий. Я выбрал себе койку внизу по правому борту ближе к задней площадке, заваленной багажом. На койке матрас, одеяло. Койки в этом автобусе длинные, можно почти вытянуться, в автобусе, на котором поедем в Тибет, они будут длиной не более полутора метров.
Мягко загудел дизель, автобус развернулся и поехал по ночным улицам. Полная, яркая луна светила почти в зените. Мы быстро выехали за город, поехали по приличному асфальтированному шоссе по холмистой местности, мимо освещенных луной рощиц пирамидальных тополей, мимо редких небольших поселений. Дорога понемногу втягивалась в горы, асфальт кончился и нас слегка затрясло по гравию, появились долины, речки поблескивали под Луной. Все это было ново и интересно, но усталость брала свое, мотор урчал так спокойно и уютно. Я заснул крепко, без сновидений, и проспал до утра.

День 03 (08.09.06). Переход через границу. Кашгар.

Ночью, говорят, проезжали по размытой дороге через приличные горы, над глубокими пропастями. Проснулся, раннее прохладное утро. Было ощущение легкого, не вполне понятного дискомфорта, не сразу понял, что это нехватка воздуха, мы были на высоте около трех километров. Дорога шла по узкой голой, каменистой долине. Асфальтовое шоссе, неширокое, было удивительно аккуратно сделано для такой горной местности, рядом с дорогой виднелись похожие на кубики глиняные постройки с плоскими крышами, рядом – техника, самосвалы, экскаваторы. Автобус повернул, шоссе вывело нас в какую-то более широкую долину, и стало хорошо видно, какие серьезные горы громоздились со всех сторон, сливаясь с розовато-серыми утренними облаками. Особенно справа, где был Памир, и главные горы вроде пика Коммунизма были где-то в этой серо-розовой массе. А слева был Тянь-Шань, в понижение между двумя великими горными странами мы и въехали. Еще поворот, впереди и слева поодаль под глинистыми обрывами виднелась река, а между рекой и дорогой вытянулся довольно большой поселок, дома, склады, множество фур, колючая проволока, и мы поняли - вот она, граница.
Остановились около какого-то барака, пассажиры пошли внутрь. Вещи остались в автобусе, их должны были смотреть киргизские таможенники. Началось неторопливое пересечение границы, писание деклараций, плюс периодическое выяснение «кто у вас старший» и попытки снять с Сельвачева деньги ну хоть за что-нибудь, впрочем успешно отбиваемые ссылками на «Комсомольскую правду». Часа через два дошли до крайнего барака, подъехал уже просмотренный таможней автобус, разрешили ложиться по местам. Медленно тронулись. За окном тянулись последние метры советской земли, дорога превратилась в каменистую грунтовку, автобус нырнул вправо, в какое-то узкое ущельице с шумящей речкой, поехал вдоль нее вверх по левому берегу, пересек речку вброд. Видимо, этот брод и был той самой чертой, за которой иная жизнь и берег дальний. Повернули налево, поехали вдоль речки вниз, по правому берегу, появился асфальт. Справа, на крутом травянистом склоне появились контуры гигантских иероглифов и фигур, выложенных белыми камушками руками трудолюбивых китайских солдат. Остановились у небольшого вагончика. Вышли, построились на обочине дороги. Ощущение с непривычки неприятное. Несколько солдат и офицер в светло-зеленой форме, в высокой фуражке и темных очках, прохаживались вдоль нашего ряда. Офицер потрогал самодельный «ксивник» на моей шее, жестом попросил открыть, показать. Спереди, навстречу нам, в гору дымил и надрывался киргизский КамАЗ, с фурой загруженной тюками по-китайски, до верху и по крыше в несколько слоев. А сзади, по дороге, по которой мы приехали, к нам подошла группа явно западных туристов, в основном довольно пожилого возраста, их построили рядом с нами. Осмотр носил предварительный характер, таможня и официальный погранпереход были через несколько километров. Мы забрались в автобус, буржуйских туристов загнали к нам же, они вежливо расселись по замызганным койкам. Ко мне села женщина лет 50, судорожно собрав весь свой запас английского, я кое как выяснил, что она – австралийка, они путешествуют по Средней Азии, по нескольким странам, а сейчас едут они в Кашгар.
Через пару километров остановились во дворе внушительного, бетон и стекло, здания таможни. Опять заполняем бланки, теперь по-английски. Со стен помещения на нас строго и ответственно глядят фотографии китайских работников таможни в форме, сами они ходят тут же, ведут себя вежливо, ничего не просят. За несколько долларов мы наняли пару носильщиков, которые перетащили вещи из автобуса для досмотра. Корректный китайский офицер проявил интерес к надутым фольговым подушечкам сублимированного питания от Гала-Гала, по его просьбе одну - две подушечки вскрыли. Автобус уже стоял у выхода с таможенного терминала, мимо ползали огромные, загруженные тюками с китайскими товарами фуры. Мы загрузились и тронулись по неширокой, но хорошей дороге, вниз, вниз, все время в низ, в еще далекую отсюда Уйгурию.
Открывались виды незнакомой горной страны, голые, почти без всякой растительности, глинистые склоны. Бросались в глаза масштабы эрозии, как на осыпях на склонах, так и на дне горных долин, изрытых свежими оврагами. Аккуратные деревянные столбы чего-то вроде телеграфной линии бежали вдоль дороги. Вскоре после границы проехали пост, белая бетонная будка, шлагбаум. Прошли, показали паспорта. И опять по сухой, осыпающейся высокогорной пустыне, вниз, вниз.
Обозначился ранний вечер, когда мы влетели в первый по дороге поселок, в ущелье довольно большой реки. Справа, между дорогой и обрывом над рекой расположилось и вкусно дымило типичное местное строение с плоской крышей и примыкающими навесами. Радостно предвкушая пошли внутрь, прошли большую темноватую комнату, озаряемую огнями печей, следующая комната со столами, побольше, почище и светлее. Сели за стол, сразу молодой служитель подал зеленый чай в пиалы. На столе ваза с палочками, деревянными, одноразовыми, в упаковке, их еще надо расщепить надвое. Кажется, у входа в заведение нас спросили, откуда мы. То ли ради нас включили, то ли раньше шло, но по телевизору показывали небезызвестную китайскую версию «А зори здесь тихие». Русские актеры, кричащие по-китайски, сцена из воспоминаний кого-то из героев, Тверь, загс… странно все это смотрится. Впрочем, сейчас более актуальная проблема – научиться есть палочками. Подали огромную миску лапши со жгучим бульоном, как это есть палочками – непонятно, а ложек, кажется, в заведении просто нет. Пытаюсь понять эту науку. Надо одну палочку жестко зажать между большим, указательным и кончиком среднего пальца, а второй манипулировать, взяв ее только кончиками большого и указательного пальцев.
Туалет - слабо огороженный загаженный обрыв над рекой за домом. Зато вид по реке вниз бесподобный, скалы, горы, мутный поток мчится куда-то…
Опять едем. Поселок тянется вдоль дороги, всюду жизнь, люди, машины, тележки, велосипеды, на окраине поселка весело коптит густыми черными клубами кирпичный завод. Дорога постепенно идет все более пологими местами, мчимся сквозь густые тополиные рощи. Тополя рассажены рядами, межу ними сухие сейчас канавы, не сразу понимаешь, что это же плантации поливные, быстро растущие тополя – и стройматериалы, и топливо в пустыне.
Совсем стемнело. Незаметно я задремал, и пропустил въезд в Кашгар. Было совсем темно, двенадцатый час ночи, когда остановились в длинном ряду таких же как наш, или более новых и блестящих, лежачих и сидячих междугородних автобусов перед зданием гостиницы, старым, солидным, колониального такого типа времен 30-х годов. Гостиница называлась «Tuman River», и туманы этой самой «ривер», шумящей позади автобуса в бетонной набережной мы ощутили сразу – стоял крепкий запах канализации.
Первый раз я был в дальнем зарубежье, в большом чужом азиатском городе. Разнообразные непривычные ароматы и зловония, звуки чужой речи в толпе, идущей по тротуарам, машины, вывески.
Гостиница выглядела очень солидно и дорого, но ребята жили уже здесь в прошлый поход и знали, что на заднем дворе есть более дешевые номера. Не сразу, но нам их дали Идем через холл с вещами, в несколько ходок. Сразу от входа налево, через подсобки, лестницы, вниз, в темный узкий дворик, потом другой подъезд, свет зажигается автоматически, когда ступаешь на лестницу. Несколько этажей, темные коридоры с крашеными полами, в номере четыре койки и все, темный туалет напротив. Скромненько так. А что нам еще нужно?
Конечно, нет и речи о том, что бы спать. Арсений, Сергей, Илья и я выклянчиваем у руководства доллары, что б их поменять и прокутить, и идем гулять по ночному азиатскому городу. Машин уже меньше, но по центральным улицам бродит народ, всюду ряды дымящихся мангалов, печей, столики с компаниями. Пытаемся в такой компании обменять стодолларовую бумажку, владеющие элементами английского и китайского Илья и Арсений ведут переговоры. Бумажку щупают с любопытством, собирается небольшая толпа, я не без тревоги смотрю на этот процесс, зная нравы, царящие в Отечестве и в прилегающих к нему результатах распада, но мои бывалые спутники беспечны и спокойны. Разменять эту сумму компания не может, откуда-то из подвальчика извлекается тип, который, вроде может, но курс великоват. Расходимся. Черт с деньгами, несколько юаней у нас есть, у Ильи, еще с его прошлой поездки, походим с ними.
Идем через мост, запах канализации равномерно, кажется, разлит по улицам, проходим несколько перекрестков, отмечаем где здание банка, что бы обменять валюту завтра. Впереди большая площадь, всю левую сторону которой занимает типичная азиатская мечеть, со стенами, башнями. Говорят, что она – крупнейшая в Китае. Сейчас мечеть закрыта, но на площади полно праздношатающегося народа, в одном месте под навесами биллиардные столы, идет игра. Возвращаемся по другой стороне улицы. На перекрестке напротив мечети – особенно много дыма и открытого огня в печах и мангалах. Здесь делают уйгурский шашлык – крошечные палочки с несколькими кусочками мяса, делается на ваших глазах буквально за несколько минут. На мой вкус, все равно не дожарено… Зато стоит пол-юаня, полтора рубля порция.
Возвращаемся на нашу набережную туманов. Кровать достаточно широка и удобна, но белья фактически нет, подушка и одеяло. Ложусь и проваливаюсь в сон.

День 04 (09.09.06). Кашгар. Автобус до Ечэна. Ечэн. Выезд в Али.

Утро, легкая мгла. Город уже проснулся, идет и едет на велосипедах, мотоциклах и автобусах на работу. Вещи наши лежат горой перед входом в гостиницу, надо перебраться на автовокзал в нескольких километрах отсюда, автобусы на Ечэн отправляются оттуда. Поймать такси в Кашгаре не проблема, одно уже остановилось рядом, но вещи туда не войдут. Тут же остановился странный трехколесный транспорт, ведомый пожилым уйгуром. Транспорт электрический, под широким сиденьем четыре аккумулятора автомобильного вида, рама на вид хлипковата. Однако дед жестами показывает, что бы грузили все. В кузове электроцикла вырастает гора рюкзаков килограммов на 700, вяжем ее веревками. Останавливаем второе такси, кажется, внятно объясняем, что нужен автовокзал, автобус на Ечэн. Весь караван плавно трогается, второе такси уходит сразу на автовокзал за билетами, мы же едем медленно, контролируем вещи, пропуская вперед электрифицированного деда, он бодро катит по утренним улицам. Проезжаем через реку, мимо мечети, поворачиваем направо, по широкой улице с относительно современными домами доезжаем до площади с круговым движением, поджидаем отставшего уйгура. Видимо, что-то мы не так объяснили про цели и задачи нашего движения, идут переговоры, опять едем за электротележкой. Она неожиданно сворачивает в проулок, и из современного Кашгара мы попадаем в средневековый город на Великом Шелковом Пути. Узкая улочка забита народом, уличными кухнями, в воздухе дымы и запахи, стены старинных домов разваливаются и чинятся одновременно, видны вскрытые конструкции из слабо отесанных тополевых жердей и глины. Потом опять выезжаем на широкие улицы центра города и скоро оказываемся у большого здания автовокзала. У въезда во двор шлагбаум, надо заплатить денежку. На стоянке масса автобусов, копошиться народ. Разгружаемся. Автобусы на этой стоянке все больше сидячие и средней величины, что-то между нашим ПАЗиком и ЛАЗом. Бросается в глаза особенность местных автобусов – передние зеркала на огромных, обтекаемых, вынесенных далеко вперед кронштейнах, как усы фантастического насекомого. Пока разгружались, из стоящего рядом такого желтого автобуса выскочил водитель, довольно свирепого вида уйгур в белой тюбетейке. Его автобус идет в Ечэн. Можно грузиться, но надо купить билеты. Не успеваем отправить гонцов в очередь, как появляется местный полицейский, невысокий плотный мужичок в черной форменной тужурке. Он молча ведет нас в автовокзал, проводит мимо длинной очереди в кассы и ставит у самого окошка, что-то говорит кассирше. Берем билеты, в автобус уже кое-как загружены вещи, автобус небольшой и багажник соответственно, пришлось попотеть. Еще до отправления около получаса, есть время погулять и подкрепиться. Арсений и Илья отправляются в виденный накануне ночью банк, а мы идем в поисках харчевни. На улице за углом дымит уличная кухня, заходим туда. После харчевни покупаем в киоске питья на дорогу, знакомимся с местным напитком, который в течении месяца будут играть важную роль в нашей жизни – сладким зеленым и черным чаем в полиэтиленовых бутылках, пустым или с наполнителем в виде кусочков каких-то эрзац фруктов.
Возвращаемся к автобусу. Появляются наши менялы, банки все закрыты почему-то, приличную сумму долларов пришлось менять у какого-то уличного деда, по хорошему, впрочем, курсу.
Рассаживаемся в автобусе, в первых рядах. Автобус отправляется не полный. Перед отправкой проходит мальчик, пытаясь продать жевательную резинку и какие-то безделушки. Рядом с нами сидит красивая девушка с длинной косой, то ли китаянка, то ли уйгурка, с непривычки не поймешь, сидит и всю дорогу строчит смс-ки по складному мобильнику.
Выезжаем из ворот автовокзала, несколько поворотов по городу, и автобус катит по широченному, полос по 5 в каждую сторону, проспекту, прямой стрелой уходящему к горизонту. Кашгар велик, и мы, видимо, проезжаем его значительную часть, едем долго по городу, наблюдаем за жизнью. Много машин, но бросается в глаза и количество велосипедистов и всякого двухколесного моторного транспорта. Среди пользователей последнего много молодых женщин, едут серьезные, с прямыми спинами, у многих длинные черные косы. Чем ближе к окраинам, тем больше попадается на улицах гужевого транспорта, тележек, запряженными осликами или лошадьми, везут людей, товары на рынок, а вот целый караван осликов тянет толстые тополиные стволы с пригородных плантаций.
Кончились центральные районы города, потянулись жилые кварталы, часто огороженные общим забором, дома простые, грязноватые, двух – четырех этажные, с открытыми, выходящими на улицу, лестничными площадками.
Проспект превратился в довольно узкое шоссе. Начались пригороды, то ли деревни, то ли городские огороды, с глиняными стенами, постройками, теплицами. Узкая, обсаженная тополями дорога вела через эту зеленку. Скоро после выезда из города несколько уйгуров, в том числе женщины с детьми, остановили нас, голосуя. Водитель вышел и долго препирался с ними, слышно было часто произносимое слово «балалар» - дети по-тюркски. Потом они сели. Так, в несколько приемов, автобус заполнился. Таких голосующих было дальше все больше и больше, иногда они выходили на дорогу целыми толпами, но водитель только сигналил, их объезжая, и показывая руками в салон – нет, мол, мест.
Дорога оживленная, неширокая, иногда немного тряская, но в целом, приличная и ухоженная. Несколько раз нам попадались по-китайски многолюдные бригады рабочих в желтых тужурках, ровняли лопатами дорожную насыпь. Порой цепочка оазисов, тянущихся вдоль реки Тарим, прерывалась, кончалась зеленка и мы выскакивали на каменистое, изъеденное сухими руслами и оврагами плато – знаменитую пустыню Такла-Макан. Пересекли несколько речек, в том числе по длинному мосту главную реку района – Тарим, широкий, мощный поток, бесследно теряющийся в дальнейшем в пустыне.
Несколько раз останавливались в крупных поселениях, с автостанциями и базарами около них. Уйгурские бабушки торгуют самсой, пирожками с мясом, ребята запали на них, но я не рискую.
Чем дальше, тем оживленнее дорога. Узкая, тесно обсаженная высокими тополями, все более заполнялась местным тихоходным транспортом – осликами, запряженными в грузовые и пассажирские, с разноцветными тентами, тележки, тракторами всяческой осности и размера, от мотоплугов до огромных, типа «Кировец», велосипедами обычными и грузовыми, неторопливо везущими немалый груз, уже знакомыми нам по Кашгару электротрициклами, которых, тоже, казалось становилось все больше и больше, и не только в городах (где они заряжаются?). Все это водитель обгонял, бешено сигналя, мигая фарами, прямо посередине дороги, часто в виду так же мчащегося навстречу по осевой автобуса или грузовика. Однако на всем трехсоткилометровом пути мы не встретили, кажется, ни одной аварии. Водитель вел энергично, но очень аккуратно, с безусловным уважением ко всему безумному разнообразию запрудивших дрогу транспортных средств. При этом нигде нам не встретилось ничего даже отдаленно напоминающего пост ДПС, никто не прятался в кустах с радаром, сигналы и мигание фарами, которыми непрерывно обменивались водители, было просто приветствиями.
Всю дорогу над водительским местом работал телевизор, шел аборигенский художественный фильм, снятый, кажется, любительской камерой, сыгранный артистами-любителями по самодельному сценарию. Работа оператора соответствовала общему уровню. Не смотря на отсутствие перевода, сюжет примерно был понятен, он было очень трагический, полон неразделенной любви, неузнанных переодеваний и прочих азиатских страстей. Немного погодя, после того, как последние персонажи картины сошли с ума от горя и покончили с собой, мы въехали в ворота широкой стоянки автовокзала Ечэна.
Когда разгружались кто-то крикнул, что видел на улице автобус с голубой раскраской, какие ходят отсюда в Тибет. Значит, мы угадали по времени, и надо срочно посылать гонцов к стоянке автобуса, договариваться и занимать места. На это ответственное дело были посланы Арсений и Сергей, мы же расположились в тени строений, примыкающих к автовокзалу, под любопытными взглядами многочисленного народа, снующего вокруг. Мне надо было купить легкие, для жары и дороги шлепанцы, мыло, еще чего-то по мелочи, я вышел на привокзальную площадь. Здесь был сплошной базар, уходящий в примыкающие улицы, за несколько юаней я купил все необходимое, объясняясь с продавцами не столько элементами английских слов, которые они то ли знали, то ли нет, а больше просто жестами. Вскоре после того, как я вернулся с покупками, (шлепанцы – 5 юаней, мыло – 4 юаня) во двор автостанции лихо влетел голубой автобус на высокой подвеске, знакомый мне по фотографиям из предыдущей экспедиции, из него выскочили наши товарищи, так же два тибетца – водителя. Оказывается, отправляемся сегодня же вечером. Начали договариваться о цене. Водители просили по 800 юаней (около 2500 рублей) с человека, однако у нас была информация, что можно договориться и за 400… торг шел долго, но сбить цену не удалось, единственное, о чем договорились, мы занимаем лучшие, задние, места. Внутри автобуса было убрано, чисто, на койках относительно чистые одела, на полу – ковролин, водитель попросили снять обувь и дал для нее каждому пакеты.
На стоянку автотранспорта тибетского направления, так называемый А-бань, приехали быстро. Улица, довольно широкая, с двухэтажными домами-коробками, выложенными белым кафелем, в нижних этажах тянется непрерывный ряд магазинов, ресторанчиков, гостиниц и мастерских. В одном из таких помещений на первом этаже была контора, в которой нам продали билеты, здесь же шла лестница на второй этаж, в гостиницу, а рядом был проезд в широкий квадратный внутренний двор, где жили водители и обслуживающий их люд. Вместе с нами в конторе покупали билеты четверо японцев. Пообщались с ним по-английски. Они тоже едут дальше, до Дарчена, к Кайласу Вещи загрузили в задний багажник автобуса и часть вещей, в том числе велосипеды, привязали к багажнику на высокой крыше. Время до отправления еще было много, но погулять по городу нам не рекомендовали, ввиду отсутствия у нас на тот момент пермитов до Али. Оформить их здесь, а так же по дороге было негде, поэтому мы были обречены ехать до Али без разрешительных документов, на что в дорожных постах, зная ситуацию, закрывают глаза, а в Али придется уже идти и сдаваться властям, платя штраф около 300 юаней (900 рублей).
От полиции спрятались в китайском ресторанчике, расположенном в следующей за проездом на стоянку секции вдольуличной постройки. Прошли в отдельный кабинет за фанерными перегородками. Сели вокруг круглого стола с крутящейся посредине круглой стеклянной подставкой для блюд, заказали у молоденькой китаянки массу всякой экзотики и в ожидании попивали неплохое и недорогое китайское пиво. Заказали в том числе и яичницу с помидорами – относительно дорогую, почему-то, в китайском общепите, еду. Пища оставила сложное впечатление, все вкусно и интересно, но так сдобрено специями, непривычными в таком сочетании и массовом применении, что повторять эти опыты больше не хотелось, и дальше по возможности мы старались пользоваться уйгурской, или на худой конец, тибетской кухней. Была и еще одна причина без энтузиазма вспоминать это пиршество, она выяснилась уже вечером.
Выехали неожиданно скоро. Автобус был полон, кроме нас и четырех японцев, китайцы и тибетцы неопределенной сущности, пара солдатиков.
Как и договаривались, нам отдали обе застеленные задние площадки, верхнюю и нижнюю, я лег на верхней койке справа у окна. Койка была безобразно короткая, ноги можно было кое-как засунуть в жестяную нишу подголовника следующего лежачего места, при этом вытянуться все равно получалось только в положении полусидя, подперев спине подушками и вещами, и долго в таком положении усидеть было немыслимо. Можно было лечь в позе лотоса, на спине, подогнув ноги, но и это положение тоже быстро утомляло… похоже, нас ждала нелегкая дорога. Впрочем, пока ехали по степи, травянистой и холмистой, дорога была хорошей. Садилось солнце. В сумерках проезжали через небольшой нефтегазоносный район, горели факелы попутного газа.
Водители включили телевизор впереди салона, с бесконечными воплями и грохотом ударов под музыку тянулся Гонконгский боевик.
Уже совсем стемнело, когда остановились на площади какого-то небольшого поселения, ярко освещенную открытым, раздуваемым огнем многочисленных закусочных. Здесь ели водители, и мы с Ильей тоже поели лагмана и выпили несколько пиал хорошего зеленого чая. Со своего места обозревали человеческую суету освещенного пятачка, за пределами его была тьма, и, как выяснилось, когда отходили, спящий поселок. Уже из автобуса, со своего верхнего яруса, среди мечущейся у огней обслуги я обратил внимание на странного парня. Может, это был обман зрения в темноте и свете огней, но мне показалось, что у него абсолютно европейская, и даже абсолютно русская внешность, лицо, светлые волосы… парень подкладывал дрова к печи с вделанным в нее котлом, вероятно тандыром для выпечки лепешек, времени выйти и поинтересоваться уже не было, автобус взревел дизелем. Асфальт кончился, дорога стала все больше и круче забирать в гору. В темноте масштаба и далей горной страны не было видно, но на поворотах серпантина огни встречных и попутных машин виднелись все ниже и ниже, от пропасти этой нас отделял только ряд красных полосатых бетонных столбиков, столбики явно были новые и содержались в порядке, но это было все. Высокий автобус мягко покачивался на поворотах, взывал приглушенно мотор, машина, впрочем, и водители все более вызывали доверия, без особого видимого усилия преодолевая трудный подъем. Проехав в темноте перевал, немного спустились вниз и остановились перед блокпостом. Шумела река, чернели близкие скалы. Я посмотрел в небо и увидел, что только над головой видны звезды, а все вокруг загораживают еле угадываемые в ночи контуры громадных скал. Где мы? «В Мордоре, где вековечная тьма!» - страшно ответил из темноты Борисов. Кажется, это были отроги хребта Каракорума.
Без проблем прошли паспортный контроль, пермиты никто не спросил. Хорошее настроение испортила новость, что плохо Сельвачеву – температура, рвота и желудочная боль. Этого нам только не хватало, болезни командира…. Однако, тронулись дальше.
На короткое время появился асфальт, и опять кончился. Вскоре начался новый подъем вверх, и конца ему, похоже, не предвиделось, смотреть в черные окна было бесполезно, хотелось спать… Уже под утро, автобус, вероятно переезжая через промоину, сильно ударился приподнятой кормой, то есть нами. Удар был жесткий, аж зазвенели зубы. Водители вышли, о чем-то тихо совещаясь. Через какое-то время я почувствовал мягкое колыхание, водители приподнимали кузов домкратом. Видимо, обошлось без серьезных последствий, тронулись дальше. Некоторые пассажиры, похоже, во сне не заметили удара.

День 05 (10.09.06). Дорога в Али.

Проснулся на рассвете. Автобус стоял в узком, абсолютно безжизненном, сером, пыльном каменистом ущелье, было прохладно. Несколько человек вышли размяться и оправиться, я вышел с ними. Спросонья я не заметил дискомфорта, но когда вприпрыжку возвращался, внезапно нахлынула противная дурнота почти до рвоты, потемнело в глазах, я только сейчас окончательно проснулся и вспомнил, что ночью и утром мы должны были переезжать хребет Кунь-Лунь с перевалами выше 5 км, вероятно у одного из этих перевалов мы и стояли. В покое на верхней полке, нехватка воздуха продолжала ощущаться, порой хотелось вздохнуть поглубже, и не получалось, мучила одышка. Поехали дальше, продолжая набирать высоту, казалось, этот подъем не кончится никогда. Пейзаж был абсолютно безжизненный, лишь кое где по плоскому дну долин, вдоль речек виднелась редкая травка. Горы были, казалось, насыпаны из серой пыли, на вершинах лежал белый снег. С высшей точки перевала 5200 с чем-то метров, по широкой долине с его седловины мы покатились полого вниз, потеряв за полчаса несколько сот метров высоты. Остановились в небольшом поселке из нескольких придорожных бараков, однако недалеко, в боковой долине виднелась военная часть, внушительная группа строений впечатляла на такой высоте, как декорация из фантастического фильма, при скромности грунтовой горной дороги, которая сюда, к этим гарнизонам вела. Впрочем, масштаб усилий, которые прикладывались для поддержания дороги и для ее постепенного улучшения, становился все более понятен. Все время попадалась техника, вагончики строителей, следы ремонта, народ, бредущий куда-то с лопатами. Ребята, путешествовавшие здесь два года назад отмечали резкое улучшение качества дороги, оставалось только представлять себе, что же это было в те времена.
Вставало солнце, мы ехали по широким долинам между хребтами Кунь-Лунь слева и Каракорум справа, высота держалась 4 с чем-то километра, можно было дышать и жить, настроение подымалось вместе с солнцем. После обеда остановились в поселке из нескольких рядов одноэтажных глиняных бараков с плоскими крышами на торчащих из верхней части стен деревянных жердях. Здесь обед. Сельвачеву стабильно плохо, но ухудшении, кажется, не происходит, будем надеяться на лучшее. Мы же, здоровые, пока идем купаться, смыть пыль и пот, в протекающей в нескольких сотнях метров речки. Идем почти бегом, времени мало, но все время где-то внутри, на подходе, маячит дурнота, инстинктивно стараешься быть осторожнее и не перенапрягаться. Вода в реке, конечно, ледяная, но – солнце и тепло, мы раздеваемся и окунаемся по нескольку раз на каменистых перекатах. Взбодренные, возвращаемся обратно, заходим в одну из нескольких придорожных харчевен, садимся вокруг одного из столов, заказываем, в том числе и пива. Больной Сельвачев тоже с нами, он страдальчески улыбается и настолько слаб, что даже не в силах запретить нам взять пива еще по одной… За соседним столом собрались китайцы во главе с нашим водителем, их много, есть и местные, из поселка, в том числе и пара нестарых еще женщин. Режутся в карты, во что-то примитивное и явно на деньги. Шум, крики. Вообще-то, азартные игры в Китае запрещены, но играют везде.
Продолжаем ехать по той же долине. В одном месте сложный участок, дорога идет по узкой, осыпающейся полочке над невысоким обрывом, здесь видим грузовик похожий на КамАЗ с уродливо длинным кузовом, сползший в обрыв кормой. Становится заметным вначале небольшой, но все более крутой подъем на тибетское плато, на которое должна вывести долина. Автобус завывает, временами едет совсем медленно, гудит на крыше турбина и гонит по толстой вертикальной трубе сквозь салон воздух к расположенному под кожухом в полу рядом с водителем мотору, едем с трудом, но автобус ни разу не застревает. Видимо где-то совсем рядом тающие снежники и ледники, по дороге бегут ручейки, шелестя сдвигаемыми камушками. Еще одно усилие, и мы оказываемся на перевале, спускаемся на пару сотен метров. Странная местность расстилается впереди, чем-то очень напоминающая фотографии с поверхности Марса. Равнина непонятной ширины, справа и слева хребты, расстояние до которых определить трудно, но явно оно огромно. Тот хребет, что справа, должно быть отроги Гималаев, вдоль которых мы теперь поедем на юг. Равнина абсолютно безжизненная, красный, рыхлый песок, в котором теряется колеи дороги. Дует сильный ветер, ходить и дышать тяжело. Пассажиры разбредаются по пескам далеко, пытаясь как-то сделать свои дела и оттягивая неизбежную посадку в уже надоевшую душегубку. Однако, надо ехать.
Сильно трясет. Устроится никак не удается, под крышей у меня душно, сдвинешь чуть стекло – влетающий ветер сбивает дыхание, душит, несет песок, закроешь – ощущение, как в душегубке, и начинается что-то вроде приступов клаустрофобии. У меня очень крепкий вестибулярный аппарат, обычно никогда не укачивает, но тряска на самой плохой за весь путь дороге и без горняшки вымотает кого угодно, тошнота бродит у горла, болит голова. Товарищи же мои то и дело открывают окна и отдают принятую несколько часов назад пищу тибетским просторам. Садится солнце, медленно ползут, почти не двигаясь, окаймляющие равнину хребты. Кажется, это никогда не кончится. Под вечер, впереди голубеет довольно большое озеро, редкая травка золотится на пологом холме в вечернем свете, и видно, как по этому склону не торопясь уходят от дороги пара странных животных с высокими, острыми, как пики, тонкими рогами – тибетские антилопы, редкий зверь. Дорога узкая, не разъехаться, тряская, идет по самому берегу, короткие, злые волны плещутся у колес от резкого и холодного вечернего ветра. Водители долго осматривают и с трудом переезжают вброд довольно глубокую речку, не застреваем, слава Богу. В окошко видны полузатопленные озером постройки. Высота по-прежнему около пяти, мы молча лежим в полубессознательном состоянии, ощущения отвратительные, а признаков снижения высоты все нет и нет, и мысль, что в течении месяца примерно на такой высоте и будем жить, в этот час, мягко говоря, не радует. На ухабах высокую корму автобуса немилосердно трясет, несколько раз меня подбрасывало и било всем телом о потолок, а приземлялся я на металлические поручни, разделяющие лежачие места, но это уже такие мелочи, что почти не обращаешь внимания… давно таким дискомфортным и мало пригодным местом для проживания не выглядел этот мир. И это странное занятие – жить, которым, перерождение за перерождением, если верить местным монахам, нам придется заниматься до скончания времен…
Слава Богу, удалось заснуть. Когда проснулся, автобус стоял, было совсем темно, выл ветер. Но самочувствие было значительно лучше, и тому были причины – мы спустились с плато в районе озера Аксай-чин, и теперь находились на высоте всего 4700 метров, просто курорт! На улице гудел холодный ветер, мы стояли в освещенном огнями барачно-глиняном поселке. Ездили грузовики, где-то тарахтел компрессор и грохотал отбойный молоток, и это в час ночи, а тут же, в ближайшей забегаловке, за занавеской входа китайцы с оглушительными воплями и хохотом резались в карты. Не было и речи, что бы есть, но все-таки мы воспрянули духом. Поехали, опять началась немилосердная тряска, но мудрый организм дал команду - спать…

День 06 (11.09.06). Прибытие в Али. Гостиница. Регистрация.

Когда я проснулся, светило яркое утреннее солнце. Автобус продолжал трястись по такой же дороге, но вдруг, с одного из холмов, как с садящегося самолета, увидели внизу, на равнине, кварталы, склады, гаражи, улицы довольно большого, новенького, обжитого городка. Дорога спустилась с холма в одну из окраинных улиц, мы повернули куда-то, остановились. Это была не автостанция - ее потом мы видели на другом конце городка, а гараж. На дворе стояло несколько автобусов, подобных нашему, в воротах гаража чинили какую-то машину, работала сварка. Я слабо удивился, увидев среди рабочих в спецовках, женщину, китаянку. Вещи, покрытые густой пылью, сняли с крыши, вытащили из заднего багажника. Голова болела, хотелось лечь, поднимать и таскать рюкзаки приходилось через силу. Удивительно, но в городке оказались такси светло-зеленые остроносые Фольксвагены, в три поездки мы все, с вещами, на одной машине переехали в центр города, в гостиницу. Широкие асфальтированные улицы, оживленное движение, масса магазинов и прочих заведений, как в любом китайском городе, как будто не ведет сюда только разбитая проселочная дорога через высочайшие на Земле перевалы.
В гостиницу поднимаемся с улицы по лестнице на второй этаж. На первом, под лестницей, похоже, только каморка девушки привратницы. Есть еще третий этаж, но живут ли там – не понятно. Коридор со сплошным, грязноватым остеклением, выходящим на улицу. Порывистый ветер, с шумом задувает в щели окон. Номера же выходят окнами во двор, здесь горизонт закрывают отроги Гималаев, горы, кажется, совсем близко отсюда. Занимаем два номера, в разных концах коридора. Я селюсь с Юрой и Сергеем у лестницы, руководство помещается в конце коридора. В номере койки, тумбочки и телевизор. У дверей по коридору – белые ночные горшки. Туалет один на всю гостиницу, на площадке между вторым и третьим этажом, просто выгородка с дыркой в полу и торчащим из стены краном.
Дел много, а сил никаких нет, апатия и усталость, незаметно, разбирая вещи, ухожу в благодетельный сон, из которого меня грубо извлекает больное руководство. Прежде всего надо лечить собственно это самое руководство, а то мы никуда не уедем.
Незадолго до отъезда из Москвы мне попался в электричке старый походный приятель Петр Морозов, по профессии – патологоанатом одной из Московских клиник. Он только что вернулся из сложного пешего похода по Кольскому, был полон впечатлений и щедро ими делился. Я тоже робко поделился с ним своими тибетским прожектами, тогда еще не вполне определившимися. Потом уже на собрании в конторе Halti Сельвачев попросил поискать знакомых медиков, которые бы могли квалифицированно подстраховать команду по телефону на случай не дай Бог чего. Я тогда сразу вспомнил про Петю и записал его в команду, с его, Петиного, легкомысленного, по телефону, согласия, и вот этот случай настал, и мы начали звонить по спутниковой Турайе. Патологоанатом определил по симптомам, что у клиента, видимо, отравление, и если он до сих пор скорее жив, чем мертв, то вероятно и дальше будет жить. Ободренные мы приступили к делу номер два - легализации, и пошли в центральные кварталы городка, искать полицейское управление по работе с иностранцами, в котором два года назад некоторым из членов команды уже приходилось бывать, не по своей воле и не раз.
Как выяснилось, за два года стираются воспоминания даже такие живые и острые, как жизнь под домашним арестом в тибетском городке. Тем более в бурно строящейся и стремительно меняющейся китайской действительности. Мы вышли на главную административную площадь города, украшенную невразумительным памятником китайско-тибетской дружбы, а так же фундаментальными зданиями, заложенными явно с огромным запасом, в расчете на времена, когда Али превратится в центр огромной, с многомиллионным китайским населением провинции. Но это в недалеком будущем, а сейчас мы тщетно пытались найти по памяти в полупустующем административном муравейнике управление полиции по работе с нелегальными мигрантами. Не сразу, но удалось понять, что управление обедает. Пошли обедать и мы. В бойком оживленном месте города, напротив въезда в гаражи, в которых мы обнаружили себя утром, стояла стекляшка – уйгурское кафе. У входа дымилась огромная печь, уставленная литровыми эмалированными кружками с шурпой – крепким жирным бараньим бульоном с хорошим куском мяса на дне. Внутри заведения при входе с потолка живописно свешивались освежеванные туши этих самых баранов, из которых здесь же готовили плов, шурпу и прочие простые, сытные и дешевые вкусности.
По дороге в гостиницу, помня о поломанных спицах и незафиксированном суппорте, я обратил внимание на уличную велоремонтную мастерскую под большим складным зонтиком – грибом. Сюда решил прийти завтра, а сегодня пошли мыться в платный, по 10 юаней, душ, расположенный здесь же, около велоремонтников, на втором этаже, вверх по длинной крутой лестнице с улицы. Душ был горячий и вполне приличный, а потом мы обсыхали в предбаннике заведения, где обслуга, юноша и пара девушек китайской национальности, угощали нас кипятком, слегка приправленным зеленым чаем. Ради нас молодые люди даже слегка отвлеклись от созерцания индийского боевика с традиционными для этого жанра песнями и плясками.
Горное солнце и прохладный, сухой ветер быстро досушили на улице волосы и одежду. Улица жила своей жизнью. Неслись, сигналя, такси, сновал всевозможный двухколесный транспорт, толпа на улице городка с 15 тысячами населения по интенсивности не уступала большому городу.
Чистые и сытые мы сделали вторую попытку сдаться властям, на сей раз удачную. В помещении с длинными столами и скамейками находилось несколько служащих и женщина-офицер, средних лет, с симпатичным, хорошим лицом. Женщина довольно бегло говорила по-английски, и именно на этом языке нам предстояло разрешать наши юридические неурядицы. Пока мы заполняли латиницей бланки, появился задержавшийся Сельвачев и они с женщиной, которую он называл Деки, начали бурно друг друга приветствовать. Оказывается она участвовала в расследовании их дела о попытке незаконного перехода границы два года назад. За разговорами и воспоминаниями китайские писарчуки подготовили для каждого из нас по пачке документов, исписанных скорописью иероглифами, Деки лично обмакивала наши пальцы в подушечку с красной краской и ставила отпечатки под каждым абзацем иероглифического дацзыбао, объясняя по-английски за что мы расписываемся. Короче, к концу этой процедуры я уже не знал, чего наобещал китайскому правительству и был готов к самому худшему. Поэтому, когда узнал, что придется всего-то заплатить в пересчете на наши 1000 рублей штрафу и 150 за пермиты по всей трассе от Али до Лхасы, испытал неподдельное облегчение.
Часть вечера прошла в блужданиям по торговым улицам вблизи гостиницы и в центре городка. Кажется, за этот день мне удалось более или менее прийти в себя после дороги, самочувствие неплохое. Вечером, уже в темноте пошел в Интернет-кафе, где уже находились наши. Местонахождение заведения определил не сразу, вход был где-то в подворотне за углом и далее по крутой лестнице на второй этаж. В довольно обшарпанной комнате стояло не сколько столов с рядами компьютеров с громоздкими трубчатыми мониторами, народу сидело много, плечом к плечу, судя по экранам в основном занимаясь игрушками, но и в иероглифических недрах китайского Интернета тоже находились многие. Для любителей интима вдоль стен находились ряды зашторенных эксклюзивных кабинок по повышенной цене. Пока мои товарищи занимались информационным обеспечением нашей экспедиции, я взял Пашин ноутбук и решил немного почитать Мулдашевские писания о Тибете, о которых раньше слышал лишь краем уха, да еще как-то видел случайно часть телепередачи с его участием. Своего ранее сформированного мнения по поводу у меня не было, и пришлось прочесть несколько десятков страниц, пока не понял, насколько все запущено и что мы имеем дело все же скорее не с добросовестным заблуждением, а поделкой типа небезызвестной «Анастасии», с одним томиком которой я однажды терпеливо пытался бегло ознакомиться, пока не начало тошнить. То же самое было здесь, даже по стилю похоже, не исключено, что лепила одна артель. На описании каменных лазеров и ворот в подземные гаражи для НЛО мне пришлось остановиться, так как мы пошли на поздний ужин в уже известное уйгурское заведение.
А сон был тяжелым. Вроде уже ничего не болело и не мешало спать, но где-то на грани сна и бодрствования организм начинал паниковать, ощущая нехватку воздуха, приходилось вскакивать в темноте, тяжело дыша и хватая воздух как рыба на берегу, и долго не удавалось толком заснуть.

День 07 (12.09.06). Али. Ремонт велосипедов. Тибетский ресторан.

Третий день пребывания в Али. Утром состояние почти нормальное. Еще есть внезапная одышка и дурнота при резких движениях, но это, видимо, надолго. Спасение одно – надо двигаться, не слишком резко, но постоянно, движущийся организм к нехватке воздуха относится как к должному и ведет себя спокойно.
Сегодня – велосипеды. Завтра можем уехать, и будет ли время и возможность заниматься ими в загадочном Дарчене я не представляю. У меня в дороге полетели две спицы заднего колеса и потерялась гайка, фиксирующая кронштейн суппорта от проворота.
Завтрак в уйгурской стекляшке как всегда обилен и вкусен. Дорога туда и обратно мимо уличной веломастерской, вижу, что два китайца уже работают. Отрываю Илью, как носителя языка, от койки и идем с велосипедом к ним.
Впрочем, особенно много работать языком Илье не пришлось. Специалисту достаточно показать на неисправность пальцем. Оба мастера – молодые парни, оба в шляпах. Тот, что чуть постарше и посолиднее молча взял мою старенькую машину и начал снимать заднее колесо. Проблемы начались там, где я и опасался, когда мастер шлицевым ключом начал отворачивать трещотку. Дело в том, что похоже на этом велосипеде ее не снимали никогда, за все 10 лет жизни машины. В ход пошел керосин, старая ось от педали, вставленная в поперечное отверстие ключа, водопроводная труба для увеличения момента. Китаец молотил по трубе молотком, я помогал держать и уже всерьез опасался за целостность конструкции. Однако вскоре китаец торжествующе показал мне легкую подвижку в резьбе, и, наконец, с помощью молотка и объединенных усилий китайской и русской матери злосчастный блок звездочек покинул полюбившееся ему место. Пока мастер на специальном приспособлении исправлял легкое биение обода, я наблюдал как его напарник ведет прием своей традиционной клиентуры, в основном это были тетки с грузовыми велосипедами с пробитыми камерами. Пока я изучал вблизи суровые, сваренные из стальной арматуры, конструкции их боевых машин, моя с идеально сбалансированным колесом была собрана и продемонстрирована. Деталь крепления суппорта тоже нашлась в груде железа. Мы купили у мастера его шлицевой ключ для снятия звездочек, угостили ребят сигареткой и не торопясь пошли через улицу домой, в гостиницу, поглядывая на колыхающуюся под тибетскими ветрами громадную рекламную перетяжку в конце улицы с панорамой Кайласа.
В продуваемом теми же ветрами коридоре гостиницы Илья и Павел не торопясь собрали своих эксклюзивных коней. Выяснилось, что и у них не все в порядке, у Павла не хватает крепежа для установки багажника. Решили зайти к тем же мастерам завтра.
Из-за беготни по магазинам и в поисках транспорта на Дарчен тестовый заезд по городу собрались делать уже в темноте. Завершающие регулировочные работы проводились на плитах тротуара перед подъездом гостиницы, под надзором
и с непосредственным участием двух любопытных китайчат.
Улицы оказались освещены и хорошо вымощены не везде, поэтому проверка велосипедов на ходу получилась достаточно жесткой, впрочем никто и ничто не пострадало.
Вечером пошли не в уйгурское, а в тибетское заведение, по-видимому знакомое моим спутникам по прошлому походу. Идти было совсем недалеко, два квартала к центру, налево, узкая лестница на второй этаж. Здесь были две большие комнаты, увешанные и уставленные всевозможной тибетско-буддистской атрибутикой. Впрочем, и большой китайский телевизор тоже работал, шло что-то вроде местного аналога советского «Времени», говорили дикторы, играла торжественная музыка, строились дороги и плотины, колосились поля. На тибетском же канале на фоне гор и достопримечательностей звучала сладковатая азиатская попса в исполнении ансамблей в тибетских народных костюмах.
Сели за длинный низкий стол со скамейками по бокам. Женщина-тибетка сразу пришла с термосом и начала разливать чесуму по пиалам. Едва мы отпивали по нескольку глотков, как она снова дополняла пиалы до верху. Подготовленный рассказами о сущности напитка я ожидал от него худшего, этот отдавал топленым молоком и вполне можно было пить.
Появился хозяин заведения, крупный, представительный мужчина неопределенного возраста, похожий в своей красной повязке на голове на индейского вождя. Подсел к нам, с помощью обломков китайского и английского, а больше жестикуляцией, «разговорились». Сумели даже обсудить достоинства и недостатки различных дорог до Лхасы. Особенно поразили хозяина размеры и вес Ильи. Подарив на память хозяину российский червонец расстались, довольные друг другом.

День 08 (13.09.06).Али. Крайний день

Вчера в районе уйгурского кафе во время поиска транспорта познакомились с водителем и хозяином нескольких автобусов и джипа, совершающих регулярные рейсы в направлении Дарчен – Пуранг. Сегодня утром мы должны были уехать, однако что-то не заладилось и отъезд перенесли на завтра. Еще один день в Али.
Сходили к знакомым велосипедникам и подобрали Павлу кронштейн для крепления багажника. Так же купили у них хороший, типа автомобильного насос с переходниками под разные вентили, тросики. За насосом мастер куда-то уехал на моем велосипеде, но благополучно вернулся минут через десять.
День прошел в питании, сне и хождении по магазинам. В предыдущие дни безуспешно пытались купить в Али… лимоны. Обошли все окрестные ларьки и лотки, заходили в крытый рынок напротив гостиницы, довольно большой, грязноватый, у входа – садки с полуживыми карпами, в воздухе запах всевозможных специй, овощей и плодов, вид и название многих неведомы. Сегодня пришла мысль купить хотя бы лимонную кислоту, и она нашлась в палатке на том же рынке, хотя объяснить продавцам на пальцах, чего хотим, было не просто.
Недалеко от рынка, на углу, небольшой магазин китайского военного снаряжения, одежды, обуви. Хорошие туристические ботинки у меня есть, есть тапочки, купленные в Ечэне, а легкой промежуточной обуви для дороги, города и поездок на велосипеде нет. Понравились армейские кеды и кроссовки защитного цвета, но нет моего размера, самые большие маркируются сорок третьим размером, но на самом деле это не более, чем сорок второй. Однако ностальгическая мысль о китайских кедах запала в голову, и я на велосипеде объехал несколько кварталов магазинчиков и лотков. Мы разгребали с хозяевами торговых точек пыльные залежи обуви, но везде одно и то же – самый большой размер сорок третий, и это сорок второй. Ну нет в китайской армии солдат с большими размерами обуви. Или их в армию не берут. Или они бегают кроссы в пляжных шлепанцах…
Одна из торговых улиц идет вдоль реки, одетой в бетон. Река называется Инд, здесь уже довольно широка, несколько десятков метров, хотя мелководна и перебита каменистыми мелями. В сотне – другой километров отсюда река уходит в прорыв через Гималаи и за становится тем самым Индом. В поисках бензина для примусов мы переходим мост, там заправка. Прохладный ветер с Гималаев морщит неторопливую серую воду Инда. Город продолжается и на левом берегу. Бензин на заправке стоит около 15 рублей в пересчете на наши. Раздумывая о том, почему в не великой энергетической державе Китае бензин стоит дешевле, чем в нефтедобывающей России, задумчиво бредем через мост обратно. У моста в сплошном ряду торговых заведений ларьки, в которых торгуют небольшими колесными тракторами, типа советского «Владимирца». На пороге уличной мастерской по ремонту всего-всего Борисов пилит обрезок металлической водопроводной оцинкованной трубы, это будут законцовки для его самодельных пешеходных палок, сделанных из лыжных. В канцелярских товарах видим, впервые за все время в Китае, значки с Мао.
Вечер, надеемся, крайний в Али, проводим опять в том же тибетском кафе. Берем с собой гитару. Тибетцы встречают наше появление с оживлением и любопытством. Заказываем торжественный ужин. Венец ужина – ячьи языки. Пытаемся заказать их 4 порции, но в наличии только две, и к лучшему, языки такие большие и сытные, что и эти две порции мы не осиливаем всемером. После ужина – концерт. Тибетцы подсаживаются поближе, выключают телевизор. Но, видимо, наше пение им быстро надоедает. Мы остаемся одни в нашем углу комнаты, опять включается телевизор. Скоро хозяин появляется по домашнему, в халате и с питательной маской из сметаны на лице, ненавязчиво намекая, что работа кафе закончена и теперь мы просто в частном доме, готовящемся ко сну. Нехотя уходим домой, в гостиницу.

День 09 (14.09.06). Автобус Али – Дарчен.

Будильник зазвонил в 9.00. Пока я занимался упаковкой велосипеда, пришел китаец – владелец и водитель автобуса. Небольшой зеленый автобус, точно такой же, в каком ехали из Кашгара в Ечэн, уже стоял перед входом в гостиницу. Вещи погрузили в задний багажник и на крышу.
Приехали к оживленному пятачку около уйгурской стекляшки. Видимо, здесь основное место сбора пассажиров. Китаец ужасно деловит и дает нам не более 20 минут на завтрак. В 11.00 послушно сидим в автобусе. Начинают появляться пассажиры. Китайский старлей с тремя звездочками и небольшой толпой провожающих, все шумно общаются между собой и с водителем. Из соседнего заведения грохочет китайский рок. Время уже к 12.
Наконец, трогаемся, переезжаем Инд и опять останавливаемся, теперь перед автовокзалом. Сдаем паспорта и деньги на билеты. Из гостиницы автовокзала появляются новые пассажиры, трое молодых китайцев, две девушки и парнишка с рюкзаками. Появляются японцы, с которыми ехали из Ечэна, их предводитель, бородатый, хохлатый и в темных очках уже по приятельски здоровается с нами.
Наконец приносят паспорта и билеты, все садятся и едем… на заправку. Один бак, другой… Водитель долго о чем-то болтает с персоналом колонки. Портреты персонала в желтых спецовках вывешены здесь же, на специальной доске у входа в контору. В 14.00 наконец трогаем, ясно, что в Дарчен приедем ночью.
Выезжаем из города на юг, по направлению к Гималаям. Асфальт не кончается, как ожидалось. Неширокое, но очень качественное и прямое как луч шоссе проложено по громадной, плоской и пустынной, покрытой реденькой травкой, пойме Инда, потом плавно поднимается на перевал невысокой горной гряды. Шоссе сделано как надо: кюветы и склоны облицованы камнем и плиткой, повороты огорожены длинными рядами аккуратных красных столбиков, среди которых выделяются солидные, массивные тумбы с цифрами километров от Ечэна. Уже больше 1300, однако.
За перевалом открывается ровное, покрытое редкой травой, дно долины еще одной реки, с той стороны, кажется, прямо из травы, растут высокие горы со снежными вершинами, отроги Гималаев. Шоссе поворачивает налево, плавно спускается и бежит, слегка петляя, вдоль левого склона долины, хребта Гандизи, вытянувшемуся параллельно Гималаям. Гора Кайлас, к которой мы едем, принадлежит этому хребту, но до нее еще триста километров. В долине светит солнце, ходят гряды влажных облаков, серые пряди дождей и метелей, маленькие смерчики и радуги.
Этого шоссе два года назад не было и в помине, была разбитая проселочная колея еще хуже той, по которой приехали в Али. Асфальт протянулся километров на 50 и закончился у проезда под аркой, увешанной синими плакатами с иероглифами. Дальше началось непрерывное строительство нового шоссе, вдоль которого мы и поехали, петляя по объездным колеям, переезжая вброд бесчисленные ручьи и речки рядом с недостроенными мостами. Тряска, бесконечные съезды с построенных участков на объездные тропы, неровная, рваная езда быстро утомили. При объезде, грузом на крыше зацепили и порвали провод электропередачи, к счастью, вроде бы, не под напряжением.
Стройка велась с китайским масштабом и многолюдством. Рядом с экскаваторами, бульдозерами, грейдерами и самосвалами напоминающими наши КамАЗы, только с огромными кузовами, находилось место ручным тачкам на велосипедного типа колесах со спицами из арматуры, и просто народу с лопатами. Все время попадались лагеря строителей с армейскими палатками и бараками из сырого кирпича. У нашего водителя и бизнесмена всюду в таких поселках были знакомые и интересы, он сигналил, выскакивал, общался, кого-то искал, чего-то узнавал.
Долина постепенно сужалась, превращаясь в ущелье с невысокими склонами, дорога пошла на подъем. Проехали пологий, слабо выраженный перевал с несколькими небольшими озерами и дорога пошла вниз по ущелью, расширяющемуся опять в широкую, ровную долину. На невысокой, но густой и сочной траве по берегам озер впервые в пути увидели большие стада яков и овец. Паслись и несколько лошадей. Местность определенно становилась более пригодной для жизни, мы немного спустились с высокогорной пустыни в окрестностях Али, стало чуть больше травы и сразу появились тибетцы со стадами. Вот козы бродят около палатки, а вот такое же стадо выстроено у низенькой загородки, наверно на вечернюю дойку. Пастухи тибетцы ходят неторопливо, в своих шляпах и темных балахонах похожие на марсиан, провожают автобус долгими взглядами без улыбки.
Автобус опять отчаянно сигналит, мы обгоняем пару велотуристов европейцев, мужчину и женщину, велосипеды увешаны рюкзаками.
Остановка в Менси. Два года назад команда почти неделю жила здесь, собираясь для прохождения Сатледжа. Большой, глиняный и с плоскими крышами, очень беспорядочно построенный поселок. За два года он изменился, некоторые глинобитные кварталы снесены и заменены такими же новыми, знакомую по прошлому походу хорошую уйгурскую забегаловку найти не удается, обедаем вместе со всеми пассажирами в китайской. Дверь в кухню открыта, в железной плите ревут паяльные лампы, море огня, кипит чего-то в масле и молодой повар мелко режет овощи. Подали каждому по большой порции салата из свежих помидоров и огурцов по 20 юаней, что дорого, и одну порцию жареного сала на всех. Ковыряем палочками, не жалуемся, есть хочется.
Садимся в автобус, вечереет. К тому же небо заволокла синяя туча, подсвеченная садящимся в горы солнцем, идет несильный дождь, мочит пыль. Вскоре пересекаем глубокий овраг, по которому течет Сатледж, переезжаем его по довольно большому мосту, опять поднимаемся на равнину. Солнце, садясь за Гималаи, проглядывает сквозь тучи, подсвечивает землю и облака красным. Равнина огромная, горные хребты расходятся далеко. Долго едем по полотну строящейся дороги, вся проезжая часть покрыта еще не разровненными кучами грунта, остается узкий проезд для одной машины, и тот, естественно, оказывается закрытым, стоит огромный трейлер с катком в кузове, не объехать. Водитель бегает, суетится, потом достает из багажника две лопаты. Надо сгрести несколько кубометров грунта. Хватает работы и водителю, и русским туристам, и китайской армии в лице двух солдатиков, едущих в автобусе. Работаем, меняясь, и освобождаем путь быстро.
Уже совсем темно, когда впереди слева появляются огоньки Дарчена. В свете фар блестит в темноте речка, брод, водитель, слегка поколебавшись, отчаянно дает по газам, автобус влетает в реку и… застревает задними колесами в неглубокой яме, отчаянные рывки назад, вперед – не выбраться. В автобусе стон и хохот. Надо разуваться, выходить. Холодный ветер, вода ледяная, камни острые. Смеясь и ругаясь китайцы и тибетцы, русские и японцы выходят в свете фар на низкий щебенистый берег. Женщин выносим на спинах, некоторые идут сами.
Облегченный автобус так же не может вырваться, попытки разноязыкой команды под наше «раз, два, взяли!» приводят только к тому, что ноги от холодной воды онемели почти до потери чувствительности. К тому же суетящийся и непрерывно звонящий по мобильному водитель хватает мои шлепанцы.
Пассажиры собираются, дрожа от холода, на каменистой отмели, освещенной фарами. Приносим гитару и устраиваем концерт. Народ собирается в кружок, от холода пританцовывая. Исполняем «Подмосковные вечера», китайцы пытаются подпевать. Поначалу это весело, но скоро холод становится невыносимым, не до шуток. Народ по одному вброд возвращается в автобус, одевают, кто чего может. Я совершенно не чую ног и начинаю искать у себя симптомы воспаления легких.
Навстречу нам брод пересекают два армейских грузовика, почему-то не останавливаются помочь, исчезают в темноте под наши негодующие вопли. Проезжают два джипа, та же картина. Наконец появляется, сияя фарами и изгибаясь в сочленениях огромный желтый китайский «кировец» с кабиной на уровне второго этажа. Выясняется, что нет троса. Трактор, взвыв, разворачивается по речке и исчезает в темноте, через полчаса появляется опять, с тросом, и наконец автобус на берегу.
Дарчен, два часа ночи. Темень кромешная. Автобус в узкой щели между двумя абсолютно темными, длинными строениями. Сбрасываем вещи с крыши автобуса, вынимаем из багажника два совершенно мокрых рюкзака, в одном – вещи Арсения, в другом – продукты на вторую часть похода. Автобус уходит, пассажиры куда-то исчезают, мы одни в этом безжизненном проулке. Лают и воют собаки, в свете фонариков, при которых одеваем на себя все, что можно, посверкивают их осторожные глаза. Сельвачев с Борисовым уходят на поиски ночлега. Появляются наши попутчики японцы, тоже замерзшие и бесприютные. Павел и Илья успевают собрать свои велосипеды, я даже не пытаюсь.
Приходят квартирьеры. Хорошая, новая гостиница есть, идти надо по темноте через весь поселок. Идем в две ходки, вещей много. Идем по темным переулкам, проплывают длинные стены одноэтажных домов и ряды окон. Переходим по досточке шумящий в темноте ручей, белый гермомешок падает с велосипеда и пытается уплыть в темноту по течению, ловим
Гостиница действительно большая и новая, за высоким забором с воротами обширный двор, на нем ряды одноэтажных бараков с пристроенными стеклянными галереями, в них выходят двери номеров, в номерах по три – четыре – пять широких коек с толстыми ватными одеялами и твердыми подушками, полы, выложенные темной плиткой, прикрыты ковриками, потолки облицованы белым пенопластом. Света нет, дают свечи. Удобства на улице. Тазики и китайские термоса с кипятком в наличии. Скромно, но жить можно. Спать хочется безумно, не раздеваясь валюсь на койку, натягиваю в темноте одеяло и ухожу в сон.

День 10 (15.09.06). Дарчен.

Проснулся рано. Сон был удивительно крепким и спокойным. После беготни босиком по ледяной воде никаких признаков простуд и воспалений. Вышел во двор, завернул за угол гостиничного барака и перед собой, в распадке меж двух холмов увидел знакомую по фотографиям белую треугольную вершину Кайласа.
Японцы-соседи, по слухам, уже вышли в горы. Главарь их сказал, что рассчитывает пробыть здесь месяц и сделать 13 кор.
Мы же начинаем заниматься спасением промоченных вчера в багажнике автобуса продуктов. В продуктовом рюкзаке промокло все, что не было герметично упаковано. У нас продукты разложены по дням, на каждый день свой пакет, обмотанный скотчем. Теперь все это приходится резать, в гостиничный тазик, поставленный в середине номера, летят подмоченные сухари, конфеты, сухофрукты и печенье.
Днем приходили две тибетки с охапками сделанных в центральном Китае дешевых «тибетских» сувениров, ничего нам не всучили, долго смотрели за нашей работой и заразительно смеялись.
После полудня вышел на галерею возиться с забарахлившим суппортом велосипеда. Ярко светило солнце, сильный ветер с шумом обтекал гостиницу, хлопал дверьми и форточками, врывался в разбитые фрамуги и гонял по галерее тугие волны горного воздуха, трепля развешанные на веревках вещи Арсения. Впереди и чуть ниже, у подножья холма, на котором стоит Дарчен, начинается равнина Барка в несколько десятков километров шириной, названная по одноименному поселку неподалеку отсюда. За равниной, кажется сразу и близко, на самом деле в ста километрах, за холмами и большим, размером с Москву, невидимым отсюда озером Манасаровар – громада горы Гурла-Мандхата, 7600 метров, неравнобокий конус, гора как бы лежит на боку на равнине, вытянувшись к ней отрогами и складками. Облака живут вокруг Гурлы своей жизнью, иногда набегают плотной толпой, закрывая вершину, и не понятно, где облако, где снег склонов, как будто не гора, а грозовая туча громоздится над невысокими холмами, при в общем солнечном и чистом небе. Правее Гурлы видна темно-синяя полоска озера Ракшас, за ним и правее, когда нет облаков, горизонт закрывает сверкающая пила Гималаев, выделяются семитысячники Nanda Devi и Kamet. Это уже Индия. Левее Гурлы тоже Гималаи, Непал. Стык границ Индии и Непала с нашей, китайской, находится как раз за Гурлой, на ее южном склоне.
Равнина, примыкающая к Дарчену, испещрена сверкающими ниточками рек. В одной из них вчера ночью мы застряли. Тянуться желтые ниточки дорог, по ним, посверкивая под солнцем стеклами, чуть заметно перемещаются соринки машин. Видны скопления еле заметных черных точек – стада яков. Рядом, еле заметные, желтые и коричневые на желто-зеленом фоне, квадратики строений.
Опробуя велосипед, я спустился по разбитой грунтовке из поселка на равнину, проехал мимо стоящей у дороге палатки. В нескольких километрах виднелся синий указатель на пересечении дороги из Дарчена с Западно-Тибетским трактом, по которому сюда приехали.
Возвращаясь обратно, лучше рассмотрел поселок. Он был не так уж мал. Сновали машины по нескольким разбитым улицам. Через центр протекала заваленная мусором речка. Левее нашей гостиницы строились еще несколько таких же, вероятно в расчете на скорые времена, когда будут построены хорошие дороги.
В галерее гостиницы Илья по-английски общался с семейной парой европейцев примерно моих лет. Оказывается, это те самые велотуристы, которых обогнали вчера. Они голландцы, едут своим ходом из Пакистана в Непал. Люди просто живут в дороге. В Непале рассчитывают на несколько месяцев остановиться, заработать денег преподаванием языка и маунтбайкинга. Черт, что б я так жил!
Велосипеды голландцев мы не видим, они в недрах гостиницы. Илья с голландцем долго и глубокомысленно обсуждают наши айдолы, а потом подходят к моему. «Вот настоящий велосипед для путешествий!» - смеется голландец. Действительно, ломаться у меня почти нечему, что сломалось – покупается на любой китайской толкучке.
Вечером пошли в тибетское заведение неподалеку от места ночной выгрузки из автобуса. Железная длинная печка посередине с железной трубой, уходящей в обтянутой расписной материей потолок. Перед буддисткой иконой в углу горит лампада. Лавки по стенам, вдоль них – низкие столы. Управляются в заведении муж и жена, довольно молодые, женщина, пока готовилась за ширмой на кухоньке заказанная лапша, потчевала нас чесумой из термоса. Кроме нас здесь сидели и пили пиво несколько китайцев, в одном я узнал пассажира нашего вчерашнего автобуса. На улице постукивал генератор и в такт ему мигал телевизор с китайским шоу. Ни слова не понятно, но суть зрелища, в общем, ясна. Уровень примерно тот же, что и у нас, только лица ведущих и участников китайские.
Идем в гостиницу ночью. Тарахтят хором десятки генераторов, лают собаки. Млечный путь светится так, что кажется реально освещает путь наш. На равнине вспыхивают и гаснут неподвижные и перемещающиеся огоньки, видно, что равнина не пустыня, полна движением и жизнью.
До глубокой ночи занимаемся сборами в завтрашний поход вокруг Кайласа, сортировкой вещей, решаем, что берем с собой, что оставляем в гостинице под присмотром персонала, вроде об этом договорились.

День 11 (16.09.06). Кора, 1-й день. Тарбоча. Монастырь Чуку.

Подъем в 9.00. Погода переменная, не холодно. Собираем окончательно рюкзаки, пьем чай с подмоченными продуктами, относим оставляемые в гостинце вещи и велосипеды в пахнущую мышами, заваленную бельем подсобку, которую нам открывает одна из до крайности миниатюрных девушек – работниц гостиницы. Рюкзаки кое-как влезают, но велосипеды приходится бросать в открытом тупиковом коридорчике, в который выходит дверь подсобки. Девушка знаками показывает, что велосипеды хорошо бы связать тросиковым замком, что и делаем, а так же накрываем их велочехлами, дабы не соблазнять лишний раз аборигенов.
Выходим. Поднимаемся по склону холма, на котором расположен Дарчен, влево по пологой, пыльной проселочной дороге, постепенно превращающуюся в утоптанную тропу, местами пересеченную свежими промоинами. Идем быстро, гуськом, никто особо не отстает. Воздуха ощутимо не хватает, но терпеть можно.
Тропа постепенно втягивается вправо, в открывающуюся долину речки Лха-чу. Здесь, так называемая, точка «первого простирания», т.е. куча расписанных тибетским рунами камней, флаги с мантрами и разбросанные шляпы, ботинки, куртки и прочее старье, очевидно, в жертвенных целях.
Открывающаяся долина не лишена торжественности и величия. Как исполинский коридор ведет она в горы, как в некое здание, впереди и справа угадываются знакомые по фотографиям гладкие, своеобразной формы коричневые скалы «постамента» Кайласа, а скоро появляется и господствует над окрестностью заснеженная пирамида его вершины. Дно долины, что, видимо характерно для Тибета, широкое и в целом очень ровное, и по нему петляет рукавами мелкая, каменистая речка. Стены долины, видимо, сложены из рыхлых пород, и тропа часто поднимается на их осыпи.
Скоро тропа пересекается с автомобильной проселочной колеей, идущей из Дарчена. Гудит мотор, мимо в клубах пыли проносится грузовик, над кабиной орнамент из двух «правых» свастик по краям, лежащего полумесяца и над ним Солнца в центре и странных, ромбических фигур из пересекающихся прямых между ними.
Примерно через полтора часа пути от Дарчена подходим к огромному, метров 20 высотой, деревянному столбу с золотым шаром наверху. Столб называется Тарбоча, укреплен растяжками-цепями. На десятках веревок, натянутых так же в виде растяжек, тысячи больших, с газетный лист, разноцветных флагов с мантрами и изображениями Будды, слаженно и грозно рокочут под постоянным и сильным ветром, дующим в долине с равнины.
Говорят, есть приметы, связанные с наблюдаемым наклоном столба относительно видимой за ней вершиной Кайласа, однако, не имея теодолита, мы не смогли определить качество своей кармы, диагностируемое Горой, и просто решили, что все у нас будет по умолчанию, как всегда, т.е. всего понемножку.
За столбом, из правого склона долины, выдается прямоугольный скальный уступ с плоской вершиной, несколько десятков метров высотой. Там, наверху, кладбище 70 махасидхов, индуистских святых, похороненных в некие неизвестные мне времена по зороастрийскому обычаю, т.е. тела их были расчленены и скормлены птицам. Кстати, вот и они, летают над нами, несколько достаточно крупных и явно хищных. Пытаюсь их снять на видео, но мешает Солнце и высоко они.
Поднимаемся к махасидхам. Плоскогорье огорожено подобием проволочного заграждения. Голая скальная поверхность усажена горками, пирамидами, стенками и прочими сооружениями из расписанными мантрами красноватых камней. Здесь же крутится горизонтальное ветряное колесо явно современной постройки, на основание из железной печки установленное, на подшипнике вращающееся и перемешивающее в основании, как видно, если открыть печную дверцу, ворох полуистлевших бумажек с мантрами.
С края махасидхского утеса я увидел в долине, недалеко от столба, поближе к реке, большой лагерь из одинаковых, поставленных рядами желтых, конических палаток, и еще двух, красных палаток, стоящих на некотором удалении. Несколько находящихся тут же белых джипов и грузовик явно говорили о наличии в желтых и красных палатках граждан из цивилизованных и богатых стран, намеревающихся совершить Кору с максимально возможным комфортом. Один из этих граждан, типичный такой, седой, в очках, в кепке с длинным козырьком, с тяжелой челюстью и дорогим фотоаппаратом, бродил вокруг наших вещей и искоса, с интересом поглядывал на нас. По виду типичный немец. Что, впоследствии, и подтвердилось.
Рядом с лагерем супостатов стояла ступа, сооружение вроде небольшой часовни, со сквозным отверстием в виде арки, символизирующем начало Коры или завершение уже пройденного круга, т.е. что-то вроде счетчика оборотов. Мы все семеро, как идиоты, пролезли по очереди с рюкзаками в это отверстие, сфотографировались, и отправились наконец в дальний нелегкий путь.
Еще со скалы махасидхов мы увидели впереди, высоко на склоне другого берега долины темное прямоугольное здание с окошками в несколько этажей – монастырь Чуку. Ровная тропа по плоскому дну долины быстро привела к украшенному растяжками с разноцветными флагами, мосту через речку, за которым начинался подъем к монастырю. А на нашем берегу у тропы стояло несколько построек из сырого кирпича, какое-то подобие небольшого парника, в котором, на куче песка, выращивали редис, и несколько больших, грязно-белых армейского типа палаток, из труб, выходящих из их пологов, шел ароматный, кизячный дым. На одном из сараев спутниковая тарелка. Рядом с сараем гелиоустановка, пара изящных, складных параболических зеркал, примерно по квадратному метру каждое, нагревали расположенный в фокусе на трубчатой ферме большой алюминиевый чайник. Рядом с другим сараем на земле, возле кучи сухого навоза, валялась клетчатая темно-синяя солнечная батарея, рядом заряжался через преобразователь автомобильный аккумулятор. Стая тибетских собак, мохнатых, с черными спинами и коричневыми животами и ногами, бегала и вяло дралась между собой на дороге рядом. Одна из собак, с небольшим красным пушистым галстуком вместо ошейника, что, кажется, означает, что животное совершило Кору, исправляя повреждения кармы, опрометчиво сделанные в предыдущем воплощении, подошла к СБ и, понюхав, задумчиво пометила ее.
А рядом, у палатки, семейство тибетцев, мужчины в ковбойских шляпах, женщины в подбитых мехом халатах, некоторые с малыми с детьми, сидящими в рюкзаках за спиной, спешивались с небольших гнедых коренастых лошадок.
У раскрытого парника с редиской мы сделали небольшой перекур с перекусом. Любопытные тибетцы и тибетки, молодые и старики, приходили к нам, садились рядом на землю и смотрели на странных паломников. А один старик, больной, еле ковыляющий, приходил, что-то бормоча, и показывал на больной глаз, прося, видимо, лекарства. Но что мы могли сделать для него? Дали печенье и конфету, старик поковылял с ними назад к своим палаткам.
Мы оставили Илью сторожить вещи и пошли налегке в монастырь Чуку. Подъем был очень крут, каменист и извилист, и не надо забывать, что это происходило на высоте без малого 5 км, этого никогда нельзя забывать в Тибете.
Вот, наконец, монастырь. Высокое, грубое каменное крыльцо без перил ведет к запертой двери в первом здании. Никто не открывает на стук. Идем дальше, вглубь комплекса монастырских построек проникаем через романтическую щель между скалой и задней стеной здания, попадаем во внутренний двор. Лает собака со склона над двором, дует ветер, «говорят» перетянутые через двор флаги. Заходим в другое здание. Там один служитель, по одежде мне не понять - монах или кто еще, и мальчик лет шести. Горят десятки больших свечей, от них – тепло. Вдоль левой стены библиотека – стеллажи с огромными пачками бумажных листов в переплетах, каждая в своей ячейке. А вот икона, на которой изображено буддистское божество с тигриным хвостом и уходящим в бесконечность вертикальным вихрем жестоких ликов, окаймленных ослепительным пламенем, и ряд падающих с его правой руки в бездну обнаженных фигурок грешников, числом кажется, 8.
Вот огонь большой свечи перед иконой.
Тихо, мерно в сумерках у правой стены звучит гонг, это Сергей ударяет по нему специальной колотушкой. И – тишина, только потрескивают свечи да глухо гудит снаружи ветер.
Выходим из этой давящей и беспокоящей тишины. Солнце, ветер, флаги, горы. Пробираемся по склону от монастыря чуть выше и дальше, до нависающего над долиной громадного камня. С него до вершины Кайласа, кажется, рукой подать, вот она, через ущелье слева вверху. Внизу палаточный «гестхаус» для паломников, мостик, вправо долина уходит в сияющий солнцем золотисто-голубой простор равнины Барка.
Из монастыря иду последним, думаю, чего бы еще такого снять на камеру. Во дворе детские голоса, два мальчика, один, кажется, тот, что был со служителем, и другой, постарше. Играют. Увидев, что я снимаю, младший начинает показывать серию фигур и упражнений с палкой, что-то вроде ушу, плавно перемещаясь, приближается, останавливается, улыбается в камеру. Даю ему юань, не знаю, прав ли, можно ли давать послушникам деньги, помимо монастырского «общака».
Спускаюсь вниз. Навстречу по тропе к монастырю поднимаются туристы, кажется, китайцы, из центральных районов или из-за границы. Китайские туристы пока еще составляют сравнительно небольшую часть из идущих Кору, но, вероятно, скоро это соотношение изменится.
Еще от монастыря замечаю быстро идущих по тропе Коры группу тибетских паломников, человек 7. Идут быстро, мужчины в шляпах и фиолетовых балахонах, с самодельными котомками, в рваных китайских военных кедах защитной окраски, идут, звеня колокольчиками. Быстро проходят мимо нас. Группу сопровождают пара собак черно-коричневой тибетской окраски, одна – с красной повязкой на шее. Таких групп мы будем видеть еще очень много всю дорогу. Кажется, осуществляется разделение полов – женщины ходят своими компаниями. Однако, мне кажется, я видел и смешанные группы, впрочем это могло быть и случайное смешение на маршруте при обгоне одной группы другою, или у них можно ходить семьями? Не знаю.
- Таши деле! – улыбаясь обугленными от горного ультрафиолета лицами приветствуют они нас. Некоторые в темных очках, но редко. Некоторые женщины, что помоложе, в повязках на лице от пыли и солнца, видны только черные глаза.
- Таши деле! – отвечаем мы, тоже пытаясь улыбаться. Я так и не понял, означает ли по-тибетски это просто приветствие, или как-то связано именно с перемещениями по многочисленным местным корам?
Снова идем по тропе, паломники впереди, Кайлас смотрит на нас сверху, со скал ущелья с обоих сторон спадают тонкие струи двух водопадов. Вечереет, ветер в спину с равнины все сильнее и холоднее, поэтому, когда видим у речки, чуть выше уровня воды, гладкую травянистую терраску, решаем остановиться. Ставим палатки, для кухни сооружаем ветрозащитную каменную стенку. Примуса новые, не опробованные, пока изучаются инструкции на вражеском языке, пока, наконец, закипает первая вода в походной скороварке – уже темно и очень холодно.
Едим субликашу с сублимясом при неживом свете налобных светодиодных фонариков. Не хватает костра. Очень медленно, но затихает ледяной ветер. На небе крупные, мохнатые тибетские звезды окружают темный контур Кайласа, смещенное, непривычное расположение созвездий, двойной Млечный Путь.
Всю ночь в душной палатке, кашляя и просыпаясь от ощущаемой организмом нехватки воздуха, я слышу шум речки, вздохи налетающего на тент ветра. И всю ночь по тропе мимо нашего лагеря, при свете фонариков, под звон тибетских колокольчиков - идут и идут паломники.

День 12 (17.09.06). Кора, 2-й день

Под утро ветер стих, термометр показал 5 градусов мороза. Заглянувшее в ущелье с безоблачного, густо-синего неба Солнце быстро согрело нас.
Пока завтракали и собирали лагерь, по тропе по одиночке и группами шли паломники и туристы. Встраиваемся в этот поток и мы. Выходим не торопясь, не одновременно, каждый в своем темпе, группа далеко растягивается по тропе.
Обгоняю двух немцев, мужчину и женщину средних лет. Здороваемся, общаемся. Они из вчерашнего лагеря с желтыми палатками в начале ущелья.
Минут через 40 справа открывается широкая поляна вплоть до основания Кайласа, между двух утесов хорошо видна западная стена вершины. У тропы пирамида раскрашенных камней, на нескольких шестах, вбитых в грунт, полощутся флаги.
С этого места в утесе, который правее, хорошо видна широкая, несколько десятков метров, неглубокая, трапецеидальной формы ниша, известная в мулдашевском опусе как ворота в Шамбалу. На взгляд ничего особенного, обычная выщерблина в скале. Я не геолог, но по-моему горные породы в Тибете все больше слоистые, рыхлые, осадочные, просто они подняты на огромную высоту геологической катастрофой, ударом Индии с юга, почти моментально, за несколько миллионов лет, и процессы осыпания и обрушения в самом разгаре, оттого такие причудливые формы порой у гор – молодые они!
Сельвачев, Сергей Смирнов и Арсений переобуваются в ботинки и кошки, намереваясь, если получится, по быстрому добраться до Шамбалы по глубокому кулуару в склоне горы и оттуда по уступу у подножья вертикальной стены. Задача оставшихся на тропе сидеть и наблюдать, и по возможности запечатлеть на фото-видео, как по нашим друзьям шарахнет мулдашевская охранная система - лазер с противоположного склона ущелья. А пока одеваемся потеплее. От утренней тишины и тепла не осталось следа, дует сильный холодный ветер, вершину Кайласа то и дело закрывают стремительные серые облака. Какое-то время даже начинает лететь снежная крупа, правда не долго.
А люди по тропе все идут и идут. Тибетцы, индусы, европейцы. Последние постепенно собираются около нас небольшой группой, фотографируют Кайлас или отдыхают. Среди них узнаю нескольких немцев, которых видел вчера у начала коры. Обращает на себя внимание высокий, худой европеец лет 50-и, с желтой повязкой на голове. С ним, как и с прочими, пытаемся объясняться на дикарском английском, как вдруг он говорит: «А можно по-русски? Я, вообще-то, чех.»
Йозеф говорит по-русски почти без акцента, лишь иногда не сразу вспоминая нужные слова. Вместе со всеми европейцами он приехал сюда из Непала на наемном джипе, а до этого бродил по Пакистану, перешел перевал 6000 м (он целует кончики пальцев – такой красивый был перевал!), отсюда собирается в Пекин и самолетом в Европу, домой.
Довольно быстро возвращаются наши горники, подгоняемые зарядами снега. На этот раз дальше ближайшего кулуара пройти не удалось, требуются веревки и много времени. Другой раз.
Интернациональная толпа валит по тропе дальше. Снежных облаков, скрывающих вершину Кайласа, будто не было, опять синее небо, солнце, тепло, почти жарко. На осыпи начинаются невысокие, но крутые, извилистые подъемчики, здесь приходится немного отдохнуть, восстанавливая сбившееся дыхание. Немцы присаживаются неподалеку. Через несколько минут все опять встаем. «Go! Go!» - подгоняем друг друга на межплеменном языке.
Выходим на довольно ровную травянистую террасу. Впереди грязно-белые армейские палатки, пахнет дымом кизяка, пасутся яки. На другой стороне долины маленький отсюда на фоне красноватых обрывов домик с крылечком - монастырь Дира-Пак.
В палатке и вокруг нее вавилонское столпотворение. Заходим. Палатка длинная, метров 15-20, сшита из нескольких. Вдоль стен застеленные лавки, низкие столики. Слева от входа стойка с напитками, в центре длиннейшая железная печка с трубой прямо сквозь тент.
Садимся у входа, получаем термос с чесумой. Впрочем, не чесумой единой, можно взять и пиво, пьем по глоточку. Мимо ходят немцы, пытаются нас сфотографировать. В глубине палатки в толпе вижу чеха Йозефа. Встречаем японца из четверки, с которыми ехали из Каргалыка – он бежит уже 3-й круг коры!
Идем дальше. Пересекаем вброд довольно большую речку, стекающую с ледников Кайласа – он здесь совсем близко, виден верх по речной долине. Два красавца яка, черный и белый, пасутся на относительно густой травке слегка заболоченного берега.
Еще немного, и впереди деревянный мостик через Лха-чу, длинный, украшенный флажками. Тропа переходит, так как по этой стороне реки осыпь из громадных каменных блоков. Практически сразу за мостом начинается непрерывный подъем на перевал Дролма-Ла, но мы круто сворачиваем вправо, и перейдя обратно вброд Лха-чу и ее приток оказываемся в живописной долине, с юга ограниченной длинной скальной дугой отрога Кайласа, несколько напоминающей формой параболическое зеркало гелиоустановок, на которых тибетцы кипятят воду в чайниках. Сама же гора справа совсем близко, массивно возвышается над Долиной Смерти, так называется это место в мулдашевском опусе. С ледника у подножья «Зеркала Царя Ямы» бежит речка, на ровной травянистой мягкой полянке на ее берегу разбиваем лагерь. Как всегда под вечер сильный ветер, поэтому свою палатку ставим в ветровой тени огромного камня, и здесь же организуем кухню. Ребята ставят свои палатки чуть ближе к речке, недалеко от двух прямоугольных желтоватых глыб – «камней-псов»
Здесь будет дневка.
По наклонной черте тропы на дальнем склоне долины проходят груженые яки, слышны колокольчики и голоса.
Быстро стемнело, ветер не унимается. Итак воздуха не хватает, а в темной, маленькой душной палатке хоть караул кричи – заснуть невозможно. Тяжело и грустно, дом вспоминается, многое вспоминается в такие ночи. А потом по тенту зашуршала снежная крупа, и, почти сразу, где-то в стороне монастыря или тибетского палаточного лагеря горестно завыли собаки.

День 13 (18.09.06). Кора, 3-й день. Дневка в Долине Смерти. Монастырь Дира-Пак

Только заснул под утро, как дежурные разбудили. Вылез из палатки. Солнце. На земле быстро тает тонкий слой ночного снега.
Сегодня четверка горников собирается подняться по леднику, стекающему в нашу уютную Долину Смерти, к подножию Зеркала Ямы, и дальше, вдоль стены основной части горы, через перевал пройти в соседнюю долину. Для хождения по леднику нужны кошки, у нас с Павлом кошек нет, мы просто хотим проводить товарищей, насколько хватит сил залезть по примыкающей к леднику осыпи, погулять, поснимать на фото и видео, потом вернуться в лагерь и вторую половину дня посвятить монастырю Дира-Пак.
Идем вверх по долине. Речка за ночь покрылась белым, хрупким узорчатым льдом. Вода упала, и видно, как она журчит в пустотах под кружевом льдинок. Солнце греет все сильнее и льдинки со звоном ломаются и падают в воду. Несколько раз приходится переходить поток и испытывать качество гортекса приобретенных перед походом ботинок. Качество на высоте, ноги сухие.
Подходим к леднику. Мощные ручьи вытекают из под него, стекают сверху красивыми водопадами. Пока ребята одевают кошки, набираю сколько могу высоту по правой осыпи. Много не получается, несколько десятков метров, осыпь очень живая. Сверху видно, что ледник ровный, присыпан камушками и песком и по нему в обозримой части вполне можно было идти без кошек. Но уж поздно, наша четверка построилась в колонну по одному и энергично работая палками, давно исчезла наверху, за белым гребнем ледника. Потихоньку спускаюсь к ручью. Павел занялся фотографированием, а я получил возможность полчаса просто сидеть на камне, слушать шум воды и смотреть, как мимо вершины Кайласа летят облака.
Не торопясь, фотографируя, возвращаемся в лагерь. Сегодня наше с Павлом дежурство, но обед надо готовить только для двоих, Илья спит а у горников сухой паек.
Пока разбирались с тремя разнообразно барахлящими бензиновыми горелками, налетела туча и посыпалась то ли крупная снежная крупа, то ли мелкий град. Здесь ничего страшного, но я посматриваю на гору, она еле видна сквозь массу летящего снега, как там наши?
Десять минут и тучи как не было. Снова солнце.
Идем вниз по речке, к монастырю. Идем до вчерашнего длинного деревянного моста, украшенного флагами, ничего не переходя вброд, осыпь из громадных глыб, моренный вынос ледника, оставляет у речки по левому берегу вполне приличный проход.
От моста до монастыря по прямой километра два, однако приходится отклониться вправо, что бы перейти еще одну довольно большую реку по еще одному мосту.
Вблизи монастырь и прилегающие постройки совсем не малы. Здесь целый комплекс строений и служб, теплицы, сараи со стройматериалами и дровами, и над всем этим грубые, переходящие одна в другую, прямоугольные коробки красноватого оттенка здания монастыря на склоне горы. Рядом, на этом же склоне, целое антенное поле перетяжек с флагами, будто гигантский паук раскинул сеть.
Каменная лестница в монастырь без перил, она подчеркнуто высока, крута и неудобна, ступеньки высокие, узкие, грубые, с острыми кромками.
Наверху лестницы, перед входом в молельное помещение, что-то вроде крытой террасы. Дверь во внутрь открыта, там чернота, озаряемая светом плошек, мерные удары гонга, низкий горловой голос монаха, короткие восклицания и фразы.
Входим. Кажется, здесь поменьше горящих плошек, чем в монастыре Чуку, и библиотека поменьше. Перед лавной иконой картонная коробка для пожертвований, там довольно много бумажных юаней, мы добавляем один от себя. Монах в темноте у стены справа глубоко вздыхает, что-то печально бормочет на выдохе, как бы глубоко задумавшись, ударяет в гонг.
Слева от иконы небольшая лестница наверх и дверь, вероятно там живут монахи.
Кто-то грустно, шмыгает носом. Оглядываюсь. Мальчик лет десяти сидит на возвышении для всяких молитвенных принадлежностей в центре комнаты, сидит с краешку, по-детски изогнувшись, печально уставился на желтую страницу толстенной рукописи.
С крыльца идеальный вид на Кайлас, долина напротив открывает его почти полностью. У входа в долину видны тибетские палатки, в которых вчера обедали. Кстати, горники должны выйти из этой же долины. И действительно, на обратном пути в бинокль обнаруживаем сильно растянувшуюся по тропе нашу четверку. В лагере собираемся почти одновременно.
Ребята измучены, но довольны. Прошли два перевала и обнаружили несомненные подтверждения слухам о существовании так называемой внутренней коры, маршрута на высоте более 5000 метров по вплотную примыкающим к центральной части Кайласа ледникам и перевалам. Судя по обнаруженным предметам из серебра, ходят сакральными тропами индуисты. Как эти бедолаги без снаряжения туда забираются непонятно.
Пока разговаривали, опять, как днем, со стороны Кайласа налетела туча и пошел снег. Нижняя часть долины, еще освещенная солнцем, на глазах погружается в снежный туман. Кухня в глубокой щели под огромным камнем, но снег и ветер добираются и сюда, дежурить сегодня холодно и плохо. Спасают накидки на примуса из стеклоткани, без них, наверное, ничего бы не вскипело. Ветер стих, но только для того, что бы перемениться на противоположный, он дует снизу долины и камень над кухней теперь совсем не спасает. Наступила ночь, снег лепит и лепит и конца ему не видно. А завтра тяжелейший переход, 33 километра до Дарчена с перевалом 5630 метров.

День 14 (19.09.06). Кора, 4-й день. Перевал Дролма-Ла. Возвращение в Дарчен.

Снег шел всю ночь, шуршал, стекая струйками с тента палатки. Было душно, что-то снилось, я просыпался среди ночи, долго сидел, дышал, слушал шум ветра и шелест снега.
Будильник разбудил чуть свет. Одел теплые и сухие ботинки, предусмотрительно спрятанные в палатке с вечера. Вышел. Жить вполне можно. Не холодно. Снег идет, но не сильный, сугробов нет, несколько сантиметров на земле, не больше. С невидимой отсюда в сумерках и снежной мгле тропы звенят колокольчики и слышны голоса тибетцев, похоже непогода на них не повлияла, продолжали идти всю ночь.
Оба примуса работали хорошо, завтрак из трех блюд приготовили быстро. Народ энергично собрал палатки и рюкзаки. На тропу стали выходить напрямую, по камням через речку и вверх по осыпи.
На тропе ветер, снег, крутой каменистый подъем. Сразу встречаем группу тибетцев.
- Таши деле!
- Таши деле!
В основном женщины, некоторые с детьми в мешках за спиной. Дети в меховых шапках ушанках, так что из содержимого мешка видно только любопытные глаза. Женщины разного возраста, молодые, и неопределенного, и на вид – старухи, впрочем, старухи вполне могут оказаться моложе меня, в горах стареют быстро.
Одеты пестро, но основа одежды – темно-малиновый, побитый овчиной балахон. На головах шляпы или меховые шапки. Кто без детей вещи несет за спиной тоже в бесформенных, из чего попало сделанных мешках. Обуты в рваные китайские кроссовки или в китайские же армейские кеды.
Настрой у нас пока еще боевой, тибетских теток оставляем позади, впрочем, незаметно их стремление с нами соревноваться.
Тропа постепенно поворачивая влево входит в боковую, более узкую долину, подъем становится менее крутым, снег прекращается и выглядывает солнце. Облака еще остаются позади и внизу в долине, но у нас – яркое солнце и снег на земле, так что даже немного болят глаза от попадающих сбоку очков солнечных зайчиков.
Мы на пологом каменистом склоне, который буквально заставлен всяческой формы турами и сооружениями из камня. На камнях надписи, руны, и человеческой рукой нанесенные, и, как утверждается, самопроявленные, странные белые значки и фигурки. Множество камней «одеты» в паломничью одежду – майки, кофты.
Проходим мимо отдыхающей группы тибетских бабок, пахнет потом, овчиной и кизячьим дымом.
- Таши деле!
- Таши деле!
Немного погодя становимся отдыхать и мы перед крутым перевальным взлетом. Тумана нет и видно, сколько людей на тропе, группы тибетцев проходят одна за другой.
- Таши деле!
- Таши деле!
Проходит группа китайских туристов.
- Таши деле!
- Таши деле!
Начинаем подниматься на перевал, тропа петляет мелким серпантином, круто поднимаясь вверх среди глыб осыпи, между некоторых камней протискиваемся с трудом, как здесь идут с тюками яки и лошади?
Впереди идут Сельвачев с Борисовым, пристроился за ними, понимая, что если отстану, один буду подниматься долго. Дыхания хватает, надо выдержать этот темп, не расслабиться и не переусердствовать. Перевала все нет, хотя кажется – вот, вот, за этим бугром, но я знаком с таким эффектом, не смотрю, что впереди, стараюсь только сохранить ритм движения. Поэтому, когда отмеченный плотным скоплением флагов и перетяжек впереди показывается действительно перевал, воспринимаю как должное. Добрался неожиданно легко и быстро. Высота 5630 метров, у Эльбруса – 5642. При желании можно залезть на некрутой левый склон седловины перевала и «сделать» Эльбрус, но что-то не хочется. До Дарчена еще 25 километров, главные трудности впереди.
Справа пропасть, неглубокая, но крутая. На противоположном склоне под каким-то немыслимым углом над пропастью висит небольшой ледничок, не падает.
Сидим на камне, пряча спины от ветра в рюкзаки, ждем отставших. Народ подтягивается. На перевале – небольшая толпа. Группа европейцев ведет профессиональную телесъемку, седоватая европейская тетка лет пятидесяти с очкастым европейским лицом говорит в микрофон на длинном шесте перед камерой и недовольно поглядывает в нашу сторону. Ближе – еще одна группа отдыхает, узнаем среди них одного из наших японских друзей, радостно здороваемся. Выясняется, что он идет уже четвертый круг. Еще надо девять.
Постепенно народ с перевала рассасывается, все уходят вперед, остаемся одни. У ног моих прыгают птички, размером и расцветкой как воробьи, но с розовой грудкой. Низко пролетают абсолютно черные, небольшие вороны с тонкими клювами и голосами как у галок. В стороне ходят вОроны, тоже совершенно черные, размером с хорошего гуся, клювы размером с туристский топорик, тихо солидно между собой переговариваются.
Дорога вниз обрывается крутейшим серпантином среди огромных глыб. Справа внизу на дне пропасти химически зеленеет небольшое озерцо. Известно, что в нем принято купаться, но уж очень ветер холодный, хоть и солнце, да и времени совсем нет.
После первого спуска оказываемся в широком, безжизненном, каменном мешке, тропа скачет по глыбам на дне, под глыбами журчит вода. Горы похожи на друзы исполинских кристаллов, с присыпанными снегом вершинами, кристаллы разрушаются и падают вниз огромными осыпями. На выходе из мешка широкая щель между скалами, и открывается вид далеко и глубоко вниз на залитую солнцем, покрытую травами, длинную долину речки Лхам-чу. Туда еще один крутой, извилистый спуск по выбитой между глыбами осыпи тысячелетней тропе, далеко внизу, под ногами, белые палатки тибетского лагеря, там обязательно есть чесума!

Долина Лхам-чу, как все тибетские долины, широкая, с плоским, как бульдозером выглаженным дном. То ли ледники работали, то ли породы рыхлые такие. Речка мелкая и часто разбивается на протоки. После тибетского лагеря у подножия перевала тропа переходит по островкам на левый берег. Идти не очень просто, почва бугристая, торчат верхушки больших камней. Много ручьев, по берегам их тропа подболочена и заросла короткой густой травой. И все усиливается встречный, южный ветер, забивает нос и перехватывает дыхание, как будто и без него не хватает с дыханием проблем.
Речка потихоньку собирается в одно русло, шумит, хотя все еще мелка и для сплава ни на каких известных нам судах не пригодна.
Торопимся, понимая, что к Дарчену придется добираться в темноте, но каждый идет в свою силу, отряд сильно растягивается. На отдыхе, поджидая отставших, прячусь от ветра за камнем. Ветер шумит, колышутся у ног травинки. На том берегу реки еще один тибетский лагерь, но туда ни моста, ни брода.
Долина очень медленно начинает заворачивать вправо, на юго-запад. Тропа опять переходит на правый берег, речка выросла и перебираемся не без труда, прыгая по крупным камням. На правом берегу начинается утомительный набор высоты, долина расширяется, река петляет среди плодородных по местным понятиям лугов, слабо шумит далеко в стороне и внизу и видна, как с самолета. На берегах видны еще тибетские палатки, пасутся небольшие стада яков. За поворотом юго-западное направление долины открывается полностью и далеко впереди, километров в двенадцати, виден солнечный простор равнины Барка.
Огромный черный як пасется у края тропы, не замечая нас, подходим ближе, он внезапно шарахается и с шумом мчится от нас вниз, в луга. А впереди, справа, чуть в стороне от тропы видны постройки, самые быстрые уже там, снимают рюкзаки.
Заведение непонятное, то ли китайское, то ли тибетское. Пока готовится рис, смотрю, как две евротетки общаются с двумя китайцами, помоложе и постарше. У китайцев вид цивильный, одеты и держаться по городскому. На столе передо мной лежит бесполезный здесь чей-то мобильный, не наш. Рядом, у стены, железный тибетский сундук. Рис готовят две тибетки, пожилая и совсем молоденькая, лет 18, она еще бегает по залу и разливает гостям зеленый чай и воду.
Евротетки расплачиваются с хозяевами, прощаются и уходят, их место занимает подошедший тибетец в шляпе, но внимание китайцев переключается на нас. Оба уверенно говорят по-английски. Рассказывают, что у них бизнес в Урумчи, они недавно приехали оттуда на джипе с шофером, что они постоянно мотаются по делам в Среднюю Азию, в Грузию, в Москву. Младший вдруг говорит по-русски: «Дай покурить, друг!», - и отнимает у Борисова из пачки сигарету.
На тарелке гора риса с традиционно по-китайски не прожаренной картошкой, порезанной «соломкой». Это и так не слишком вкусно, нам же от усталости почти не хочется есть. От мысли же о еще двенадцати километрах ночью по незнакомой тропе до Дарчена просто становится нехорошо.
Пешеходной тропы еще километра три, говорит молодой китаец. Дальше можно по нашей Турайе вызвать их джип из Дарчена, только пусть о цене мы сами с водителем договариваемся. Даем китайцу трубку, он долго и с удовольствием общается. Водитель, по его словам, готов нас встретить и добросить до Дарчена за 700 юаней. Конечно мы устали, но для девяти километров это несусветная для здешних мест цена. Отказываемся, прощаемся с китайцами, уходим. Они приветливо и несколько снисходительно улыбаются нам в след.
Бежим как в сказке про муравья, спешащего домой, но вечер переходит в ночь, темнеет на глазах и тропу почти не видно, а она совсем не становится лучше через три километра. Наоборот, местность все более пересеченная. Пока в свете заката хоть что-то видно, идем друг за другом, след в след. Постепенно все включают налобные фонари. Мы оказываемся на узком карнизе, справа стена, слева обрыв. Карниз местами разрушен промоинами, там, где-то внизу, в темноте, глухо шумит река.
Идем уже полтора часа. Постепенно ночной ветер становится тише и теплее, тропа все же начинает уходить от реки вправо, наконец, когда по GPS до Дарчена остается не более четырех километров, под ногами появляется обещанная добрыми, энергичными и предприимчивыми китайскими бизнесменами дорога.
Двенадцатый час ночи, кромешная темень, только звезды в небе, идем по извилистой грунтовке, которая еще к тому же все время ныряет в овраги. После очередного подъема открываются огни Дарчена, расстояние до них визуально не понятно, приборы показывают километра три. Опять уходим в овраг, после следующего подъема огни становятся ближе, и, боже мой, доносится, наконец, родной и уютный звук тарахтения генераторов и запах – бензина, солярки и горький дым кизяка.
Заваленную бытовыми отходами речку Дарченовку форсируем в лоб, нет сил искать тропу на мост. Как-то ухитряюсь не замочить ног, спасибо ботинкам, не развалились, не намокли и даже мозолей не натерли.
Полночь. Люди, свет, голоса, запахи, автомобили, магазины и отели, ощущение почти столицы. От усталости не сразу находим гостиницу. Сонные гостиничные девушки дают другие номера, не в тех, в которых мы жили. Валюсь на постель не раздеваясь, только снимаю ботинки, пытаюсь забраться под толстое, ватное одеяло, и чернота, проваливаюсь, лечу куда-то по Долине Смерти…

День 15 (20.09.06). Дарчен. Штурм Шамбалы. Ночевка в тибетском лагере

До обеда отсыпаюсь. Тело гудит, но в общем готово к новым приключениям.
В гостинице появилась еще одна русская группа, несколько человек из Екатеринбурга. Приходили к нам знакомиться, сначала Руслан, мужик лет пятидесяти, потом их руководительница, она работает в турагентстве, для их конторы это первый, пробный тур в Тибет. Добирались они обычным путем, на джипах из Непала.
У нас новое, вернее, старое, неоконченное, дело, задание информационного спонсора, КП, снабдившего команду замечательными фирменными футболками и кепками, а главное – именем и возможностью доносить до общественности вести о похождениях, что при некоторой наглости (что у нас есть, то есть!) может реально помочь в организации будущих путешествий, а это серьезно. Спонсору нужны фотографии членов команды с флагом газеты в руках у ворот в мулдашевскую Шамбалу, там где для залета тарелок в основании Кайласа лемурийцы построили сдвижные ворота и поставили охранную систему из боевого лазера на противоположном склоне долины. Напоминаю, что в первый день коры это не удалось из-за недостатка времени и снаряжения. Веревок мы можем взять сейчас больше, а со временем как всегда, беда, время уже послеполуденное, а мы еще не обедали.
На покорение Шамбалы отправляются Шура, Павел, Арсений и я. Юра с Сергеем Смирновым тоже отправляются к Кайласу, посмотреть подходы к южным склонам здесь, недалеко от Дарчена.
Обед получился торопливый и скомканный, в основном из жидкого чая с печеньем в китайской забегаловке. Транспорт для заброски нашли достойный описания, настоящий китайский джип, большой, вместительный, с грузовой платформой, на жесткой и тряской, но прочной подвеске. Водитель с гордостью объявил, что купил этого монстра новым, за 40 000 юаней (около 5000 $), и, кстати, собирается продавать. Вам не надо джип? Загружаем шедевр китайского автопрома, берем с собой все три велосипеда, для быстроты возвращения, для фотографий на фоне Кайласа нашему велосипедному спонсору фирме «Idol Bikes», и просто покататься.
Пока ехали по немилосердно тряской дороге, обсуждали, что будет если при ввозе и растаможке в России попытаться выдать джип за грузовичок, ссылаясь на наличие кузова. Вроде, грузовичкам растаможка дешевле.
Пешая тропа коры идет от Дарчена по холмам, автомобильная сильно южнее, по равнине. При входе в долину Лха-чу они пересекаются, начались знакомые по первому дню коры места. Вот увешанный флагами столб Тарбоча на поляне празднеств, вот ступа с аркой – начало коры, «счетчик» оборотов, а вот высоко на склоне темный прямоугольник здания монастыря Чуку и мостик к нему здесь проезжая дорога кончатся. Выгружаемся. Снизу долины дует очень сильный и неприятно холодный ветер. Сельвачев как безвелосипедный пешеход быстро уходит с рюкзаком вверх по долине к виднеющемуся Кайласу, предполагается, что мы на колесах его догоним и перегоним. Однако, пока укрепили велорюкзаки, разложили вещи, Шура исчез далеко впереди. Мы же, если и ехали быстро, то только на не частых спусках, и то если гладкая тропа. На осыпях и подъемах приходилось спешиваться и катить велосипеды, что было явно медленнее, чем просто пешком без велосипедов.
Когда приехали на место второго простирания перед Кайласом, где несколько дней назад познакомились с чехом Йозефом, Шура уже был там.
Рядом с ним в ложбинке на травке лежали и спокойно спали свернувшись калачиком под ветром две здоровенные тибетские собаки. Черно-желтые, похожие на ротвейлеров, только лохматые. Во всех описаниях тибетские собаки славятся своей свирепостью и умением без причинно набрасываться на прохожих. Павел даже взял ультразвуковой собачий отпугиватель на велосипедную часть похода. К сожалению, он не взял его сейчас. Впрочем, все многочисленные собаки в окрестностях Дарчена на редкость ленивые и миролюбивые твари. Может, они описаний не читали? Эти спали, не поднимая головы, как будто нас тут не было.
На сей раз восходители решили идти не через глубокое скалистое ущелье слева, как прошлый раз, а напрямую, в лоб, по крутым осыпям и скалистым откосам, воспользовавшись несколькими небольшими кулуарами в основании горы, отсюда они кажутся небольшими трещинами. Веревки необходимы, равно как и техника владения, у восходителей она в наличии, все трое опытные спелеологи. Я же буду смотреть, сторожить, фотографировать и ждать здесь, у тропы. План хорош, но нехорош сегодня ветер! Небольшая веревка белых флажков, натянутая на деревянные столбики здесь, в точке простирания, ревет и рвется на ветру, а что - там?
Уходят. Пристраиваю фотоаппарат на один из небольших каменных туров, кладу под него мягкий мешок с вещами, что бы не дрожали руки, снимать придется на пределе дальности.
Пока ребята подходят к основанию Кайласа и поднимаются на первую осыпь, смотрю и пытаюсь понять и запомнить «устройство» горы. Кайлас – гора как бы двухступенчатая, она больше чем на километр выступает над общим пяти с чем-то километровым уровнем вершин хребта Гандизи. Однако и цоколь горы, не выступающий над окрестными горами по высоте, нетривиален. Это гладкая, темно-коричневая скала, кое-где с трещинами, разломами и выщерблинами типа нашей двери в Шамбалу, таких дверей много, если присмотреться. Венчают цоколь остроконечные, несколько зловеще изогнутые коричневые утесы, похожие на рога или когти. Четырехгранная пирамида вершины Кайласа парит далеко и высоко за утесами, сверкает льдом или закрывается облаками где-то там, как что-то не земное, не от мира сего.
Небольшой снежный заряд налетел, затуманил гору, и опять сильный ветер, серое, рваное небо.
В бинокль, видоискатель камеры и фотоаппарата я следил за нашими. Они долго поднимались по осыпи, шли по ее верхней кромке влево вверх, потом в трещине между горой и отколовшейся глыбой в несколько десятков метров вешали веревки и поднимались на следующий ярус наклонной поверхности основания горы. Наконец появились на гладком каменном склоне и медленно направились вправо, к врезавшемуся в склон длинному узкому кулуару, выходящему к стыку склона с вертикальной стеной, на этом же стыке, в стене зияла дыра ворот в Шамбалу, в двухстах метров вправо от кулуара. Как я понимал, эти крайние двести метров вдоль стены по скользкой наклонной скале и будут самыми трудными, учитывая ветер и неумолимо надвигающуюся ночь.
Когда мы ехали по тропе, поразило ее малолюдство по сравнению с тем, что было несколько дней назад, мы почти никого не встретили, несколько туземцев. Вероятно, европейцы, как и мы тогда, разумно все выходили утром. Но я уже знал, что тибетцы в кору выходят по какому-то своему расписанию, идут небольшими группами весь день, с утра до ночи, а многие при любой погоде и ночью, мы слышали их колокольчики. И сейчас я убедился, что малолюдство тропы было кажущимся, тибетцы шли и шли весь вечер группами человек в 5 -7, приблизительно по одной группе в полчаса, как будто их выпускал диспетчер. Просто мы попали в «зазор» между группами и двигались в ту же сторону.
С моего места на тропе хорошо был виден вход в долину в районе Тарбочи и махасидхов. Группа появлялась на тропе далеко-далеко, еле заметно движущейся серой черточкой. Вот они исчезают за осыпью, вот появляются на осыпи и уже можно различить невооруженным взглядом отдельных людей, уходят вниз и появляются на соседнем гребне уже совсем близко, и вот поднимаются ко мне.
- Таши деле!
- Таши деле!
И исчезают за поворотом, а у входа в долину на тропе уже ползет следующая черточка.
На время прохождения паломников я старался прекращать наблюдение и съемки, дабы не привлекать внимания любопытных и религиозных туземцев. Реакция их на известие о попытке белых варваров залезть на любимый Кайлас была не вполне предсказуема. Поэтому я просто ходил туда-сюда, от холода постепенно одевая все, что с собой было, включая дождевое пончо, и сокрушенно поглядывал на небо, где кажется собирался очередной снежный заряд. Самое обидное, на равнине была хорошая погода, по крайней мере, солнечная. Было видно ясное небо, солнце садилось к далеким Гималаям за равниной. Ветер дул оттуда, и было видно, как невидимые воздушные реки, попав в нашу долину, вскипали серыми, подсвеченным снизу розовым облаками, и чем ближе к нам с Кайласом они подлетали, тем становились гуще, а, поравнявшись, каждое второе облако начинало сыпать снежной крупой.
В сумерках появилась одинокая паломница, тибетка лет тридцати, впрочем, я уже говорил, возраст здесь определять трудно. Помолилась на гору методом последовательного прикладывания сложенных ладоней ко лбу, к лицу, к груди и далее, простерлась, поднялась, и вместо того, что бы бодро шагать к перевалу Дролма-Ла, пошла ко мне, просительно глядя и недвусмысленно держа в руках бумажку в 5 юаней. Что-то в бабе было цыганское, нагловатое, для местных женщин скорее нетипичное, эти любопытны, но не назойливы, в местах же не испорченных китайцами и туристами, как говорят, просто визжат от страха при виде белых демонов. И даже нищие: постоят несколько минут и уйдут. А эта не уходила.
Несколько юаней, которые я мог ей дать, лежали у меня в одной пачке с долларами, отложенными на возвращение домой. И не хотелось видом этого несметного богатства смущать души бедных туземцев на ночной горной дороге.
На русском, английском и руками я показывал ей раз за разом, что денег нет и не будет, деньги в Дарчене (Дарчен! - говорил ей, показывая пересчитываемые купюры пальцами), однако настырная баба упорно показывала на рюкзаки и хитро улыбалась. И вдруг сама руками полезла в ближайший рюкзак. Допускать этого было никак нельзя, я дал ей по рукам и слега оттолкнул. Давно не видел женского взгляда, наполненного такой восхитительной ненавистью. Но к ненависти добавлялось еще и сильнейшее недоумение, она изо всех сил вглядывалась, точно пыталась увидеть что-то, в наличии чего была уверена и теперь злобно и недоуменно пыталась понять, в чем ошиблась. Вероятно она никак не могла понять мою сущность, что я тут делаю с кучей вещей один ночью. Потом она пробормотала что-то, повернулась и быстро пошла к перевалу в сгущающиеся сумерки.
Ветер не стихал. Солнце для меня уже село, но последние лучи еще буквально бежали по вершинам гор. И в этом свете я в бинокль вдруг увидел чью-то страшно далекую фигуру, кажется, Сельвачева, на половине пути между верхним устьем кулуара и воротами. И в ту же минуту солнце село и там, пришла ночная тень и я больше не видел ничего кроме черного облачного неба и черных контуров утесов. И вдруг между утесами образовался просвет в облаках, и я увидел далекую вершину Кайласа, ослепительно сияющую льдом в лучах Солнца, как будто там был день, и свет оттуда точно прожектором освещал мою ночь. А потом все на глазах покраснело и поблекло, набежали облака, и стало совсем темно.
Я одел налобный фонарик и продолжал ходить под ветром и снегом, туго соображая замерзшими мозгами, что дальше делать. Палатку мы не взяли, но у меня был, как всегда, кусок полиэтилена, из которого можно было сделать дождевой тент на тропе, за камнем. Однако когда я посветил туда, то увидел своих двух соседей собак, о которых к тому времени забыл, они стояли и голодно и задумчиво смотрели на меня, а глаза в свете фонаря светились розовыми точками. Устраивать ночлег мне расхотелось, к тому же как ни замерз, но сообразил, что это неправильно и надо по любому дожидаться наших и светить им фонарем. Поэтому я взял палку от флагов, грозно показал ее собакам и продолжал ходить туда – суда с фонарем на лбу, поглядывая на гору. Довольно скоро я увидел три фонарика, они быстро перемещались налево, к расщелине, по которой поднимались на веревках. Мы посигналили друг другу. Стало веселее. Вспомнил, что есть «Турайя», спутниковый телефон. Достал, послал несколько смсок домой, получил ответ.
Дул ветер, в свете фонаря трещали, вытягиваясь, белые флажки, пролетали снежинки. Фонарики на горе сгрудились в одном месте, и на фоне летящих снежинок иногда казалось, что быстро двигаются вдоль горы и вниз, а иногда – нет. Я ходил и думал, как далеко нас занесло, и сколько еще придется проехать, и как буду выбираться в сторону дома. О многом думалось, в том числе о рациях, почему не взяли, ведь есть же у многих дома. Не помню, сколько прошло времени, но вдруг я увидел, что фонарики на черном когтистом фоне горы быстро движутся, и не только относительно снежинок. Минут через пятнадцать ребята были здесь. Против ожидания не уставшие и замерзшие, а бодрые и нахальные. До Шамбалы не дошли 100 метров, помешала ночь. Следующий раз дойдут обязательно. Долго не могли найти в темноте место, где крепили веревки, несколько раз начинали спускаться не туда. А так все нормально!
Как много могут вместить одни сутки. Вчерашнее возвращение в Дарчен казалось было так давно, предстоящее – не очень пугало. Дойдем и доедем. Впрочем, кому-то пришла разумная мысль, мы собрались, но пошли с велосипедами не в Дарчен, а к перевалу, и скоро были у знакомого палаточного лагеря тибетцев, что напротив монастыря Дира-пак. Собака глухо залаяли за палатками, внутри же была сонная тишина, но не долго. Истошные крики «открывай!» и хлопанье по брезенту переполошили хозяев и ночевавших паломников. Долго не хотели пускать. Потом, все-таки пустили, внутри палатки включилась тусклая электрическая лампочка от автомобильного аккумулятора.
Позже выяснилось, что не хотели пускать еще по одной причине. В палатке видели наши огни на Кайласе и были слегка перепуганы. Не знаю, чего они опасались, может были причины и обстоятельства, о которых мы не знаем, но для тибетцев было явным облегчением узнать, что с фонариками по горе бегали всего лишь мы.
Велосипеды опутали тросами и оставили их снаружи. Внутри увидели хозяев, муж и жена, лет по тридцать. Несколько паломников спали на лавках вдоль стен, укрытые пестрыми одеялами. В щели брезентовой двери и в дыры стен задувал ночной ветер, но в палатке было ощутимо тепло от длинной железной печки в центре. Свежей еды не было, но был кипяток в термосах и здоровенные коробки китайских бичпакетов – лапши быстрого приготовления. Я открывал негнущимися пальцами пакетики с приправами и выливал и высыпал их в лапшу. Пакетиков было много, не меньше пяти, и ощущая крепкий запах специй, начал слегка беспокоиться, как оказалось – не зря. Вообще-то я терпимо отношусь к острой еде, но это был просто лисий яд. Есть было нужно, но половину продукта пришлось выкинуть, у меня просто онемел язык и потерял чувствительность.
По палатке скользнула легкая тень, серо-белый пушистый котенок пересек помещение, пробежал по столам и скамейкам, играя, как бы между прочим приближая свою игру к нам. Котенка поймали, погладили, почесали сытое брюшко, животинка видимо была так тронута непривычно гуманным отношением к себе, что не хотела от нас отходить.
Уже который раз в походе доходим до такого состояния, что валимся спать не раздеваясь. Я даже плаща не снял, так разморило печное тепло. Смутно помню, как хозяйка укрывала меня засаленным красным ватным одеялом. Погасили свет. Немного погодя по одеялу пробежали легкие когтистые лапки, котейко протиснулся в щель между мной и стенкой палатки и затих. Я погладил его, он лизнул мне палец. И я заснул.

День 16 (21.09.06). Возвращение в гостиницу. Мулдашевцы.

Проснулись поздно. Паломники давно ушли нарезать круги вокруг Кайласа, в палатке только хозяева. Ветер тише, денек серый, но сухой и не холодный. Котенка нет со мной, посмотрел – сидит, бедолага, привязанный за шею на веревке около своего блюдечка с молоком. Хозяева объясняют – прыгал по койкам, мешал гостям спать.
Чесума.
Прощаемся с хозяевами, кажется, по-доброму. Впрочем, заплатили за ночлег и бичпакеты прилично.
Сельвачев уходит пешком, рассчитывая поймать транспорт на въезде в долину. У нас еще есть дело – фотографировать велосипеды на фоне Кайласа. Там, где я их ждал ночью, лучше всего, Кайлас во всей красе.
Занимаемся рекламным материалом довольно долго. Пока снимаемся, проходит группа тибетцев, делаем несколько хороших снимков с ними.
Ну, теперь вниз. Едем быстро и весело. И навык появился езды по местным тропам, и отдохнули, и настрой хороший. Навстречу идут люди, много, десятки людей!
- Таши деле!
- Таши деле!
Народ слегка обалдевает, а потом радостно приветствует, видя нашу скатывающуюся с Кайласа тройку. Попадаются знакомые. Вот голландка-велосипедистка, просит остановиться, что бы сфотографировать нас, а где ее муж? Интересно…
- Таши деле!
- Таши деле!
Вот женщина лет сорока, крепкая, здоровая, румяная, идет вверх одна с рюкзаком и палочкой. «Не понимаю по-русски!»,- говорит почти без акцента, смеется, когда узнает, откуда мы. Она из Ванкувера, Канада.
Отряд человек двадцать, прекрасно экипированный, идут колонной, дисциплинированно, чуть ли не в ногу. Швейцарцы!
- Таши деле!
- Таши деле!
А вот и наши уральцы, со своей мужественной предводительницей. Привет Екатеринбургу, Миассу, и Снежинску!
- Таши деле!
- Таши деле!
И – никого. Выскочили из долины. Тропа коры осталась на холмах слева. Надо было ехать по ней. Впереди дорога, по равнине, только какая равнина? Через целую систему холмов и оврагов проходит извилистая грунтовка. На подъемах опять немеют ноги и одышка, дурнота. Иду пешком. Неожиданный упадок сил, еле еду. Здоровый бугай Арсений исчез впереди, Павла позади тоже не видно, или поехал другой дорогой, или фотографирует. Еду один. Совсем не так близко до Дарчена. Проезжаю мимо целого поля строящихся гостиниц типа нашей, въезжаю на грязные, кишащие жизнью, торговлей, машинами и туристами улочки поселка. Черт, опять засмотрелся, пропустил поворот на нашу гостиницу, приходится поворачивать обратно.
Павел появляется через час, уже хотели ехать искать. Та же история, дурнота, упадок сил. Как мы поедем вдоль Сатледжа?
В гостинице еще одна русская группа, по стеклянной галерее разносятся отечественные голоса. Народ из разных регионов, есть с Украины. Приехали из Непала на джипах. Группа, кажется, матерых мулдашевцев. Руководительница, видная девица, ходит, загадочно улыбается. На нас набросился с видом заговорщика мужичок. Все Гималайские горы, мимо которых они ехали, это же явные пирамиды! Ну, ладно, одна, две, но все! Это же ж не спроста!
С мулдашевцами не спорят. Боюсь, скоро начнем бегать от соотечественников. Но чертов Мулдашев! Свихнуть мозги такому количеству обывателей! Самому что ли почитать?
Вечером осваиваем очередное тибетское заведение. Садимся вокруг стола в задней темной комнате, за соседним столом жутко подозрительная компания азартно режется в маджонг. Сидят в шляпах, надвинутых на лоб, курят, рожи бандитские. Столик деревянный, видимо, специальный, для игры, по углам особые выдвижные ящички.
Привыкнув к потемкам, Сельвачев в одном из злодеев узнает своего давнего приятеля Пин Дзо, начальника местной полиции, бравшего их два года назад за попытку нелегального перехода границы с Индией. Завтра у нас с ним деловая встреча по поводу одной поездки, но сейчас он делает вид, что нас не замечает и занят игрой.

День 17 (22.09.06). Дарчен.

Утром отсыпались, встали поздно.
Днем делегация в составе Сельвачева и Ильи отправилась в офис Пин Дзо и договорились о заброске нашей велосипедной тройки в монастырь Гуругем и организации интервью для КП у местного медицинского ламы.
После обеда в ресторанчике ланчжоусской школы купили у хозяина заведения несколько часов машинного времени его бензинового электрогенератора (дорого!) и штаб экспедиции временно переехал туда. Мотор тарахтит, заряжается электроника: Турайя и инмарсатовский спутниковый модем, два КПК и ноутбук, Юра и Арсений диктуют свои дневники Илье, тот набирает текст. Я даже не пытаюсь соваться к технике со своими заметками, хотя воодушевленный общим порывом пошел в гостиницу, по пути прихватив бутылку неплохого пива «Лхаса», и тоже занялся записью походных впечатлений в тетрадку, вручную. Писать надо, потому что подробности, к сожалению, стираются в памяти на глазах.
Незаметно подкралось время ужина. Его мы провели в содрогающейся на ветру китайской стекляшке, семейная чета владельцев которой делает очень неплохие пельмени. Медленно, правда. Если не торопитесь, рекомендую. Вполне хорошие пельмешки.
Около стекляшки приткнулся трехколесный грузовичок. Обычный грузовичок, кабина, кузов тонны на полторы. Только переднее колесо как у огромного грузового мотороллера. Потом трехколесные машины нам попадались не раз, и микроавтобусы, это довольно распространенный жанр в Китае. Интересно, какой в нем смысл? Легче и дешевле?
Вечер и часть ночи ушли на разборку велосипедов и укладку велорюкзаков.

День 18 (23.09.06). Отъезд в Гуругем. Интервью с Ламой. Начало велопутешествия вдоль Сэтледжа. Пещерный город Чунлунг.

Пин Дзо приехал на шикарном полицейском джипе «Тойота», с гербами и мигалкой в ширину крыши. Мы все семеро встали рано и давно ждем, но полиция не спешит, завтракает, заправляет машину.
Хороша машина джип «Тойота», но весь багаж не вместила, тибетцы мой упакованный в дерюгу велосипед вяжут к запаске сзади машины. Тибетцев трое: сам Пин Дзо, его зам и переводчик с английского на тибетский Нима, совсем еще молодой парнишка, и водитель, в очках и тибетской шляпе.
Погода тихая и ясная, Гурла в облаках, Гималаи, напротив, видны как никогда хорошо.
Спускаемся на равнину и выезжаем на тракт поворачиваем направо, к Менси.
Хороша полицейская машина джип «Тойота», по разбитому тракту идет 80 км в час, чуть подрагивает.
Слева, через дорогу мчится огромная, с шикарным хвостом лиса, проскакивает перед машиной метрах в пятидесяти. Недалеко трусят несколько тибетских антилоп, видны высокие, тонкие рога.
Проезд под арку и начинается строка, съезды и объезды, техника и землекопы. Слева новый участок Гималаев, громадная гора неправдоподобно высоко выступает над белым кристаллическим хаосом.
Переезжаем Сатледж и его приток.
Менси. Закупаем в магазинчике воду, сворачиваем с тракта на Али и едем вдоль местной речки, скоро она впадает в Сатледж, едем вдоль него.
За слиянием вдоль Сатледжа появляются хорошие луга, стада яков, лошади, в большом поселении тибетцы возятся у стогов светло-желтого сена, распихивают его по мешкам и везут на маленьких тракторах. Что за трава идет на сено не знаю, ячмень вроде здесь не растет.
Через несколько километров Гуругем. Проезжаем мимо монастырских стен с рядами молитвенных барабанов вдоль, въезжаем во внутренний дворик поселения из нескольких жилых бараков.
Долина Сатледжа здесь ограничена высокими, красноватыми глинисто-галечными обрывами, они далеко отстоят от реки, когда-то река их пропилила и ушла. Монастырь и поселок находятся на низкой, песчаной пойме, а в ближайшем обрыве как будто хоббитский поселок, стены, окна, лестницы, галереи, следы копоти от труб. Здесь и живет главный медицинский лама Тибета с трудно произносимым именем Гелонг Тензинг Вангдраг. Излишне говорить, что обрыв как паутиной оплетен веревками с флагами.
К подножию обрыва по крутой подъем по тропинке, потом винтовая лестница, грубо выдолбленная в рыхлой породе. На площадках лестницы хозяйственный мусор, какие-то двери.
Выходим на узкую и длинную, во весь обрыв, открытую галерею с перилами. Перед маленькой дверью в стене небольшая площадка. Здесь сидят несколько человек, женщины в темном. За дверью слышны голоса. Солнце, флаги, глина и старое дерево перил, маленький мирок, каждый сантиметр которого обжит веками. Вспоминается детство, точно мальчишки, играя в войну, вырыли этот пещерный городок.
Ламе 80 лет, он принимает посетителей три часа в день, остальное время медитирует. Нас ему представили как корреспондентов российской газеты с вопросами от читателей. Вопросы, на мой взгляд, идиотские, наиболее одиозные вычеркнули еще тибетские полицейские (иногда цензура полезна).
Наша очередь. Покупаем у служителей по десять юаней три кусочка белой, прозрачной, похожей на стеклоткань, материи, из такой делают флаги с мантрами. Это подарок ламе, слегка замаскированная форма подаяния. Разуваемся. Предупреждают, что там очень тесно. Сначала входят Пин Дзо и Нима, потом они впускают Илью, он проходит вглубь комнаты, и наконец мы с Павлом.
Лама сидит в позе лотоса прямо перед входом, у маленького окошка двойной рамой в наружной стене пещеры, нас от него отделяет низкое возвышение, вроде столика.
У ламы необычайно умное и живое лицо. Он улыбается. Широко разнесенные глаза внимательные, пронизывающие и все понимающие. Голова заметно заострена книзу, разнесенные глаза – это делает его слегка похожим на пришельца из фантастических фильмов.
С каждым вошедшим лама поздоровался за руку каким-то особым пожатием, как будто со старым знакомым, с которым помимо общего есть и какое-то свое, личное дело, при этом внимательно и дружелюбно смотрит в глаза..
Дарим материю, кладем их на столик перед ламой, садимся, Илья справа, в глубине комнаты, оба полицейских на коленях перед ламой, мы с Павлом за ними, тоже на коленях, на чем-то мягком, у самой двери.
Илья задает первый вопрос по-английски. Все вопросы с заранее согласованы, в основном на предмет отсутствия политики, но полицейские все равно некоторое время обсуждают вопрос между собой и столько потом задают ламе.
Лама начинает отвечать энергично, серьезно и заинтересованно, жаль мы не знаем тибетского. При входе Паша включил в кармане диктофон в КПК, только что потом с этой записью делать? Видеосъемку нам не разрешили. Нима переводит с тибетского на английский для Ильи, тот делает вид, что понимает, впрочем в переводе Нима ответы укорачиваются и принимают самый общий характер. Суть понятна, но теряются детали.
Я не вникаю в вопросы, смотрю на ламу, на обстановку в пещере, стараюсь запомнить, это трудно, очень в пещере много всего, мозг не воспринимает эту пестроту непривычного, выхватывает знакомое.
Лама в малиновом халате и белой врачебной шапочке. На стене за ним большой, ветхий бумажный плакат с изображениями буддистских божеств. У правой руки на полке лежит буддистская вертушка на палочке. У моей левой руки, при входе, маленькая чугунная китайская печка украшенная иероглифами, труба уходит в подкопченный потолок. Маленький тазик и молоток для разбивания угля. Тазик и совок для золы. Над нашими головами свисает на проводе с потолка простая электрическая лампочка без абажура.
Справа помещение уходит вглубь в сумрак пещеры. Размер его определить сложно, настолько комната заставлена вещами. Позади ламы вглубь комнату уходят полки библиотеки, такие же как в монастырях, только поменьше, и кажется, кроме книг там лежат мешочки с лекарствами.
По обе стороны от двери на стенах фотографии из жизни ламы. Лама во дворе монастыря с какими-то деятелями на фоне своей скалы. Лама и монахи. Лама и дети. А вот большое помещение, кумач знамен, президиум и лама в нем, и уже хочется ехидно спросить: «А может Вы, отец, партейный?», но надпись по-английски объясняет, что мы видим собрание, по посвященное открытию школы тибетской медицины и астрологии в районе Кайласа (в Дарчене?).
Полицейские по просьбе ламы достали из шкафчика немного сухого изюма, все взяли по горсточке. Илье лама пощупал пульс на обоих руках, посмотрел в глаза. Илья признан очень здоровым человеком.
Мне осмотр не нужен, в тот момент я тоже ощущаю себя очень здоровым человеком, и секрет моего здоровья абсолютно очевиден нам с ламой. По крайней мере, когда лама прощался с нами крепким сухим стариковским рукопожатием, он улыбнулся и, кажется, слегка подмигнул мне. А может, не только мне, а может, показалось.
Выходим в дверь задом, не поворачиваясь к старику спиной. На галерее шумят флаги. Спускаемся. В тибетской закусочной во дворе, где оставили машину, с полицейскими пьем чесуму, обсуждаем визит. Рассчитываемся за доставку, разгружаем машину. На чехле, в котором позади трясся мой велосипед, сантиметровый слой пыли, но, поломок, к счастью, нет, хорошо привязали.
Полиция уезжает, остаемся во дворике лицом к лицу с его населением, в основном тибетскими женщинами и их очень любопытными детьми, в разнообразной по цвету однообразно грязной одежонке. При их деятельном участии около кучи сухого кизяка собираем велосипеды и рюкзаки. Надо сказать, что дети достаточно воспитанные и не беспредельничают. Особенно мне понравился мальчишка лет восьми в синем грязном костюмчике, так уж он был счастлив, что ему позволили крутить велосипедные колеса.
Ну, вроде все. Прощаемся с тибетцами, мой мальчишка грустно смотрит вслед, скучно здесь, должно быть. Женщина поднимает забытый кусок веревки, догоняет, отдает. За весь поход по причине аборигенов у нас, по-моему, не пропало ни одной вещи.
Чунлунг – пещерный город в таких же обрывах над Сатледжем в пятнадцати километрах отсюда. Там же минеральные источники. Это первая цель нашей велоэкспедиции. Несколько сот метров по некрутому подъему от Гуругема приводят к ожидаемому, но все равно неприятному выводу: ехать трудно. Встречный ветер, камни и вязкий песок на дороге, но главное – нехватка дыхания даже на небольших подъемах, противная дурнота и слабость в ногах.
По окраинам поселка, мимо глинобитных сараев со спутниковыми тарелками на крышах, съезжаем с горки к реке. Здесь мост, новый, бетонный, капитальный, флаги в ассортименте. У моста большой китайский джип, похоже сломанный. Одну пассажирку тошнит.
За мостом дорога проложена по левому берегу Сатледжа, в узком, с крутыми стенами, не очень глубоком ущелье. Дорога в нескольких местах перекрыта свежими завалами и, по-моему, в данный момент непроезжая. Я перебирался на пониженной передаче через завал и порвал две спицы на заднем колесе, теперь небольшая восьмерка, шина трется по раме, чинить некогда, надо ехать.
Тем не менее видно, что дорогу чинят, много свежепостроенных бетонных мостиков через ручьи.
На галечной отмели Сатледжа первый привал. Пока закипает на примусе вода, смотрю на быстротекущую, зеленоватую реку. Она в этом месте достаточно велика и абсолютно пригодна для сплава на чем угодно. Два года назад в это же время года Сельвачев со товарищи начинали сплав где-то здесь.
Дует ветер, но на солнце тепло. Сатледж течет. Настроение умиротворенное. Ехать не очень хочется. Но надо.
Через несколько километров каньончик заканчивается, открывается широкая долина, по дну шумит река, а дорога уходит в холмы влево и вверх. За левым поворотом долина становится еще шире, с холма впереди внизу видно скопище длинных тибетских построек, современный поселок Чунлунг, неожиданно большой если вспомнить качество единственной ведущей к нему дороги.
Ветер все сильнее и холоднее, на чистом синем небе Солнце буквально на глазах падает к горизонту. В поселке военная часть, есть административные строения, но народу на улицах странно мало. Под «таши деле» немногочисленных обывателей проезжаем за поселок, из последних сил одолеваем подъем, впереди уже видны красноватые дырчатые скалы пещерного города на другом берегу реки, конечно, туча флагов, в том числе на веревках через все ущелье. Пещер много и на нашей стороне реки, в скале из удивительно легкого, как туф, розового пористого известняка. У некоторых пещер хоббичьи фасады и заборчики из камней и сырого кирпича, местами блестят неразбитые стекла, но никакого движения жизни не видно.
К реке спускаемся по неожиданно густой траве прибрежного луга. Пока ставим лагерь, Солнце выключают, ужинаем при свете фонариков и чудовищного количества звезд.

День 19 (24.09.06). От Чунлунга через Гуругем к Тиртхапури.

Утро было ясное, тихое, холодное, но быстро прогреваемое. Мысль о необходимости двигаться вызывает стойкую тошноту, вероятно из-за большой высоты. Хочется просто лежать на траве и ничего не делать. Таковы симптомы горной болезни в наиболее запущенной форме.
Необходимость замены двух спиц на заднем колесе со стороны кассеты привела к разборке храпового механизма. Снять кассету целиком купленным в Али ключом не смогли, только поломали приданный к нему вороток. Разборка и сборка трещотки процесс не быстрый, за это время можно было сходить через виднеющийся в нескольких сотнях метров мост на ту сторону, в пещерный город. Но горная болезнь косила всех, не щадя никого, и решили, что пещерный город виден издали не плохо, а пещеры, они и на нашей стороне есть.
Во время обеда сверху затарахтел мотоциклетный или минитракторный движок, и к нам по травке спустились два молодых туземца, один с глупой улыбкой, другой в черных очках. Не меняя выражения лиц, деловито сели на краю нашего лагеря и стали Смотреть. Мы угостили их московскими белыми сухариками с изюмом, они их не без колебаний съели, от предложений разделить с нами сублимированный обед отказались. За исключением любопытства, которое не порок, аборигены вели себя вежливо и прилично, попросили разрешения посмотреть в видоискатель установленной на треноге видеокамеры, и через час ушли восвояси. Наверху затарахтел, удаляясь, движок
Я захотел сжечь мусор, но не было дров. На берегу нашел след летнего паводка - полосу микроплавника из сухих мелких веточек и мумифицированного овечьего помета. Смесь горела и совсем не плохо. По рассказам наших товарищей, даже в самой высокогорной части Сатледжа при полном видимом отсутствии растительности, кроме редкой травы, всегда можно было найти веточку – другую плавника для небольшого костра.
Ветер после обеда разгулялся, но теперь он был попутным. Под тибетские приветствия мы пролетели поселок, проехали длинный подъем и спуск в долине, проехали каньон с заваленной дорогой, мост, проехали Гуругем, поглядывая на окошки доброго ламы. Дорога стала лучше, но теперь ветер лупил справа в бок, залепляя лессовой пылью глаза и ноздри.
Опять мокрые, плодородные луга вдоль Сатледжа, разделенные на участки проволочными ограждениями. В ворота такого участка выходило большое стадо яков, я поразился еще раз мощи и энергии движения этих черных, коренастых, лохматых и рогатых зверей.
Селяне на тракторах продолжали заготовку кормов.
Дорогу часто пересекают ручьи, их форсируем не спешиваясь.
Усталость накопилась, вернее, никуда не уходила, все время едешь через силу, не легко, не свободно, как после пробега в сотню – другую километров. А тут еще колено разболелось.
Развилка, влево уходит дорога на Менси, а прямо уже видны цветные скалы над минеральными горячими водами источников Тиртхапури.
На лугу на берегу Сатледжа ямы и небольшие штабеля сушащегося сырого кирпича. За одним таким штабелем прячем от ветра примус и палатку.
Садится Солнце. Метрах в ста ниже по течению буржуйский лагерь, ряд одинаковых высоких зеленых палаток, грузовик с крытым кузовом, несколько джипов. Весь вечер там мигают и перемещаются фонарики.

День 20 (25.09.06). Тиртхапури – Менси – Дарчен.

Утром Солнце, двигаться хочется еще меньше, горная болезнь прогрессирует.
Европейцы бродят толпами, фотографируются в обнимку на фоне джипов, потом садятся в них и уезжают. Остаются шерпы с грузовиком, собирают палатки и просто отдыхают от клиентов, не торопятся. Потом уезжают и они. Большая, несуразная машина с фургоном, пародия на КРАЗ, с крокодильи тощим и длинным капотом, тяжело переваливается на дороге и уходит в сторону Менси.
Тихо журчит Сатледж, на том берегу пасется табунок коней, два жеребца, серый и гнедой, встают временами на дыбы и выясняют кто круче. На нашей стороне спокойно и солидно пасутся яки.
К монастырю пешком, ведем велосипеды. Виден парок над ванной источника, бассейн метров 20, вокруг сплошное, на десятки метров, бело-розовое отложение солей. Бассейн обнесен проволокой, из него отведена труба к реке, там строительство, видимо, купальни. У проволоки много тибетцев-паломников в пестрых одеждах, сидят, копают ямки что бы добраться до целебной воды.
Сатледж выше источника проходит через широкое недлинное ущельице, собственно в нем, на правом берегу и расположен весь комплекс монастыря Тиртхапури. Он больше всех монастырей, что мы видели до сих пор, постройки, ступы, чертэны, стены и длиннейшие кучи расписанных мантрами камней занимают небольшую прибрежную гору. Несколько пешеходных дорожек уходят круто вверх. Здесь есть пара своих, маленьких кор, даже с перевалами. Идем по более короткой, велосипеды оставляем у зеленой палатки с интуристами под присмотром их шерпа.
Идем, ищем достопримечательности, описанные в «Lonely Planet». Ступу, где в узком окошке надо выбрать вслепую камень, и по цвету, черному или белому, определить качество своей кармы, не нашли. Яму с «кислой землей», минерализованной, сухой глиной нашли, но пробовать на вкус не стали, не захотелось. Нашли пожертвованную варежку с узорами из тибетских народных свастик. Количество флагов и перетяжек через ущелье тоже превосходит, пожалуй, ранее виденное. На склоне горы целое поле ревет и трепещет огромными белыми расписанными знаменами.
В монастырь у подножия горы попадаем через боковую калитку и хозяйственные дворики с кучами кизяка и солнечными кипятильниками. На двери в главное здание висел амбарный замок, однако пока стояли, появился из сарайчика дедок гражданского, немонашеского вида, отпер двери и пригласил внутрь.
Монастырь как монастырь, огни, иконы, библиотека. Оставили в жертвенной коробке из под обуви по юаню. Купили у дедка по разноцветной зашитой подушечке с фрагментом, вероятно, мантры внутри, за десять юаней, на подарки и на всякий случай, вдруг поможет. В отдельном помещении громадный расписной молельный барабан, покрутили.
Пора в путь. Забираем у буржуев велосипеды, идем по дороге вдоль реки. Шумят флаги. Паломники разъезжаются. По дну неглубокого в этом месте Сатледжа дорожка из каменных плит ведет на другой берег.
От ворот монастыря поворот на Менси можно срезать на пару километров, преодолев высокий пыльный холм справа. Черт нас туда понес, влезли с трудом, стали спускаться, разминувшись с несколькими джипами. После спуска внизу долго ждали Павла. Он появился из-за поворота, помахал руками, опять исчез. Подъехали. Оказывается, потерял одну из складных панелей походной солнечной батарей, укрепленную на велорюкзаке для зарядки ноутбука. Возвращался сколько хватило терпения, но не нашел. Машины проезжали. Местные очень хорошо знают что такое СБ, здесь они в каждом втором дворе, рядом с гелиокипятильниками.
В Менси приехали ранним вечером. Поели в китайской харчевне, поглядывая на включенный телевизор. Начали искать машину. Мальчик лет 17, помогавший чинить джип, порадовал знанием английского. Ради нас он оторвался от дела и побегал по поселку. Машин на улицах много, однако в Дарчен никто не едет. И вдруг со стороны Али вкатился автобус через Дарчен до Пуранга, такой же, на каком и мы десять дней ехали. В автобусе, на наше счастье, были места.
Пока пассажиры кормились, разобрали велосипеды. На гаснущем небе зажглись звезды и молодая луна, мы пили баночное пиво и наблюдали жизнь поселка. Послышались ритмичные крики, взвод солдат пробежал мимо автобуса и исчез за углом. Через десять минут с такими же криками пробежали обратно. Подъехал шикарный джип с генералом рядом с водителем, вышел на улицу молодцеватый солдат водитель, а генерал ушел в соседнее заведение классом повыше, с малиновыми занавесками, туда же раньше прошли несколько буржуйских туристов.
Пассажиры поели и уже сидели в темном автобусе, слабо возмущаясь отсутствием водителя. Появился водитель, погрузили два разобранных велосипеда в багажник, один притащили в салон, в проход, под испуганными взглядами пассажирок. Всем нашлись места, курящие китайцы задымили, и мы поехали по ночной равнине, в Дарчен, домой.
На злосчастном броде водитель остановился, помигал фарами, посмотрел, подумал, взял правее и мы без приключений добрались до ночного Дарчена, с его запахами и стуком движков.
В гостинице поселились в том же бараке.

День 21 (26.09.06). Дарчен, выезд на Манасаровар.

Проснулись поздно. Долго возились, налаживая спутниковый Интернет через КПК, писали письма, я чинил раздавленный вчера при посадке в автобус фонарик. Сходили в пельменную, на обратном пути купили четвертинку того, что называется китайской, водкой, напиток крепостью 35 градусов, попробовать и отметить мой день рождения в полевых условиях.
Павлу поручили найти транспорт до озера Манасаровар, он блестяще выполнил задание, приведя нас к старенькому светло-бежевому джипу с фарами, заклеенными скотчем, но зато с багажником на крыше, к которому хозяин машины, тибетец лет 35-и, с несколько грустным, озабоченным лицом, и его жена, рослая видная из себя тибетка, привязали наши велосипеды.
Пока грузились, Илья разговаривал с подошедшим к нам молодым англичанином с палочкой, который, по его словам, уже несколько недель жил в Дарчене без пермита и спрашивал совета по этому вопросу, но, более, вероятно, просто из желания поболтать.
Тронулись под вечер. Водитель вел не торопясь, внимательно прислушиваясь к звукам и запахам своей колымаги, пару раз он останавливался и вылезал на крышу, проверяя крепление груза. Подъезжая к перекрестку с Западно-Тибетским трактом заглохли, но, к счастью, сумели завестись.
Выехали на тракт. Приличный профиль, но мостов нет, речки вброд. Долина широченная, медленно уползают назад вершины хребтов слева и справа, дорога далеко видна вперед. Темнеет, совсем не так близко до озера Манасаровар, как кажется из Дарчена. Около двадцати км проехали в направлении на Лхасу, в поселке Барка свернули вправо и дорога довольно круто пошла вверх, забираясь в холмы между равниной и озером. Холмы еле заметные по сравнению с исполином Гурлой. Почти совсем стемнело. С перевала далеко сзади видна розовая вершина Кайласа, еле видная горстка огней ниже и левее - Дарчен.
Вниз едем уже в полной темноте. Дорога петляет. Останавливаемся, свет фар упирается в темноту, в угадываемый простор озера. Берег голый, каменистый, дует пронизывающий ветер. Ставить лагерь здесь не хочется, водитель понимает это, говорит про два гестхауса где-то в темноте, рядом. В одном свободных мест нет, в другом, с широким двором, огороженным стеной, нам за 40 юаней с носа находится целая шикарная комната с пятью кроватями и потолком, обитым тканью с тибетскими узорами. Электричества нет, дают свечу, зажигаем фонарики, велосипеды привязываем на улице у двери в комнату. У сдвинутой на середину комнаты тумбочки потихоньку, за разговорами, уговариваем четвертинку под винегрет и ягоды из сублимированных пакетов. Водка напоминает по вкусу подсахаренный ацетон, странные вкусы у китайцев.

День 22 (27.09.06). Первый день вокруг озера, ночевка в дюнах

Спалось хорошо, почти не мучила одышка. Проснулся до восхода, только светлело небо. Озеро, окруженное горами, было тихо и серо, у берега намерз довольно толстый лед, такой, что можно осторожно ходить. А потом, из-за озера и гор, прямо напротив нас выкатилось солнце, красиво пройдя через ворота, выходящие на берег. Начался день. Над кухней из трубы потянуло кизячным дымком. Девицы гостиничные с закрытыми платками лицам засновали по двору по делам.
Видимо, гостиница построена на пожертвования богатых индусов из Европы, таблички с их именами и адресами вделаны в стены.
Завтракаем остатками вчерашнего ужина. Пока собираемся, небольшая толпа любопытных тибетцев, взрослых и детей, наблюдает за процессом, особенно их интересуют наши байки и укрепленные на них приборы. Один из тибетцев, с длинными, до пояса черными волосами, похож на Гойко Митича.
Стартуем довольно рано, озеро объезжаем по часовой стрелке. Сразу от гостиницы начинается крутой подъем на холм, примыкающий к озеру, идем по колеям довольно наезженной дорожки. Ехать на груженых велосипедах в гору нет ни сил, ни желания ни на какой передаче, сразу начинается тошнота и немеют ноги.
На вершине холма традиционная горка расписанных камней. Открывается замечательный вид на озеро, на Гурлу за ним, на крошечные домики гостиницы внизу на берегу, под обрывом. Здесь можно ехать, дорожка относительно гладкая и ровная. К сожалению она довольно быстро уходит по холмам влево, и нам приходится спускаться тропой по крутому склону оврага обратно к озеру. Решаем пройти часть пути непосредственно по берегу, хотя здесь практически нет тропы.
Полдень. Солнце катится по синему небу над Гималаями на юге, ветер еще слабый, волны чистой воды ласково набегают на узенький галечный пляж. Однако вал выброшенных водорослей вдоль уреза воды показывает, что прибой бывает и сильным. Тучи мелких мошек вьются над гниющими водорослями, облепляют одежду, когда останавливаешься. Дальше от воды тянется узкая полоса рыхлого песка, ехать по нему не получается ни на каких шинах и передачах, иногда песок смешивается с глиной, и по этой более плотной естественной дорожке удается проехать несколько десятков метров. Дальше вверх уходит рассеченный оврагами, крутой и высокий глинисто-каменистый склон.
Двигаемся не торопясь, каждый в своем темпе. Илья ушел далеко вперед, Павел как обычно что-то фотографирует сзади, я иду практически наедине с озером. Жаль, очень жаль, что нет у нас времени, хотя бы полдня, что бы спокойно, ни о чем не думая, посидеть на этом солнечном берегу, слушая ветер и волны, глядя на облака над Гималаями и Гурлой. Может раз в жизни попал в такое место, и все равно – бегом, бегом… грустно.
У дороги попадаются кустики какого-то ярко-зеленого, свежего и сочного растения, что странно смотрится на фоне полупустынного, сурового пейзажа. Сорванные листья пахнут резко, но приятно.
Обрыв над нами становится положе и отходит от берега, появляется четко выраженная тропа, потом подходит малоезженая дорога. Слева и спереди открывается уже знакомая нам равнина Барка, за ней хребет Гандизи со снежными вершинами. По равнине течет и впадает в озеро речка, по берегам видны строения из глины. Мы оставляем поселение слева, и подъезжаем к маленькому деревянному пешеходному мостику. Речка под мостом не широкая, но довольно глубокая, крутит водовороты и морщится под уже разгулявшимся к полудню ветром. Мостик перед нами переходят тибетцы-паломники в шляпах, несколько молодых мужчин и мальчик лет десяти. За мостиком широкая, слегка заболоченная низменность, примыкающая к озеру, длинная проволочная изгородь тянется слева, движемся вдоль нее. Ветер в спину, дорога ровная, ехать легко. Однако скоро начинаются маленькие поначалу, заросшие кустарником дюны, которые нагнал в этот угол озерной котловины постоянный послеобеденный ветер. Бугры эти становятся все чаще и выше, но к счастью дорожка переваливает по одному из них через изгородь и уходит по ровному пастбищу к шоссе, издалека видному по пылящим по нему стремительным белым джипам. Ветер в спину такой, что можно не крутить педали, но не бывает так, что бы все хорошо, начинает травить переднее колесо.
На тракте уже ветер сбоку, справа. Довольно часто сзади сигналят, обгоняя, машины. До поселка несколько километров, издалека видно красное китайское знамя над одной из построек. Въезжаем в поселок. В привычное глиняное одноэтажье вклиниваются более солидные постройки: гараж, школа. Привычно определяем хибары, где кормят. В первой, тибетской, хозяевам заниматься с нами откровенно лень. В китайской, рядом, шустрая полноватая китаянка принимает заказ и убегает на кухню, оставляя с нами сына, любопытного и несколько назойливого мальчишку лет семи. Садимся у окна со стеклами, держащимися только на замазке. Стекла дрожат, ветер ломится в комнату с пыльной, солнечной улицы.
Кроме нас за соседним столиком сидят трое иностранцев, австрийцев, как они нам говорят, женщина и двое мужчин. Возможно, мы их видели на Коре вокруг Кайласа, но мои мозги уже не воспринимают это разнообразие новых лиц. Австрийцы заканчивают трапезу и скоро уезжают на джипе по дороге в сторону Лхасы. На их место приходят двое китайских солдатиков в темно-зеленой форме. Готовят нам долго, и я за это время успеваю снять колесо с велосипеда, внести в комнату и поменять камеру, а еды все нет, и у хозяйкиного сына еще остается время и поскакать на моем колесе по комнате, и растопить бумагой стоящую посреди комнаты длинную железную тибетскую печь. Наконец получаем обед с экзотическим салатом из стеблей бамбука, всего как обычно много, и вкусно, но… дорого что-то в этой деревне кормят, после еды начинаем подсчитывать наши юани и решаем воздержаться впредь до возвращения в Дарчен от тибетско-китайского общепита.
Сразу за поселком тракт уходит от озера прямо, а мы поворачиваем налево, по довольно накатанной дороге, и скоро выезжаем на берег озера. Ехать трудно, сильнейший ветер почти в лицо. Озеро пенится барашками, вода у берега взбаламучена и темна от поднятого со дна песка и ила.
Нас обгоняет несколько грузовиков с паломниками. Грузовики украшены свастиками и прочими тибетскими символами, набиты битком вещами и черными, весело что-то нам орущими людьми. Паломники проносятся мимо как черти на шабаш.
Монастырь Сарулунг большой, много построек по берегам впадающей в озеро с Гималаев речки. Мы видим там обогнавшие нас грузовики, паломники устраиваются на ночь, идут к взбаламученному озеру за водой.
Пора подумать и нам о ночлеге. Еще светло и высоко Солнце, но чуть изменился предвечерне его свет и удлинились тени. Но как назло, дорогу после монастыря не пересек еще ни один ручей с водой.
Подъезжаем к широкой, покрытой заросшими кустарником дюнами, долине, дорога уходит вглубь гор, вдали виден мост, но есть ли там вода или нет, неизвестно, а Солнце уже в опасной близости от горизонта и ветер холоднее. Решаем становиться в дюнах, независимо от наличия речной воды, что бы не пропустить это, хоть и весьма относительное, укрытие от ветра.
Воды в русле, как и ожидалось, нет. Становимся среди песчаных бугров. Ветер здесь слабее, но совсем немного, так что палатки ставим с трудом. За водой иду к ревущему недалеко озеру, валы пенятся, короткие, частые, невысокие, но крутые. Озеро шумит, как маленький океан. Мутноватой воды набираю не доходя до волн, в старице. Когда возвращаюсь, между дюн вижу спокойно идущего мимо меня крупного зайца.
Уже совсем холодно, одеваю на себя, все что есть. Ветер не унимается, озеро грохочет в темноте, кажется только яростней. Кое-как на ветру на примусе готовим ужин. За чаем Илья нам читает небольшую лекцию по бурной и кровавой истории Китая в двадцатом веке.
Долго не могу уснуть в палатке, так шумит озеро.

День 23 (28.09.06). Второй день вокруг озера, ночевка у подножия Гурлы.

Насколько здесь плохо вечерами, настолько хорошо по утрам. В полном безветрии Солнце поднимается быстро и согревает подмерзшую за ночь землю. Озеро не шелохнется.
Продолжаем движение в дальний от нас, юго-западный угол озера, к подножию Гурлы. Это кажется совсем рядом, но по карте до поворота берега больше двадцати километров.
Дорога продолжает идти воль берега, вполне приличная, хотя местами тряская из-за булыжников, устают и немеют руки. Сразу у стоянки нас поджидает милая шутка китайских дорожников: мост, построенный на половину, без всяких видимых ограждений на въезде. Высота падения метров 5, с содроганием представляю себе, что б было, если бы ехали ночью.
Монастырь Турго показывается за поворотом берега в нескольких километрах впереди. Монастырь на низком берегу, прямо у воды, дорога проходит в стороне. Подъезжаем, здороваемся с группой европейцев, они уже осмотрели местные достопримечательности и уезжают на двух джипах. Обходим монастырь и мы, все достаточно традиционно. Иконы, плошки, библиотека, на втором этаже, куда попадаем из внутреннего дворика по лестнице на галерею, в низкой темной комнате молодой монах ритмично бьет в гонг. Обращает на себя внимание огромное количество сухого кизяка, собранной в одном из полуподвальных помещений.
Выходим из монастыря на берег. Озеро почти спокойно. На синих пологих волнах кое-где качаются чайки и какие-то утки.
Мимо проходит несколько солдат с лейтенантом, в котором с удивлением узнаем старлея из автобуса, на котором ехали в Дарчен. Он тоже узнает нас, здоровается. Не понятна миссия военных здесь, похоже, что просто пришли в монастырь как экскурсанты, посмотреть.
По всему низкому озерному берегу широко разбрелись тибетские паломники в своих пестрых одеждах, умываются в озере, отдыхают.
От монастыря, судя по карте, основная дорога уходит от озера, что бы обойти Гурлу и соединиться там с трактом на Пуранг. Тропа по западному берегу есть на карте, но где конкретно отходит от дороги и что из себя представляет - непонятно. Поэтому решаем не рисковать и тупо идти вдоль самого берега. Перед нами низменность, и, в общем понятно что нарвемся на ручьи и болотца... так и оказалось. Еле заметная тропа очень скоро потерялась у довольно глубокого ручья, потом нашлась, у следующего потерялась окончательно и мы пошли напролом, по зыбучим и сыпучим пескам, форсируя ручьи и мелкие речки в каменистых бережках. В одной такой речке Илья провалился по колено в песок, и мы решаем слегка отдохнуть. Ветер еще не разошелся, озеро плещется мелкой чистой волной по галечному пляжу. За озером виднеется вершина Кайласа, слева от нас - громада Гурлы. Идея искупаться первой приходит в голову Илье, мы с ужасом смотрим на его заплыв, потом следуем примеру. Вода, конечно, очень холодная, но не ледяная, и хорошо как-то бодрит и освежает. Опять же, мылись, если честно, очень давно.
Юго-западный залив озера и крутой поворот берега на север кажутся теперь совсем близко. Неожиданно слева приходит и тянется вдоль озера приличная дорога, есть надежда, что она доведет нас до конца маршрута. Ветер в лицо, но озеро как намасленное, только колышется и морщится под ним, шторм у других берегов. Видим несколько крошечных, тоненьких деревьев у воды, веточки их увиты тибетскими ленточкам.
Проезжаем поворот на север, ветер теперь сбоку, и все крепче. Опять у меня течет камера, видимо, широкие нокиевские покрышки не вполне плотно сидят на ободах, камера перетирается песком. Остатки монастыря наверху, на склоне, на берегу, высоко от воды, широкая и ровная терраса. Ветер ее продувает насквозь, но другого места мы похоже на берегу не найдем, а с моей камерой далеко не уедешь.
Солнце садится за Гурлой, тени гор, как в ускоренном кино, бегут по берегу.
Палатка с натянутым дугами тентом чуть не улетает из наших с Павлом рук в озеро в процессе установки, все растяжки дополнительно укрепляю камнями. Как обычно, ужин заканчивается в темноте. Ветер ревет и трясет палатку, но мне удается кое-как заснуть.

День 24 (29.09.06). Третий день вокруг озера. Возвращение в Дарчен.

Утром опять занялся ремонтом велосипеда. Кроме пробитой камеры надо менять еще два спицы на заднем колесе, и, что хуже, чинить сломанную у самого основания стойку багажника. Багажник, конечно, у меня не серьезный, брать его в такое путешествие было большим нахальством. Странно, что он столько держался.
Большие, с розовыми крыльями, саранчуки, громко треща, поднимаются над травой то здесь, то там, странно висят на одном месте, как стрекозы. Может у них брачный сезон?
Багажник кое-как фиксирую веревочной скруткой. Только бы доехать, до конца маршрута не более 10 км.
Уже привычное ясное тихое утро. Дорога хорошая, гладкая и ровная, тянется по берегу у самой воды, едем быстро.
Стены и флаги монастыря мелькают наверху, над обрывом. В путеводителе «Lonely Planet» монастырь называется Tsering Mabang. Дорога здесь слегка расширяется в озеро, что-то вроде маленькой стоянки. Наверх ведут несколько извилистых тропинок. Часть помещений монастыря вырублено в обрыве, видны двери, окошки. Из дворика монастыря, открывается вид на озеро. Тут же стоит гелиопечка, монах в малиновом халате жарит на ней в огромной сковороде какие-то овощи, они скворчат и вкусно пахнут. Из товаров, предназначенных для посетителей, флажков с молитвами, ладанок, Паша покупает мешочек с порошком неизвестного назначения.
Сверху, на дороге, у воды Илья живописно отдыхает с нашими велосипедами. Пока мы ходили, по дороге приехал джип и нам навстречу поднимаются какие-то туристы,
Перед Чиу дорога уходит влево, в холмы, едем по тропинке вдоль берега, но скоро опять начинается проезжая дорога. Под скалой, нависающей над узким пляжем, красные куртки немцев, приехали на джипах, солидно обозревают окрестности. У них несколько отвисают челюсти, когда они видят нас, так и хочется их поприветствовать «хенде хох! нихт шизен!»
Вот серо-желтые стены гостиницы, которую мы покинули позавчера.
Дорога от озера на Дарчен взбирается на высокий бугор, ехать не хочется. Однако машин в сторону Дарчена что-то не видно. Немцы поедут только завтра.
Идем в поселок. Он не так мал, несколько небольших улиц. Работает бетономешалка, большая бригада строителей возводит жилой дом или гостиницу. Пара небольших грузовичков не улице тоже не оправдывают надежд. А ехать надо срочно, мы уже опаздываем на день относительно назначенного срока.
Делать нечего, придется одолеть еще километров 15 с набором высоты несколько сот метров.
Речка, вытекающая из Манасаровара к Ракшасу, удивительно маловодна. Это очень странно при том количестве немаленьких рек, впадающих в озеро. Неужели, все испаряется? тогда почему вода не соленая? или есть подземный сток?
Размышляя над этим, переезжаем глубокий овраг, по которому течет речка, и начинаем набирать высоту. Ветер боковой, ехать в гору нет сил, крутой подъем и рыхлый грунт. Дорога петляет, в одном месте удается срезать несколько сот метров по травянистому склону.
На перевале ветер ревет в ушах. Видимость на десятки километров, и озеро, и Кайлас, и Дарчен, если присмотреться. Мысленно прощаемся с озером, удастся ли здесь еще раз побывать – кто знает.
Вниз - весело. Дисковые тормоза на крутых байках подозрительно пахнут горелым, но вроде работают. Выдержали и мои старенькие колодки.
Однако, как быстро прошел день! Когда мы врываемся на улочки маленького поселка Барка, уже вечереет, по горам бегут тени.
У магазинчика стоит крошечный смешной грузовичок, с высокими бортами, украшенный, как обычно, свастиками. Хозяин просит до Дарчена дорого, но перспектива ехать в темноте 20 км против ветра по разбитой дороге настолько не радует, что соглашаемся не торгуясь. Пока хозяин освобождает машину от ящиков с продуктами, заходим в его магазинчик. Пиво!
Смешной грузовичок бежит не торопясь, тарахтя, как трактор, мотор, видимо, двухцилиндровый и двухтактный. Пыль покрывает нас в 5 минут толстым слоем, набивается в легкие. Медленно ползут горные хребты, Кайлас приближается. Вот долина Лхам-чу, откуда несколько дней назад выходили ночью, заканчивая кору - как же давно это было! Вот и сама речка, растекшаяся многочисленными рукавами по равнине - переезжаем их в нескольких местах вброд. А вот и большой синий плакат с иероглифами у поворота на Дарчен.
В гостиничный двор въезжаем почти с последними лучами заката., кашляя и плюясь от пыли.
Нашу героическую четверку альпинистов находим сразу, все живы, здоровы, и славно! Хорошая новость: надо быстро паковать вещи, через час может прийти автобус на Лхасу. Ехать 3 дня.

День 25 (30.09.06). Дарчен. Поиск транспорта в сторону Лхасы.

Час после возвращения прошел в лихорадочных сборах, а потом наступило ожидание. Мы успели кое-как смыть с себя дорожную пыль, сходить в китайскую стекляшку с пельменями, потом отправили дежурных в ту же стекляшку, поскольку а ее окрестности ожидалось прибытие автобусов.
Вторую комнату по случаю нашего прибытия снимать не стали. Все, и вещи и люди как-то стеснились в одной, я прилег временно на край койки, на которой спал Илья, и под его возмущенное похрапывание проспал до утра. Как выяснилось, автобусы пришли набитые битком и с нашими вещами в них ничего не светило.
День прошел в поисках транспорта. Дарчен, грязноватый, но оживленный поселок, кишащий автомобилями и туристами, оказался дырой, т.е. местом, откуда очень трудно уехать.
Днем сходили пообедали в тибетскую харчевню, хозяин которой был водитель раздолбанного джипа, отвозившего нас на Манасаровар. Типично тибетское помещение, с тканями на потолке и стенах, с длинной печкой, на которой хозяйка, по нашей просьбе, напекла к плову еще и лепешек. Кроме нас в комнате была небольшая группа буржуйской молодежи во главе со знакомым нам англичанином, что-то оживленно рассказывающим, а так же двое русских, парень с девушкой, накануне приехавших сюда через Лхасу. Пообщались с ними.
А еще по комнате ходила, цокая копытцами, домашняя овечка с грустным лицом, выпрашивая у нас кусочки лепешки.
В середине дня был момент, когда все наши вещи оказались сложены посреди гостиничного двора и исключительно ради того, что бы убедить двух глупых тибетцев в невозможности все это впихнуть в их машину, не оснащенную даже верхним багажником.
Параллельно велась работа с транспортом, который обслуживал интуристов, прибывших через Непал, в надежде сесть на сопровождавший джипы грузовик. Но в ближайшие сутки никто не уезжал в сторону Непала.
К моему ужасу возник вариант возвращения в Али, и уже оттуда в Лхасу по более длинной, но, якобы, более качественной северной дороге. Или - назад, в Кашгар. Этот вариант делал реальным здоровенный грузовик с неуказанным товаром, принадлежащий каким-то уйгурам. Уйгуры производили впечатление в натуре серьезных людей и называли чисто конкретный срок отправления. Правда, скоро выяснилось, что вообще-то, они в Али не собираются, там полиция обыскивает машины, а поедут они со своим подозрительным грузом по не указанной на карте дороге через тибетские высокогорные пустыни прямо в свою Уйгурию. Переговоры окончились тем, что уйгуры их прекратили без объяснения причин и вечером их машина куда-то исчезла.
Хождение в гостиничные бараки (названные по ходу дела Заповедником Гоблинов), населенные всевозможной черноты, волосатости и смуглости водителями-дальнобойщиками, все же имело последствия. У входа в наш отель Юру Борисова остановил интеллигентного вида смуглый молодой человек, кажется, непалец, и на хорошем английском поинтересовался, не мы ли ищем машину в сторону Лхасы.
Молодой человек был деловит и сдержан. Осмотрев нас и наши вещи он отверг даже тень мысли, что все это влезет а одну машину, но брался отвезти с вещами троих или четверых до Саги, за 700 км, а остальные должны были добираться автостопом,
После долгих обсуждений, предложений и контрпредложений Стороны взяли время для обдумывания, и в результате был утвержден следующий план: завтра в 6 утра мы все отъезжаем от гостиницы на двух джипах, и едем до городка Саги в 700 км от Дарчена в сторону Лхасы. От Саги ходит уже рейсовый автобус. И не до Лхасы, а до Шигадзе, и не каждый день ходит, но... надо двигаться, а там будет видно.
Водители просили за все 900 долларов. Дорого, но... но…
Вечером последний раз идем в дрожащую на ветру стекляшку с пельменями.
Арсений и Сергей решили проблему перенаселенности нашего номера, уйдя спать в соседний пустующий методом вскрытия его окна.
За номер заплатить за последние сутки мы забыли. Впрочем, и гостиничная обслуга, похоже, отказалась от попыток нас учесть и пересчитать, относясь к нам, как к неизбежному злу, вроде тараканов.

День 26 (01.10.06). На джипах из Дарчена в Саги.

6 утра - это еще глухая ночь. Собираемся при свете фонариков.
Джипы приехали вовремя. Один - белый, длинный и... двухдверный. Второй - темно-синий, обычной конструкции.
Сажусь в белый рядом с водителем, со нами едут на заднем сиденье Павел и Арсений.
Джип «Тойота» на переднем пассажирском месте оказывается на удивление тесной машиной, в которой некуда вытянуть ноги, а сбоку в них еще и упирается ручка двери.
Трогаемся. Перекресток, синий указатель поворота на Дарчен. Джипы устремляются по ночному тракту, разбрызгивая в темноту переезжаемые вброд речки. Вот спящий поселочек Барка. Вот поселок, в котором обедали, когда ехали вокруг озера, оно где-то в темноте, справа, за низменностью, покрытой маленькими дюнами.
Дальше – неизвестность, невероятные просторы Тибета, и за каждым поворотом – Terra Incognita. Интересно очень, но спать хочется еще больше.
В веете фар два крупных, пятнистых зверя пересекает дорогу, убегают в темноту. Кажется – рога, похоже на оленей. Интересно, есть в Тибете олени?
Одинокое сооружение у дороги, похожее на КПП, оказывается бензоколонкой, на стук кулаком в окно невидимые руки подают оттуда заправочный пистолет с шлангом.
Дальше – бесконечный сон, в котором мне снилось, что я сижу на тряском, неудобном кресле, и никак не могу принять удобное положение, что бы заснуть… Сколько это продолжалось на самом деле, не знаю, но когда я проснулся, впереди, за темным зубчатым хребтом розовел рассвет, еще немного, и оттуда выкатился красноватый, разгорающийся мячик солнца.
Мы ехали широкой долиной, окаймленной пологими коричневыми холмами, речка, бегущая вдоль дороги вполне могла оказаться одним из истоков Брахмапутры. Паша с Арсением дремали сзади, водитель же с рассветом уверенно перевел стрелку спидометра с 60 на 80. Впрочем, разогнаться на тибетском тракте мешали не только камни, броды и кочки, но и… лежачие полицейские! Да, да, и их было много на дороге, этих свеженасыпанных валов из земли и камней, переезжая которые приходилось снижать скорость. Назначение их было вполне очевидно, по сторонам дороги было полно овец и яков, пасущихся рядом с палатками пастухов. Реакция перепуганных животных на мчащийся джип была непредсказуемая, часто половина стада решала, что в минуту грозной опасности любой ценой необходимо оказаться вместе со своими по другую сторону дороги, и не раз за утро приходилось видеть перед бампером машины яков или баранов, стелющихся над землей в стремительной скачке. Водитель в это время весело сигналил, как это принято на дорогах Тибета, но скорости не снижал.
На границе административных районов проверка паспортов. Водители собрали наши документы и понесли их на пост сами, где наши имена, вероятно, были переписаны в тетрадку печатными латинскими буквами. При раздаче паспортов их владельцам произошла небольшая путаница, я не нашел своего, и хотя водитель объяснил, что он точно забрал все паспорта, и мой наверняка просто попал на вторую машину, беспокойство мое не уменьшалось, а наоборот, крепло с осознанием возможных последствий потери документа, так что я не выдержал, остановил машину, и забрал заветную корочку у Ильи.
Долина становилась шире, мы выехали на широченную равнину, такую же, как около Дарчена, и так же справа горизонт очертила сверкающая снегом и льдом цепь Гималаев. Рисунок гор был не знаком, мы не знали названий, но некоторые из этих призм и пирамид самой причудливой формы, выпертые из Земли неимоверной силой и присыпанные льдом, как сахарной пудрой, явно могли быть восьмитысячницами. До гор казалось близко, до их подножия через равнину – вообще рукой подать, трудно было поверить, что наблюдаем космические расстояния в десятки и сотни километров.
На фоне гор справа от дороги на лугу появились палатки, около них много машин, наши водители повернули к ним. В палатке много народу, по-утреннему светло и шумно. Молодая девушка, разливающая чесуму, прыскает со смеху на какую-то нашу остроту в ее адрес. Понимает по-русски? Все может быть…
Дорога плавно вьется вдоль холмистого левого края равнины, пересекая реки по приличной длины мостам. Реки сливаются, Брахмапутра растет на глазах, растекаясь плесами, бушуя зеленоватыми валами на перекатах.
Впереди слева огромное, футуристического вида здание заправки. Останавливаемся ненадолго. На несколько сот метров до него и после шоссе асфальтировано и приобрело тот вид, какой в не столь отдаленном будущем трудолюбивые китайцы придадут всей дороге. Так же плавным поворотом уходит в горы асфальтированная на сколько хватает глаз боковая дорожка. Кругом высокогорная полупустыня, дует ветерок, колышется куцая травка, Гималаи топорщатся неподалеку.
И снова грунтовая дорога со скоростью 80 км в час летит под колеса. На равнине начинают попадаться большие дюны. Скоро дорога забирает вверх и в лево, в небольшую боковую долину, вход ее почти перегорожен огромной дюной, размером не меньше километра. Кажется что это небольшое отклонение от равнины, и скоро мы вернемся туда. Но дорога углубляется в лабиринт небольших долин, невысоких перевалов, серпантинов на подъемах и спусках. По дну долин местами плодородные зеленые луга, пасутся яки и овцы, лошади и козы, а однажды водитель чуть притормозил перед небольшим стадом ослов, бредущих по дороге. К счастью, им не пришло в голову демонстрировать свое упрямство и животные уступили дорогу. По прямым участкам долин наши джипы по-прежнему мчатся не ниже 80-и. Из под колес однажды вспорхнула стая куропаток. Водитель сигналил каждой взлетающей птичке, каждой трусящей вдоль дороги собаке. Из плеера льется музыка индийских фильмов, кажется, водитель подпевает.
Около 15.00 останавливаемся на невысоком относительно окружающих холмов и долин перевале. Вьются флаги. «Саги!» - показывает вперед и вниз водитель. Вниз с перевала кидается дорога, несколько поворотов, и вот видно поселение, не успевая осмотреть городок со стороны, въезжаем, едем по застроенной двухэтажными городскими домами улочке, поворачиваем на поперечную улицу. Дома, ряды магазинов, машины, велосипедисты, лавчонки и пешеходы, мостик через речку, маленькая площадь, еще одна улица, поворот, еще поворот, куда-то во двор, съезд вниз, по крутому пандусу, еще поворот, и машина останавливается во дворе почтамта маленького городка. Выходим. С пандуса съезжает и развернувшись останавливается рядом второй наш джип.
Разгружаем машины, прощаемся с водителями. Они уезжают. Во дворе, рядом с нами легкая пристройка к зданию, из крыши труба, дымок. Заходим вовнутрь. Похоже, здесь тусовка местной золотой молодежи. Несколько ребят и девушек явно не деревенской внешности, одна девица, видимо китаянка, ну очень хороша, эффектная, жгучая, будто сошла с экрана гонконгского боевика.
Здороваемся по-английски.
- Россия? Это где-то на севере? Россия сильно уменьшилась за последние годы…
Сидим, общаемся, пьем пиво.
Номер гостиничный нам дают здесь же, окно и дверь выходит во двор. Комната низкая и тесная, мы ее заваливаем рюкзаками так, что перемещаться можно только прыгая по койкам, чехлы с велосипедами оставляем под окнами.
Идем знакомиться с городком. В нем действительно всего три улицы, две вдоль речки, одна поперечная, с мостом. Речка все перекопана, рабочие одевают русло в бетон, пока же река журчит по булыжникам, на которых хозяйки, сидя, полощут белье. В тибетском ресторанчике все так же, как было в Али или Дарчене, даже фотообои со скачущими лошадьми одни и те же. Картошка так же не дожарена. И вообще, обедом остались не довольны, хотелось чего-то еще, и мы пошли ходить по улицам. Собственно, хотелось найти заведение уйгуров и поесть нормального мяса и плова.
Городок в центре, вроде, китайский, по окраинам – типично тибетское поселение, одноэтажные дома, темные, расширенные книзу окантовки окон придают им несколько траурный вид. Тибетские дети кричат «hello!», некоторые явно пытаются попрошайничать. Идем, пробуем на ходу купленное в магазинчике сушеное ячье мясо, выходим на берег реки, Брахмапутры или ее притока. Ее воды здесь явно не чисты, по берегам городская свалка, на грудах мусора пасутся мелкие, шелудивые коровы. На параллельной улице к реке выходит явно военная часть, забор, казармы. Там порядок, развевается китайский флаг, радиоточка играет китайскую попсу, даже растут деревья, наверное, первые, которые мы видим после многих дней пути.
Никаких следов уйгуров в этом городке мы так и не нашли.
Возвращаемся в центр. На коротенькой поперечной улице оживленно и шумно, как в настоящем городе. Парикмахерская с двумя красными фонарями у входа, в рабочем зальчике с парой кресел две скучающие девицы, в полуоткрытую дверь внутри видно еще несколько скучающих дам, говорят такие парикмахерские по вечерам плавно меняют профиль своей работы.
Вечереет. Собираемся все в своей комнатушке. С потолка на проводе свисает лампочка, розеток нет, а надо заряжать всевозможную электронику. Незаконную врезку удлинителя осуществляет Арсений, блок розеток, утыканный зарядными устройствами, качается над столом. В довершение беспорядка при попытке помешать кипятильником завариваемый чай лопается колба гостиничного термоса. Пожилая служительница гостиницы приходит за термосом, мы ее как-то сплавляем, не пуская за порог, но она скоро возвращается с молодой и энергичной хозяйкой гостиницы. Эта с порога, без лишних слов, оценивает масштабы ущерба в 20 юаней, уходит.
Сегодня редкий вечер, который надо как-то убить, народ пытается играть в карты, пишет дневники.
Автобус до города с грузинским названием Шигадзе отправляется в восемь утра. С водителем уже, вроде, договорились, он подъедет к гостинице.

День 27 (02.10.06). Автобусом из Саги в Шигадзе.

Автобус грязно-зеленого цвета, сидячий, небольшой, на таком же мы ехали из Али в Дарчен, только это более старый и потрепанный. Пока таскаем вещи вверх из дворика на улицу, автобус куда-то исчезает, появляется обратно минут через двадцать. Все вещи уходят на верхний багажник, его загружают Арсений с водителем, потом все накрывают багажной сеткой.
Передние места водитель не дает занимать, там поедет офицер из местной военной части и еще, видимо партийный, начальник. Садимся в середине. На выезде из города, около военной части, садятся последние пассажиры, свободных мест теперь нет.
Солдатик входит в автобус, увидев такое количество иностранцев, удивленно восклицает, собирает наши паспорта, уносит куда-то. Наши пермиты уже несколько дней как просрочены, я хочу вынуть свой из паспорта, но солдатик замечает, и велит сдать паспорт с пермитом. Всем тоже приходится это делать, немного тревожно, не поиметь бы дурацких осложнений. Но военным похоже не более нашего хочется раздувать это дело, паспорта скоро получаем без каких либо разговоров.
В автобусе довольно много тибетцев. Едут семьями, с детьми, взрослые – в тибетских шляпах, мужчины в темных, кожаных, женщины в белых, матерчатых, такой же формы, и в длинных черных платьях из плотной материи. Пока идет паспортный контроль, некоторые выходят из автобуса и далеко не отходя, приседают в своих платьях, делая тут же свои дела, солидно, не теряя, как говорится, лица.
Поначалу дорога очень хороша, гравий выровнен так, что иногда кажется, что едем по асфальту. Скоро встречаем и агрегат, с помощью которого двое рабочих ровняют дорогу - двухколесный трактор с прицепом-скребком. Дорога идет по ровному дну долины среди глинистых холмов, потом поднимается на небольшой перевал по живописному серпантину, всюду дорога хороша, и так бы и ехать, но… впереди виден строящийся мостик и объезд его, до боли знакомая картина по поездке из Али в Дарчен, и действительно, с этого места – начинается!
Справа вдоль дороги тянется невысокий хребет, изрезанный промоинами и оврагами, и на каждом ручье, стекающем оттуда, стоится мост, копошатся рабочие в паутине арматуры, тарахтит дизель-генератор, снуют самосвалы, машет ковшом желтый экскаватор, и этот вид из немилосердно трясущегося на рытвинах, объезжающего стройку вброд автобуса, к концу дня начинает напоминать навязчивый бред при высокой температуре.
Аборигенам от такой езды совсем плохо, почему-то их укачивает сильнее нас. У девочки в пестром тибетском платье, сидящей через проход от меня, что-то вроде истерики, плачет, ее тошнит регулярно прямо на пол, и не ее одну.
Места становятся ощутимо более населенными. После Саги слева, в хребте Гандизи великолепная, много-вершинная скалистая гора, похожая на обсыпанную бриллиантовой пылью корону. Но после нее больших гор в хребте не видно, много ровных, широких долин с хорошими, влажными пастбищами, пасутся стада и все чаще вдоль дороги небольшие, явно новые, поселки. Дома не велики, но аккуратнее, чем в районе Дарчена, широкие окна, окаймленные по-тибетски черной полосой, пестро раскрашены красным и синим, у каждого дома двор, огороженный высокой стеной. Подъезжая к поселку, водитель долго сигналит, и если нет пассажиров, проезжает не останавливаясь, только успеваешь заметить, как на протекающей через деревню горной речке тибетские бабы стирают белье.
Обед в большом поселке. Китайская забегаловка оккупирована полностью пассажирами нашего автобуса. На кухне, как обычно у китайцев, стена огня, повара, молодые мужчина и женщина, носятся по заведению. Рис, простой, вареный, здесь подают как у нас когда-то хлеб в общепитовских столовых – бесплатно, стоит бадья, бери, сколько хочешь. Офицер и партийный бонза, сидят в углу, их кормят в первую очередь. Вообще, за все путешествие я не припомню, что бы если кроме нас в заведении были за соседним столиком аборигены, их не покормили бы первыми. Хозяева будут бегать мимо вас мило улыбаясь и отчаянно извиняясь, но результат всегда будет один – их отечественный клиент поест раньше.
На улице небольшая шайка детей не старше 10 лет занимаются попрошайничеством. Едва мы вышли из автобуса, как с они с криками «hello, mister!» буквально прилипли к нам. Сельвачев еще имел неосторожность фотографировать юных работников альпийского нищенства, и теперь дети вломились с нами в помещение кафе и намертво стоят радом со столиком, повторяя свое «hello». Это нехорошая тенденция, явно связанная с появлением иностранных туристов, говорят, что раньше такого не было.
После поселка проезжаем несколько километров хорошей дороги, потом опять начинается тотальная стройка. Более того, въезжаем в узкий, с почти отвесными склонами каньон вдоль большой, порожистой реки. Здесь, на крутых, рыхлых, осыпающихся склонах работа идет буквально на каждом метре пути. Вот японский экскаватор роет гору, насыпает породу в огромный кузов китайского самосвала, похожего на КамАЗ, тут же камни для облицовки склонов везут на тележке с осликом, через несколько метров двое тибетских, худых неулыбчивых рабочих везут ручные тачки с велосипедного типа колесами, спицы из арматуры, останавливаются, вываливают гравий в канаву. Каньон тянется на десятки километров, и невозможно представить в этом копошащемся, пыльном, осыпающемся месиве, как можно вообще здесь когда-нибудь построить хорошую скоростную магистраль и поддерживать ее в состоянии, а ведь это будет сделано.
К вечеру я уже не могу отследить и запомнить все, что сегодня видели и проезжали, столько позади осталось долин, серпантинов, мостов и перевалов через однородные, рыжие, глинисто-каменистые холмы. Где-то здесь в сотне километров в Гималайской цепи расположены основные восьмитысячники во главе с Эверестом, но мы безнадежно заплутали в лабиринте мелких пыльных холмов, не видим за ними никаких Эверестов.
И вдруг в стороне от дороги что-то останавливает взгляд и долго отупевшим мозгом не можешь понять, что особенного в стройном, с круглой зеленой кроной, тронутой желтизной, деревце. Это первое дикорастущее дерево, которое видим за последние три недели, автобус въезжает в деревню и целая улица больших, шумящих под ветром тополей, несется мимо окна.
И вот уже целые рощи шумят под вечерним ветром в устьях речек, вдоль дорог. У поселков тополя окружают высокими каменными стенами, как ценное домашнее растение. А еще появляются небольшие пока посевы ячменя, идет уборка, тибетские женщины в темных платьях и белых шляпах срезают ячмень серпами, вяжут снопы.
Долго едем мимо красивого горного озера, потом опять начинается путаница долин.
И вдруг тряска прекращается, под колесами – асфальт, ровная, прямая как стрела автострада уходит вперед и вниз по широкой долине. У дороги громоздится большими, двухэтажными домами поселок, начинаются совсем обжитые, населенные места. Опять начинается подъем на перевал, мы видим, как будет, когда дорогу построят. Не перестаю удивляться количеству и качеству труда. Дорога идеально спрофилирована, все кюветы забетонированы, все долины, по которым на дорогу могут сойти сели, перегорожены каменными стенками, каждая струйка воды отведена в свою канаву и через нее построен мост.
Асфальт в прекрасном состоянии, мы мчимся под сотню километров в час, не меньше, автобус, дико сигналя, постоянно обгоняет тоже несущиеся грузовики. Но огромны тибетские расстояния, уже сумерки, ночь, а города все нет. Мы очень устали.
Последняя техническая остановка. После нее выяснилось, что не все в порядке и с китайским правосознанием. Водитель пошел в конец автобуса, где были несколько бомжеватого вида китайцев, севших по дороге и видимо, еще не заплативших. Скоро там поднялся крик и шум, и, похоже, водителю пришлось уйти не солоно хлебавши – народ этот громко орал, глядя наглыми глазами, и так денег и не дал.
Поехали дальше, и вот впереди в темноте наконец засветилось много огней, большой город в несколько десятков тысяч жителей, и мы въехали на освещенные улицы Шигадзе, с автобусами и такси, сияющие витринами магазинов и ресторанов.
Автостанция во дворе большой гостиницы. Еще снимаем с крыши автобуса вещи, а от остановившегося рядом такого же автобуса бежит водитель, молодой малый. Его автобус завтра идет на Лхасу, заодно он может нас взять с собой ночевать в дешевую гостиницу, здесь – дорого.
Рюкзаки меняют крышу, едем по улицам ночного города. После Дарчена и Саги Шигадзе кажется почти столицей. Улицы кишат людьми, движением, энергией ночной жизни больших южных городов.
Гостиница похожа на ту, в которой жили в Али, только побольше и погрязнее. На первом этаже дремлет старик сторож, номера на втором. Берем одну пятиместную большую комнату, сдвигаем кровати, что бы хватило для всех.
Коридорная советует кафе прямо во дворе гостинцы. Его содержат дунгане, небольшой народ непонятного происхождения и мусульманского вероисповедания. Заведение довольно большое, чистое и уютное, кормят вкусно и не дорого. Фирменное изделие дунган – некая лапша, которую тут же здесь, при вас, делают из специальным образом приготовленного теста, кусок теста раскатывают и отбивают об стол со страшным грохотом.
Уже поздним вечером идем гулять по городу. Спрашиваем у двух молодых китайцев про Интернет-кафе, оказывается стоим рядом с ним. Огромный зал на втором этаже, больше сотни компьютеров, почти все заняты. В основном народ играет, но не все. Сидят на каких-то сайтах, или в чатах. Много женщин, причем весьма эмансипированного вида, хорошо одетых, курящих.
На обратном пути в гостиницу пытаюсь в нескольких магазинах подряд купить нормальный черный чай. Безрезультатно. В конце концов купил пачку чего-то, называющегося тибетским чаем, и, редкий случай, когда надпись соответствовала содержанию – в пачке был полуфабрикат для приготовления чесумы.
Автобус, на котором поедем завтра, стоит во дворе гостиницы, прямо под нашими окнами.
Глубокой ночью засыпаю под бормотание телевизора. Идет китайский боевик про войну с Японией, хитрый китайский крестьянин что хочет творит с отрядом смешных и глупых японцев.

День 28 (03.10.06). Автобус Шигадзе – Лхаса.

В семь утра, на темной еще улице ждем нашего автобуса, скоро он выезжает со двора. Народу совсем мало, кроме нас еще два – три человека. Широкие улицы быстро заканчиваются, довольно узкое и разбитое шоссе выводит из города. Незаметно рассветает, впереди встает солнце, бьет в лобовое стекло, водитель опускает козырек. Вдоль шоссе поля и частые поселки. А слева переливается под утренним солнцем здоровенная и спокойная, почти равнинная здесь, Брахмапутра.
Автобус потихоньку наполняется людьми на редких остановках.
Ущелье сужается. Дорога становится значительно лучше, теперь это такая же прекрасная трасса, как та, по которой мы ехали вчера вечером, видно, что дорога в ущелье строилась совсем недавно. Река, ущелье очень напоминают Катунь в районе Чемала. Дорога, лихо закладывая виражи, перескакивает с берега на берег по красивым мостам. Берега все выше, по правую руку прямо от воды начинаются серьезные горы, со снежными вершинами.
Этой тесниной едем довольно долго, потом горы расходятся, река опять широко растекается множеством проток и русел. Незаметно, в этих разливах Брахмапутра уходит от дороги на юго-восток, к еще далекому отсюда повороту к прорыву через Гималаи. Течение реки вдоль дороги теперь встречное нам, она почти такого же размера, это - ….., на которой стоит Лхаса. Поля, теплицы, поселки все чаще, дома с очерченными черным окнами теперь двухэтажные, шикарные коттеджи. Чувствуется приближение большого города. Автобус проезжает под мостом высокой новой насыпи, это же недавно построенная железная дорога? Город уже шумит и живет своей жизнью вокруг. Вот автостанция, въезжаем на широкий двор, подъезжаем к автовокзалу.
В здание вокзала так просто не попасть, турникеты. Складываем вещи прямо на перроне, у автобуса, толпа, снующая по ту сторону стеклянной стены вокзала наблюдает за нами с любопытством.
Сельвачев и Арсений уезжают в город в поисках гостиницы. Есть адрес, но это было два года назад, все могло измениться, надо посмотреть. Павел и Илья работают со своими КПК, и каждый шофер автобуса, проходящий мимо, считает свом долгом заглянуть со спины и несколько минут сосредоточенно наблюдать за процессом.
Через час – полтора возвращается Сельвачев и Арсений. Довольны, гостиница хорошая. Из автовокзала выходим в обход турникетов, через стоянку автобусов. Увернувшись от зазывал на такси, попадаем через арку на улицу города. Толпа, машины, по летнему солнечно и тепло. Тут же останавливается забавное такси, микроавтобус с кузовом, то что нужно. Едем к центру. С каждым кварталом движение все оживленнее, сворачиваем на какую-то улицу и еле побираемся через густую толпу. Сквозь арку въезжаем во внутренний двор, солнечный, с клумбами цветов. Это гостиница «Snow Land».
Наши два номера на третьем этаже, двери выходят в открытую галерею во внутреннем дворе, окна – на шумную улицу Лхасы. Подниматься надо по открытой лестнице. Место удивительно уютное. Обитатели – странствующие и путешествующие со всего мира, сидят на галереях, общаясь, сидят в маленьком Интернет-кафе во дворике, уходят через арку на улицы города.
В углу двора есть душ с холодной водой, там можно постираться. Вещи сушим на перилах галереи, рядом с номерами.
В нескольких метрах от гостиницы вход в большое кафе, посетители - туристы, вроде нас. Девушки-официантки говорят по-английски и… очень долго заставляют ждать заказ.
А есть ли у нас деньги, что бы нормально вернуться домой? Этому животрепещущему вопросу посвящено собрание в номере гостиницы, созванное руководством. Обсуждение показывает, что денег мало, но слабая надежда наскрести на самолет от Пекина до Москвы для троих отъезжающих есть. Теперь надо попытаться сказку сделать былью.
Можно ли купить в Лхасе билет на самолет Пекин – Москва? Сергей, Павел и я идем по главной улице города в сторону Поталы, дворца Далай-ламы. Вот площадь, рядом - с детства знакомое по фотографиям странное, сложное ступенчатое здание на вершине скалы. Через улицу агентство. Странно, но в отличии от шоферов и официанток мелких закусочных, в билетном агентстве битком набитого интуристами города далеко не все сотрудники говорят по-английски. С билетом тоже ничем не могут помочь, кроме доброго совета, совет пишут иероглифами на маленькой бумажке, это адрес китайской авиакомпании, самолеты которой летают из Пекина в Москву. Едем туда на такси, мимо Поталы, мимо гигантского памятника позолоченному яку.
В следующем агентстве отряд из 20-и девочек в темной униформе выделяет из себя одну, как владеющую английским языком, для переговоров, остальные быстро теряют интерес и занимаются своими делами. Девочка, кроме стандартных нескольких фраз, похоже, ничего не знает. Она растерянно улыбается, жмет на клавиши, растерянно глядя в монитор, смущается…
Едем на такси в гостиницу, опять улица, толпа, арка, дворик.
В гостинице пишем дневники, потом собираю велосипед, выхожу с ним в город. Вечереет. На больших улицах велосипедные полосы с обоих сторон ограждены цепями. Движение плотное, рикши с зелеными красивыми двухместными колясками с тентами, грузовые велосипеды, обычные – все едет быстро, но спокойно и чинно. Тибетки-горожанки, в изящных темных длинных платьях и шляпках не грубых кожаных, а белых, тонких и легких, садятся в коляски рикш по двое, едут, сидя прямо и важно. А вот три здоровенных молодых монаха в малиновых халатах, один на коленках товарищей, водитель сгибается, еле тащит коляску с этими тушами. Грузовой велосипед, доверху груженый железными узорчатыми печками, еле крутит педали старик. А вот магазинчик этих печек, часть товара выставлена на улице.
У водителей скутеров и мотоциклов нет касок. Проносится на скорости большой мотоцикл, на нем четыре мужика, тоже без касок.
Вечером появился Денис Рожков, который пойдет с Сельвачевым дальше, в Цари. Он добирался на поездах и автобусах через Алма-Ату, Урумчи. В Ланджоу на Лхасу без пермита не продавали билеты, пришлось просить купить билет китайца и обходить заслоны на вокзале по путям. Прибыл в Лхасу накануне и ночует в гостинице рядом.
Идем в тибетский ресторанчик, здесь же, на нашей улице, поднимаемся по узенькой лестнице на второй этаж. В комнате с обитым материей потолком тибетские пейзажи и портреты. Подают быстро, блюд много, но такое ощущение, что все уже готово и только разогревают, впрочем, съедобно.
Идем в гостиницу, ночь, улица затихает.
Впрочем, не совсем. Напротив гостиницы стройка, и, по-моему, грохот отбойных молотков не прекращался ни на минуту. Но спать хочется так, что на подобную ерунду не обращаешь внимания, грохот переходит в сны, он же будит нас ясным и теплым утром.

День 29 (04.10.06). Лхаса.

Утро. Идем в агентство, где продают железнодорожные билеты. Оно все на той же центральной улице, что ведет от автовокзала к Потале, впереди видны радиовышки, мимо которых проезжали вчера при въезде в город. Позднее утро, Лхаса уже совершенно проснулась. Идти недалеко. Агентство в задней комнате небольшого магазина. Кроме билетов здесь же торгуют туристическим снаряжением и запчастями к велосипедам. Девушка в английском тоже слабовата, но ей на помощь приходит молодой человек, и за 300 с чем-то юаней с носа мы заказываем билеты на другой конец огромной страны, правда в сидячем вагоне. Билеты будут готовы через несколько часов.
В гостиницу идем переулками, которые в это время дня один сплошной рынок, единый с открытыми настежь магазинами. При покупке скотча нас пытаются обмануть на 10 юаней. Сдачу сразу возвращают с извинениями.
Павел и Сергей купили несколько пакетов сушеного ячьего мяса, в отличии от того, что мы ели в Саги, здесь оно сладкое и разнообразно ароматизированное. На любителя.
От гостиницы несколько минут пешком до Джоканга. Это буддистский монастырь в центре Лхасы, по значению, возможно, такой же, как Троице-Сергиева лавра для православных. Перед монастырем большая, прекрасно вымощенная камнем площадь. Идем туда фотографироваться для спонсоров на фоне монастыря. Сегодня, похоже, какой-то праздник, народу на площади много и все прибывает.
Перед воротами монастыря выстроилась очередь из желающих простираться, имеются специальные коврики. По краям площади начинаются ряды торговых палаток. Торгуют сувенирами для иностранцев, всевозможной тибетской медью, начиная с колокольчиков и медальонов и кончая «средневековыми» доспехами и оружием, есть целый арбалет. Цены в расчете на буржуев безбожные, что тут настоящее, что ширпотреб, не имея опыта понять невозможно. А надо купить для дома хоть какие-то сувениры.
Идем вдоль рядов, незаметно удаляясь от площади в переулки средневековой Лхасы, здесь уже торгуют всем, одеждой, посудой, едой, пекут лепешки и варят в масле кукурузу. Улицы старой части города петляют и пересекаются под немыслимыми углами, я начинаю плохо понимать где нахожусь и возвращаюсь в гостиницу, надо идти в агентство за билетами. Едем в агентство с Пашей на велосипедах, оттуда доезжаем до Поталы, обгоняя по дороге велорикш. Делаем несколько фотографий на фоне дворца. На город заходит гроза, в сером тумане скрываются горы, молния, не очень сильный дождь пережидаем в гостинице, потом опять солнце.
Вечер проходит странно. Я опять хожу по переулкам, все дальше, куда глаза глядят, теряя дорогу, брожу улочками средневековой Лхасы, забираясь во все более узкие и глухие дворы и переулки меж серыми высокими стенами трехэтажных каменных домов. Все настоящее, люди живут в этих домах сотни лет. На верхних этажах узорчатые железные балконы, заставленные цветами. Неожиданно выхожу к мечети, около нее небольшая площадь, тут уйгуры в белых тюбетейках, своя торговля, свои товары. От мечети выхожу на современные, прямые улицы, долго иду по ним, не понимая, возвращаюсь к гостинице, или ухожу все дальше.
На первых этажах китайские ресторанчики, магазины. А вот, интересно: похоже депо велорикш, сюда они едут чиниться. На пороге мастерской молодая женщина–мастер в замасленном комбинезоне, визгливо ругает рикш почем зря, они смеются.
Кое-как окольными путями добираюсь до гостиницы. Наши все тоже ушли. Опять иду в переулки у Джоканга. На ярмарке пик народа, тибетцы по переулку шагают колонной, как на демонстрации, быстрым шагом, почти в ногу, ряд за рядом, в праздничных одеждах, краснолицые и веселые. Иду в гостиницу, хватаю велосипед и опять объезжаю город, пробираюсь через редеющую толпу. Закрываются лавки, товары убирают в магазины, толпа покидает старый город, вытекает через переулки на большие улицы, уезжает на велорикшах и красивых двухэтажных автобусах. Впрочем, торговля продолжается еще долго, напротив Джоканга, через улицу, широкий бульвар, торговым рядам, ресторанчикам под открытым небом конца краю не видно, улица освещена разноцветными фонарями, толпа, звуки разноплеменной речи.
На углу улицы, на которой стоит наш «Snow Land» и большого проспекта, ведущего к Потале, вечерняя торговля, несколько лотков, огонь, молодые женщины варят в масле рыбу, картошку, кукурузу, что тебе нужно – показываешь и садишься за столик рядом, через несколько минут хозяйка приносит заказ. Возможно, это вредно, но очень вкусно и дешево. Я сижу за столом и смотрю на вечернюю Лхасу. За соседним столиком парочка пьяных китайцев пьет пиво, один уже лыка не вяжет. Мчатся машины, рикши, туристы со всего света идут в гостиницы в нашем проулке. Недалеко от меня четыре монаха в малиновых халатах поют, сидя на коврике, дам им юань. Еще хочется пива, захожу в ресторанчик, даю десять юаней буфетчице, беру бутылку «Лхасы», иду дальше, буфетчица выскакивает на улицу, догоняет, отдает сдачу три юаня...
Поздно вечером Павел, Сергей и я едем на велосипедах напоследок погулять по городу. Едем сначала к Потале, ребята хотят сфотографировать дворец ночью. Пока фотографировали, у дворца выключили наружное освещение. Народу на улицах поубавилось, в старом же городе вообще никого, улицы темны, на магазинах опущены жалюзи, свет лишь в верхних, жилых этажах старых домов. Доехали до мечети, повернули обратно. В одном месте свет падает на мостовую, магазинчик еще работает, жалюзи не опущено, продавцы молодые, парень и девушка. Оставляем велосипеды, покупаем у них воду, холодный сладкий час с лимоном. Закрываются и они. В переулках совсем темно, тускло горят некоторые окна, город засыпает. На небе полная луна, как месяц назад, когда выезжали из Киргизии. Луна и темные контуры старинных домов живописно смотрятся, хочется сфотографировать это, останавливаемся на перекрестке, достаем аппараты и штатив. Выдержка – минута. Неожиданно появляются из-за угла трое молодых тибетцев, в подпитии, радостно обступают штатив, пялятся в видоискатель, какой-то идиот нажимает кнопку. Улица ночной Лхасы оглашается русским матом и гоготом удаляющихся молодых негодяев, а мы едем в «Snow Land» собираться, поезд на Пекин завтра рано утром.

День 30 (05.10.06). Отъезд из Лхасы. Поезд.

Павел половину ночи объяснял Сельвачеву, как работать с электроникой, вторую половину ночи собирался, и, по-моему, не спал совсем. Я – меньше трех часов. Встали в шесть утра. Оделись, простились, вынесли во двор гостиницы вещи. Прокрасться в подворотне гостиницы мимо дежурного не получилось, пришлось зайти в контору и выписываться. Понял дежурный или нет, что нас жило несколько больше, чем в его книгах, я уже никогда не узнаю.
Такси микроавтобуса-пикапа не видно, жаль, как раз бы в нем разместились. Приходится брать две машины. На вокзал! Водитель похож на непальца, не китаец. Едем по просыпающейся Лхасе, светает. Пока еще негустой поток велосипедистов, народ едет работать. До вокзала не очень близко, проезжаем почти весь город, вытянувшийся вдоль реки, потоми по новому мосту переезжаем на малонаселенный другой берег. Вокзал впечатляет, в утреннем сумраке возникает как громадный бело-розовый мираж. Водитель содрал с нас с Сергеем 50 юаней, с приехавшего на другом такси Павла содрали 40, разбираться некогда, времени очень мало. У входа в вокзал и выхода на перрон контроль с прозвоном, как в аэропорту, полиция. Вокзал огромен и пуст, сделан явно с запасом, на будущее.
Новенькие, зализанные темно-зеленые вагоны поезда стоят вдоль широченной платформы под навесом. Наш вагон восьмой. Вламываемся в тамбур, сваливаем рюкзаки и велосипеды в кучу у противоположной двери.
Сидячий вагон ярко освещен, места в пять рядов, три слева два справа, все, кроме наших, заняты вежливо улыбающимися китайцами и тибетцами. Багажные полки тоже заняты все. Места – даже не кресла, а просто диванчики как в электричке. Пытаемся разместить хоть что-то из вещей под нашим диванчиком под любопытно-доброжелательными взглядами семьи тибетцев (отец, мать и девушка лет семнадцати) на диванчике напротив. Ничего не лезет, тащим все обратно в тамбур. Проводник вряд ли в восторге, но ничего не говорит, да и некогда уже разбираться, поезд отправляется. Как мало у нас, оказывается, было времени!
Уже светло. Долина Лхасы, горы в густых, серых облаках. Поезд тихо, и, кажется, неторопливо, едет по новому пути вдоль реки, переезжает ее по великолепному мосту, Лхаса открывается справа последний раз, и мы ныряем в первый из многочисленных тоннелей на пути. А когда выныриваем, оказываемся в долине с крутыми склонами, травянистым дном и небольшой речкой. Пасутся яки, домики, оживленное шоссе идет вдоль железной дороги. Погода на глазах улучшается, облака, синее небо.
В торце вагона информационное табло, бегущая строка, попеременно на китайском и английском сообщает откуда и куда поезд, какая следующая станция, иногда, перед станцией, высоту над уровнем моря, и скорость. Поезд, кажется, движется почти без шума, тряски, гладко и неторопливо, а скорость на табло тем не менее замерла но 92 км в час. На поворотах видно мощную насыпь, по которой положена дорога, когда же насыпь даже для китайских строителей оказывается непомерно высокой, они не колеблясь пускают рельсы по эстакаде на толстенных, уходящих куда-то в глубь тибетской вечной мерзлоты, круглых колоннах. Поезд тих, китайцы сидят нешумно, играет негромко аборигенская музыка. Выбираемся из долины речки на плоскогорье, местность начинает походить на Полярный Урал весной, чуть заболоченная, покрытая редкой травкой тундра, близкие гряды заснеженных холмов. Яркое, веселое солнце иногда прерывается серыми тучами и снежными зарядами.
По прежнему вдоль железной дороги идет оживленное неширокое шоссе, кругом, насколько хватает глаз, стада яков. Железная дорога обнесена стальной сеткой, иногда под насыпь, в тоннели, уходят скотопрогонные тропы. Работы по обустройству еще продолжаются, то и дело попадаются палаточные лагеря строителей, достраивают заборы, кладут на десятки и сотни километров вдоль путей странные сетки из камней с шириной ячейки метра два, мы решили, что это китайское ноу-хау, защита от движущихся песков. Редкие станции построены через каждые 50 км что называется в чистом поле, бывает рядом не видно никакого жилья или крошечный китайский рабочий поселок из одноэтажных бараков. Вышки сотовой связи проносятся за окнами через каждые несколько десятков километров.
С учетом того, что дорога сдана на год раньше срока, построена на высоте, на которой нигде в мире больше железных дорог нет, построена на вечной мерзлоте, скорость и мягкость хода поездов, сразу же после открытия дороги пущенных по ней, впечатляет. Вспоминается БАМ, построенный не в худших условиях, становится грустно.
На лицах же китайцев в нашем вагоне никакой грусти не видно. Приходит время обеда, они спокойно достают свои коробки с «дошираками». В нашем вагоне два биотуалета с насосами, как на самолетах, в широком коридоре три умывальника, кипятильник. По поездному радио передают однообразно-мелодичную попсу, китайцы порой радостно начинают напевать под музыку, чуть не хором.
Вагон ресторан в соседнем вагоне, идем туда по широкому коридору, через широкий, с герметичными стенками-гофрами тамбур. Никаких лязгающих жутких грязных железок под ногами.
Ресторан сияет белыми скатертями, залит солнцем, чист и пуст. Сидят только иностранцы, парень с девушкой, и семья: муж европеец, жена китаянка и сын лет шести.
Официантка китаянка даже не пытается понять наш английский, ей на смену приходит высокий, интеллигентный молодой человек с бачками, бегло говорящий по-английски. С удовольствием потребляем европейский завтрак – яичницу с ветчиной, кофе. Уходить на тесное сиденье в вагон не хочется, молодой человек приносит пива по десять юаней. Сидим, тянем, смотрим в окно. Гряды заснеженных сопок, тундра, яки, озера, редкие, пустынные остановки.
Хребет Кунь-Лунь. Под вечер он стал ясно вырисовываться впереди, выделяться среди невысоких относительно плоскогорья вершин, протянулся на полгоризонта. Впереди и справа белая гора, похожая на Эльбрус. Карта у нас китайская, иероглифы, названий не знаем, но высота вершины показана, она чуть меньше 6 километров. Поезд вкатывается в широченное ущелье, заснеженные горы медленно, кружась, уплывают назад. Масштабы пространства космические, на поворотах изгибы проложенной по колоннам железной дороги, видны на десятки километров вперед и назад. Проезжаем несколько теснин, поезд повисает на коротких мостах, в сотнях метрах внизу мелькают бушующие речки, и сразу – чернота и грохот тоннелей. При этом скорость поезда по-прежнему 90 – 92 км в час, это по только что построенной через хребет Кунь-Лунь дороге.
Становится темно, розовеют и гаснут позади вершины хребта, темноту оживляют только огоньки редких поселков и машин, шоссе по-прежнему идет вдоль.
Голмуд. Большой город на границе Тибета и северо-западных провинций Китая, сюда железная дорога построена несколько десятков лет назад. Стоим долго, меняется локомотив. У поезда, на узкой платформе, толчея, ларьки и торговля, почти как на наших станциях.
При посадке выясняется, что китайские проводники требуют билеты у всех, не важно, новенький ты или просто вышел подышать свежим воздухом. Хорошо, что билеты у всех оказались при себе.
За окнами темнота. Тибетцы, соседи по купе, размачивают вечернюю порцию "доширака", и потребляют, смачно чавкая. Клонит в сон, отключаешься быстро, но на очень короткое время, так неудобно сидеть в одном положении на тесном диванчике втроем, ни откинутся, ни ног протянуть. Кажется, ночь не кончится. В один из моментов пробуждения вижу Сергея, он спит на пенке вдоль прохода, под сиденьями. Народу стало меньше, говорят, есть свободные места в других вагонах, все как-то расползлись спать. На двух местах диванчика домучиваюсь остаток ночи, под утро засыпаю. Поезд на своей изумительной подвеске идет 90, но в полусне не всегда понятно, едем или стоим.

День 31 (06.10.06). Поезд. Ланджоу. Сиань.

Тополя, высокие, тонкие, с резными, прозрачными кронами. Рощи тополей. Это первое, что вижу за окном поезда, проснувшись утром. Рядами, они стоят, разделяя небольшие поля и огороды. Под тополями редкие домики с высокими крышами, в линии кровли у некоторых угадывается легкий изгиб, как на пагодах. На заднем плане горы, невысокие, без ледников, с мягкими очертаниями. Все в дымке, и тополя и горы. Может это туман, а может и просто дым, он идет из труб, домиков много.
Долина расширяется, гор почти не видно, на равнине поля, ячмень, кукуруза, ярко-зеленые огороды, крестьяне убирают капусту, морковку, стоят мешки, трактора. Проезжаем город, в дымке на холме ряды больших домов, широкие улицы, вдоль железной дороги сарайчики, склады, гаражи. На переезде смешной трехколесный красный микроавтобус, вспоминаю трехколесный грузовичок в Дарчене.
Опять горы, невысокие, лесистые, но ущелье глубокое и крутое, с красивыми скалами, по дну мутная, красноватого глинистого цвета река, кажется это сама Хуанхэ, верховья. Ущелье насыщено дорогами до предела. Электрифицированная железная двухпутка, похоже, строилась в два приема, мы едем по более старой колее, следуя изгибам склона, по вырубленной террасе, тоннели частые, короткие, количество их непостижимо уму, мелькают весь день, с утра до ночи. Встречная колея прорубалась явно недавно, она прямая и пронзает горы как масло, мы редко едем вдоль нее а только пересекаем, она то выше, то ниже нас, перепрыгивает ущелье из одного тоннеля и до другого по эстакаде с колоннами-опорами. Встречные поезда недлинные, но проносятся часто. Примерно половина пассажирских поездов из новых, таких как у нас, вагонов, с навороченной подвеской и гофрированными переходами. Попадаются пассажирские поезда из двухэтажных вагонов. У грузовых стандартных полувагонов бросается в глаза отличие от наших: открывающиеся наружу люки на каждой панели кузова. Может, что бы удобно было разгружать лопатами?
Вдоль железной дороги неширокое ухоженное шоссе, тоже видимо довольно старое, идет вдоль реки, ныряя в короткие тоннели. Машин много.
И параллельно совершенно циклопическая китайская стройка, строится супершоссе, две независимых многорядных полосы, каждая в своем тоннеле, строится тоже напролом, через горы, под самыми их корнями, появляясь наружу только что бы перемахнуть по мосту Хуанхэ или ее приток. Во многих местах дорога выглядит готовой. Кое-где есть движение, правда машин немного. Я могу ошибаться, но кажется новое шоссе будет платным, видел что-то похожее на турникеты. Старую дорогу тоже не бросают, чинят и даже делают для нее новые тоннели.
К Ланджоу подъезжаем после полудня. Проводники проходят по вагонам и наводят порядок, шторы на окнах должны быть одинаково подвязаны, вещи не выступать с багажных полок, мой непрезентабельный рюкзачок запихивают на полку подальше с глаз долой, как китайцы смирились с нашей горой вещей в тамбуре не знаю. Огромный город, долго едем промзоной, на километры тянутся ангары, в которых торгуют китайскими КамАЗами, может их здесь делают? Город начинается на равнине, но втягивается ближе к центру в теснину, справа скалистые горы в нескольких кварталах от железной дороги. Много старых хрущоб, огромные более новые кварталы типовых высоток в четырнадцать-шестнадцать этажей, высотки натыканы густо и видно, как часто расположены подъезды, квартиры, видимо, однокомнатные. Между высотками мелкие скверики. И обязательно, в любом городе строится деловой центр, где-то на холме, в дымке, ряд строящихся небоскребов этажей в тридцать-сорок.
Вокзал большой, новый и скучный, народу на платформах мало, здесь не Голмуд, китайских бабок с выпечкой и семечками на перрон не пускают, вместо бабок одинаковые большие стеклянные телеги с разной снедью, продавцы в униформе, но не очень-то у них покупают небогатые и практичные китайцы-пассажиры, предпочитают разводить вагонным кипятком лапшу из бичпакетов по три раза в день, утром, днем и вечером. Мы берем только пиво, семечки и какую-то выпечку.
После Ланджоу поезд направляется на юго-запад, в Сиань, древнюю столицу. Пейзаж за окнами не меняется до темноты, такие же живописные ущелья, красноватые, глинистые реки, уже не Хуанхэ, но выглядят так же, тоннели и мосты, неширокое шоссе, забитое машинами, строящаяся автострада ушла в сторону. Много деревень, все в садах, на больших деревьях краснеют мандарины. Усадьбы разного размера и достатка, но в одном стиле: дом с высокой крышей фасадом внутрь, по азиатски, в глухой двор, загороженный сараями и заборами. Как мне показалось, не всегда усадьбы примыкают вплотную, между стенами и заборами соседей может оставаться неширокий проход. Склоны гор местами разрыты котлованами и пещерами, похоже, добывают глину. Деревни не очень большие и не сплошняком, все горы, насколько хватает глаз, разделаны террасами, со дна долины вверх по склонам поднимаются проселочные дороги, мелькнет трактор или машина, но нет ощущения особого многолюдства. На полях копаются кто чем, трактора, ослики, а многие просто лопатой.
В Китае, оказывается, тоже есть писатели-юмористы. По поездному радио попса иногда прерываются их визгливыми голосами, в нужных местах прерываемые взрывами хохота. Жанр монолога, по-моему, не в ходу, выступают всегда двое. Некоторые пассажиры тоже иногда прыскают, но по большей части равнодушны, видимо работники веселого цеха достали их не меньше, чем нас. Зато попсу слушают с удовольствием, иные хиты подхватывая чуть не хором. Вообще, китаец, мурлыкающий песенку, обычное дело.
К Сиани подъезжаем вечером. Много пригородов, город то начнется, то опять поля, дороги, сараи, промзоны. Проезжаем металлургический завод, на кровле громадного открытого цеха красные отблески льющегося металла.
Через Сиань проходит большой кусок Великой стены, но слишком темно, что бы что-то увидеть. Около вокзала иллюминация, ряды цветных лампочек по форме зубцов и башен, но украшены реальные стены или это просто символ, брэнд города, сказать не могу.
В Сиани много пассажиров выходит, народу на Пекин как ни странно остается мало, вагоны полупусты, мы раскладываемся поудобнее, мне достается целый трехместный диванчик и после пережитых испытаний это почти пятизвездочный комфорт.

День 32 (07.10.06). Приезд в Пекин. Пекин. Авиабилеты. Прогулки по Пекину.

Поля кукурузы, лесополосы. Местность напоминает юг Росси. Проезжаем большой город, не останавливаемся. Поезд летит на скорости 150 км в час, путь идеальный, вагон чуть покачивает. Опять сельский пейзаж, никак нельзя сказать, что за окном сплошной город, в котором живут полтора миллиарда китайцев.
Пекин начинается за широкой, но в это время года почти сухой рекой, длинный мост через пески русла, и на той стороне к горизонту уходит громадный город.
До вокзала поезд идет еще минут десять. Город здесь не очень многоэтажный, зеленый. Под полотном дороги часто подныривают оживленные автострады.
Вокзал. С платформы длинный пологий спуск в подземный переход. У нас есть адрес рекомендованной Ильей гостиницы, дешевой и в центре. Долго разбираемся, как и на чем туда добираться, я стою у схемы Пекинского метро. Кольцо, поперечная линия, с северу к кольцу примыкает громадное полукольцо, судя по карте города в киоске рядом большая часть полукольца надземная, впрочем, это только мои догадки. Как добираться к гостинице на метро не понятно, решаем отдаться с нашим адресом такси. Выход на посадку на такси под землей, мы так и не увидели привокзальной площади. Посадка на такси под эстакадой, такси обтекаемые, но не слишком вместительные «Хундаи», машины выстроились в очередь, загружаются и отправляются одна за одной. Мы со своим грузом и невразумительным адресом тормозим, поэтому две машины отъезжают вперед, начинаем разбираться. Вроде водители поняли, куда надо, выезжаем из под моста.
Проспект, машины, автобусы, велосипедная дорожка. Дома 70-х годов, как на каком-нибудь Щелковском шоссе в Москве. Проезжаем площадь Тянаньмын.
Приехали. Нежаркое солнце, зеленые деревья как у нас в начале августа. У велосипедистов вдоль тротуара отдельная дорога, едут все время, молодежь и старики, поодиночке и группами. Примерно каждый четвертый велосипед – электрический, со специальной широкой рамой, для аккумуляторов и можно ноги поставить. Больше на таких женщины. Агрегат перемещается с легким жужжанием. Попадаются разгильдяйки, у которых сели батарейки, эти налегают на педали.
Проходим квартал по улице, но нарастает ощущение – не туда. Сергей идет назад налегке, скоро приходит, гостиница рядом, где остановились, таксисты привезли правильно.
Довольно большой холл, в конце его, за лестницей, виден выход в универмаг в этом же здании. Девушка и мужчина за стойкой понимают английский. Дешевые номера в подвале, прежде чем брать предлагают посмотреть. Окон, действительно, нет, но комната большая и чистая, в коридоре горячий душ.
Теперь билеты.
В холле сидит за компьютером в углу билетный агент. Но он торгует только билетами китайских компаний. Говорят, есть на улице агент. Выходим через магазин на улицу и оказываемся прямо на Тянаньмын, на углу. Прямо перед нами две большие старинные башни, между ними улица, по которой приехали и где гостиница. А за башнями вот она, площадь. Маленькое агентство в нашем здании, вход с площади. Та же история, «Аэрофлота» у них нет, китайкой авиакомпанией больше шестисот долларов. У нас есть телефон человечка, который может знать где агентство «Аэрофлота». Телефон старый, звоним на удачу, и человечек оказывается на месте, дает телефон и координаты агентства. Звоним туда, билеты на завтра еще есть, четыреста девяносто долларов. Пара остановок на метро. Метро рядом.
В китайском метро нет турникетов, есть тетки. Покупаешь бумажный билетик, тетка его надрывает и пропускает тебя. В остальном метро, станции и вагоны до боли знакомы, едешь как в Москве, только китайцев в вагоне больше.
Выходим. Широкая улица, большие, относительно современные здания, агентство в холле одного их отелей. Здесь целый заповедник авиакомпаний СНГ, кроме «Аэрофлота» еще «Пулково», какие-то узбекские или туркменские.
Кассирши две, китаянка, знающая русский и русская, знающая китайский. Перед нами покупает билеты соотечественница. Вошли трое мужиков, как я понял по разговору, экипаж Ту -154 «Пулковских авиалиний». Долго обсуждали с кем-то по телефону, дотянут без дозаправки в Новосибирске до Питера, или нет. Решили, что дотянут.
Наш вылет завтра в 11.30. Норма багажа 30 килограмм, вещи выкидывать может и не придется. Такси до аэропорта 60 юаней, 40 минут.
Не верится, что все так удачно. У нас еще остались деньги. На радостях заваливаемся в хорошую кофейню рядом.
После кофейни идем и громко обсуждаем планы.
Навстречу жизнерадостный китаец, лет сорока пяти, в очках, с молодой китаянкой. Делает стойку, слыша русскую речь, останавливает нас, знакомится. Сам, впрочем, говорит по-английски, примитивно, но четко и громко, с нами так и надо. Он художник, у него здесь, рядом, во дворе мастерская, приглашает пойти посмотреть. В Москве полно уличных художников, вероятно они есть и в Пекине. Можно сходить, почему нет, сувениры нам нужны.
Девятиэтажка типа московской, на первом этаже во дворе голая бетонная темноватая комната с отдельным входом. По стенам работы. Хозяин шумно, рассказывая, движется, разворачивает, показывает. Наш китаец – художник реалист. Пишет в стиле Васильева и Глазунова. Есть пейзажи, в том числе тибетские. На многих портретах молодая женщина, присматриваюсь – да это же наша хозяйка! Показываю на нее и на портрет – смеется, да. Оказывается она жена художника. Запомнился портрет, где она в санях в заснеженном поле, изображает больную девушку, с лихорадочно блестящими глазами и нездоровым румянцем.
Есть симпатичный цикл пейзажей про старый Пекин зимой. Узкие одноэтажные заснеженные улочки, глухие стены, калитки, дымки из труб. Есть карикатуры. Целая стена увешана работами в традиционном китайском стиле, на шелке. Эта продукция, похоже, поставлена на поток, через десять минут мы видим ее на прилавках сувенирного отдела большого универмага. Пока выбираем, хозяин спрашивает у каждого имя и пишет его иероглифами черной тушью на тонкой бумаге кисточкой.
Я выбрал узкую полоску с традиционной китайской девушкой в комнату дочери, под цвет обоев. На большее денег нет.






День 33 (08.10.06). Утренний велопробег по Пекину. Дорога в аэропорт. Домой!

Встаем с Павлом в шесть утра. Дежурный в холле удивленно смотрит, когда проходим мимо на улицу с велосипедами.
Двери входные не заперты. На улице прохладно, сумерки, но уже много людей и машин. Едем через Тянаньмын. Проходят солдаты. В районе мавзолея Мао какая-то толпа.
От площади поворачиваем на север, едем вдоль старого города, он слева, справа в квартале по следующей улице уже большие дома. Здесь дома небольшие, открываются магазины, они не сплошняком, как в Али, на улицу выходят фасадами обычные старые, одно и двух этажные жилые дома. Улица зеленая, очень обжитая, и напоминает мне улицы какого-то нашего южного города, Ростова или Ташкента советских времен. Велосипедные светофоры, впрочем, я вижу только здесь, в Китае. Очень они радуют, не приходится судорожно соображать, кто ты в момент пересечения, человек или машина, ощущаешь себя равноправным участником движения.
Наша задача простейшая: полчаса на север от гостиницы по прямой, полчаса обратно по параллельной улице. Правда по карте в этих районах наблюдались водоемы и парки, хотелось их зацепить. Ближайший парк вот за этим каналом, направо один квартал.
Стены и ворота парка фундаментальностью и кирпичностью мало уступают стенам Запретного Города. Впрочем, что мы знаем об истории Пекина? Может, это был филиал императорских парков? Кстати, для нас парк оказался запретным, из будки выскочила китайская тетка и потребовала то ли билет, то ли пропуск. Пришлось поворачивать, а утренний народ на гимнастику в парк шел, вероятно у них были пропуска.
Поехали дальше, не к улице, а к каналу, что бы вдоль него проехать к еще одному парку. Уперлись в тупик, трущобы, абориген шанхайчика показал через пустырь тропинку. Едем вдоль канала на запад, Пропускаем один мост, на втором или третьем поворачиваем через канал на юг, к центру, уже пора. На мосту сплошной поток велосипедистов, тоже к центру, вливаемся. Едем быстро. Никаких улыбок, китайцы суровы и сосредоточены, на нас поглядывают с удивлением. Много женщин везут детей на багажниках электровелосипедов, все без касок, конечно. Дети постарше едут в школу сами. Но в основном взрослые, на работу. На перекрестках у светофоров, в ожидании зеленого велосипедика, сбиваются толпы. Сегодня же воскресенье! Они что, и по выходным работают, инстинкт нагружает? Или сегодня «черное» воскресенье после праздничной недели Дня Независмости?
Дорога и поток опять идут на запад, нас это не устраивает. Слева кварталы старого, одноэтажного городка Педжина (так китайцы называют Пекин), сворачиваем в узкую кривую щель проулка, метров через двести выскакиваю на набережную большого пруда, оглядываюсь – Павла нет. Только этого не хватало, разминуться за час до отъезда на аэродром. Проезжаю переулок в оба конца, Павел выскакивает из какой-то щели, мчим дальше. Длинные пруды перегораживают дорогу к центру, едем на восток, по извилистой асфальтированной дорожке, до первой улицы на юг, вокруг прудов действительно парк, несколько пожилых китайцев делают китайскую гимнастику. Серая хмарь, висящая с утра, решила наконец перейти в дождь, начинает моросить, и все сильнее.
Улица к центру, опять молчаливая толпа энергично крутящих педали китайцев. Где они тут работают?
Начинаю узнавать улицу, вчера вечером тут проходили после Запретного Города, вот и он виднеется за домами, справа. Времени почти нет, но вот хочется сняться с велосипедом на фоне мавзолея Мао. Поворачиваем на площади вправо, вдоль стен кремля едем до мавзолея. Несмотря на рань и дождь на площади полно китайцев, иных целей, кроме экскурсионных, для них представить не могу.
Вдоль мавзолея проезжая часть, что бы попало все, что нужно в кадр, надо за турникеты и велосипедную полосу, по которой все так же несутся китайцы. Павел забирается и фотографирует, но к нему уже бегут китайские люди в штатском, там стоять нельзя! Уезжаем от греха. Что бы не ехать по толпе, ныряем в проулок за запретным городом, в ворота, мы здесь ходили вчера, все знаем, но дождь и спешка приводят к тому, что пропускаем нужный поворот, понимаем не сразу.
Наобум поворачиваем вправо, по незнакомой улице, по расчетам она должна вывести в район гостиницы, но время, время, а дождь уже тропический, стеной, хорошо не холодный. Улица, видимо, проходит задами правительственных зданий, здесь старые дома, чуть не сараи, грузовики с солдатами, ворота, солдаты в воротах, правительственные машины, шум, пробки, толчея, а гостиницы все нет, но если повернем обратно, будем опаздывать не шутя.
Наконец за углом, на той стороне улицы, показывается гостиница, выехали правильно. Мчимся по подземному переходу, вбегаем в холл, с велосипедов и нас течет вода.
Махмуд собирает вещи, ничего не говорит, но, вероятно, много о чем думает. Время, время. Разборка велосипеда доведена почти до автоматизма, обматываю скотчем и затягиваю сверху ремнями потуже, помня результаты перелета в Ош.
Минут через двадцать иду с вещами ловить такси, ребята подтягиваются вскоре. Такси ловится не вдруг, ни первый, ни второй водитель в аэропорт ехать не хотят, видя наши вещи или просто не входит в их планы, не знаю. Наконец на первой машине отправляем Павла с частью вещей, минут через пять мы с Сергеем выезжаем следом.
Таксист отгорожен от пассажиров решеткой, впервые вижу это в Китае. Едем по улице от площади, поворачиваем, начинаем выезжать на эстакады и… попадаем в пробки. Утром рабочего дня. Вспоминаю Москву и становится тоскливо, неужели и здесь так? Пробки не глухие, мы в общем едем, но медленно… Еще поворот, еще развязка, эстакада. Видимо, начинаем выбираться из города, пробки постепенно прекращаются, набираем ход. Система скоростных дорог в Пекине впечатляющая. В городе четыре кольца, к олимпиаде достраивается пятое, и радиальные дороги вполне соответствуют. На окраине города, сколько хватает глаз, строятся небоскребы. Над Пекином идет дождь. Водитель молчит. Выезжаем за город, некоторое время едем по широкому, отличному оживленному шоссе в зеленом коридоре, по сторонам ничего не видно, проезжаем указатель на аэропорт. Дорога шикарная, но к олимпиаде подстраивается еще несколько эстакад. Въезд в зону аэропорта платный.
У аэропорта видим Пашу с вещами. Быстро идем. Наш рейс объявлен, не отложен, скоро начинается регистрация и взвешивание. Набиваю в ручную кладь в виде авоськи все тяжелое, велозапчасти, инструменты, тащу отдельно свернутую пенку. Старая покрышка летит в урну, надо же что-то оставить. Иду на весы. Ура! 29, 5 кг, вписался. Паша делит свой вес с безвелосипедным Сергеем, вписываются и они. Рюкзаки уходят по транспортеру, мы еще успеваем впихнуть в них тяжелый тючок.
Идем на таможню и досмотр. Народу набралось уже изрядно, толпа вьется змейкой. Перед нами долго проверяют семейную пару с грудным ребенком. Моя сумка с веложелезом звенит на просмотре, как трамвай, и попадает в грубые лапы солдата, меня отводят в сторону, заставляют разуться и вывернуть карманы, обыскивают, солдат потрошит сумку, старый перочинный нож отбирает, педали уходят на экспертизу, не бомбы ли, и к моему удивлению возвращаются. Стою в двух куртках и обливаюсь потом. Мизерность потерь поражает, накануне я был готов выбрасывать старую любимую походную одежду и велоколеса, если бы бесплатная норма была 20 килограмм.

Коридор, поворот, еще коридор, нет, это уже телескопический трап, упирающийся в белый дельфиний нос большого самолета, на носу синими буквами имя корабля «Иван Бунин». Все время был уверен, что аэрофлотовский самолет будет Ил-96, только войдя на борт вижу, что это Boeing-767, два двигателя и фюзеляж поуже.
Наши места все три в разных рядах, мне досталось посередине, ничего не увижу в окна, жаль.
Паша во время посадки проводит пресс-конференцию по итогам экспедиции. Оказывается, бортпроводницы читали наши статьи в КП и каким-то образом Пашу распознали. Интересно, что там написано, в статьях. Надо почитать.
Самолет разбегается и почти сразу уходит в облака. Появляется солнце. Только набрали высоту, как начинает сильно трясти, по радио объявляют, что проходим зону турбулентности, всем оставаться на местах. Во время полета таких зон проходим несколько.
На мониторах, висящих над проходами, появляется карта полета, сначала глобальная, на четверть планеты. Шесть тысяч километров, восемь часов. Трасса проходит над Монголией, над Саянами. Появляется схема окрестностей Пекина, стрелочка самолета берет направление на Северо-запад. Затем на мониторах показывают кино, сначала какой-то боевик, потом «Жестокий романс», желающим раздают наушники, но… звука ни у кого нет, проводницы растерянно разводят руками.
Становится жарко, бросаю все одетое на кресло. Сидеть тесно, коленки упираются в переднее сиденье. Завтрак прошел, обед еще не начинался. Проезжает тележка со стеклянным ящичком-баром, но дорого все и, главное, что-то не хочется пить.
Под крылом Саяны, высокие кучевые облака, в просветах темнеет земля, видны горы, блестят ленты рек.
Кажется, Паша грязными вибрамами не до конца растоптал бортпроводницкую веру в Шамбалу и спящего Лемурийца. Очередь в туалет на задней площадке Боинга, тут же кухня. Проводницы спрашивают, неужели ничего «такого» не видел? Нет, говорю, Мулдашева не читал, мои личные цели поездки были никак не мистические, а только туристические. Проехать, посмотреть, и вся любовь, вся мистика.

На большой карте мира, на мониторе, хорошо видно, что Земля круглая. Самолет следует ее кривизне по кратчайшему пути и пролетает на трассе из Пекина в Москву над Северным Уралом, Сыктывкаром и Вяткой, Вологдой и Ярославлем. Начинаем снижаться, на мониторе меняется масштаб, появляются названия подмосковных городов. К Москве заходим с севера, летим вдоль Волги, проходим над Дубной и Дмитровом, летим вдоль канала. Из моей середины самолета в иллюминаторы немного видно слабое октябрьское Солнце, на земле темные, прозрачные леса с остатками желтой листвы.
Со стуком выпускается шасси, идеально гладкое крыло машины ощеривается закрылками и предкрылками, «Боинг» ощутимо тормозит, делает разворот от канала на восток и заходит на посадку. Касание, тряска, вой реверса.
На галерее оглядываюсь, самолет стоит у телескопического трапа, прощай, «Иван Бунин».
Китайцы выстраиваются в очередь к пограничникам, мы граждане, нам дальше. Две кабинки, турникет, отметка в паспорте.
Вещи получаем минут через сорок. Прощается Сергей, едет домой своим ходом. Нас встречает Пашин приятель на джипе. Едем не по Ленинградке, а задворками, деревнями и дачами, через савеловскую железную дорогу, в Медведково, там у родственников выгружаем Пашу. Меня довозят до Лося.
У азербайджанца в ларьке покупаю пива. Сижу на платформе, привыкаю к голосам, выражениям лиц людей, здесь все другое.
Сегодня воскресенье, вагон полупустой. Спокойно успеваю собрать велосипед. Поезд с гулким эхом мчится по лесу между Ивантеевкой и Фрязино. Озеро холодно блестит за голыми деревьями. Близится осенний вечер.