Ра и Ра-II

 Это было на острове Пасхи в 1955 году. Восточный берег. Под рокот прибоя четыре брата, четыре старика с кожей, похожей на сморщенный табачный лист, мелкими шажками вбежали в бурлящую воду, неся маленькое суденышко, формой близкое к банану. Солнце рассыпало блики на синих волнах, позолотило лодчонку. Престарелые крепыши вытолкнули лодку за вспененную полосу, вскочили на нее и, часто-часто работая веслами, рассекли обрушившийся гребень. Не успела вырасти новая волна, как они перевалили через нее, словно на качелях, и через следующую тоже, и вот уже вышли за прибой. В лодке было так же сухо, как до встречи с валами. Вся вода в ту же минуту ушла через тысячу щелей в днище. Ни высоких бортов, ни полого корпуса. Толстые связки, на которых сидели гребцы, образовали плоскую палубу, только впереди и сзади лодка-плот, сужаясь, загибалась вверх, чтобы лучше справляться с волной. Золотистым лебедем она переваливала через гребни.

Сто лет на острове Пасхи не спускали на воду таких лодок. Старики связали ее, чтобы показать нам, на чем их деды выходили в море ловить рыбу. Миниатюрная модель известных по изображениям огромных судов поры расцвета культуры острова Пасхи. И весьма внушительная, если сравнить с похожими на бивень одноместными пора, на которых состязались кандидаты на звание птицечеловека.

Островитяне благоговейно смотрели, как четыре старых рыбака идут в океан на лодке, так хорошо всем знакомой по сказаниям предков, лодке, означающей для здешних людей примерно то же, что для американцев «Мэйфлауэр» или для нас, северян, ладья викингов.

Утлое суденышко извивалось, будто надувной матрас, вверх-вниз, вправо-влево, применяясь к волнам и не давая им намочить команду. И когда смуглая четверка на золотистой лодке обогнула мыс, на котором мы в эти дни поднимали первого из поверженных каменных исполинов острова Пасхи, можно было слышать, как люди постарше с горящими глазами говорят о том, что вот, мол, оживает далекое прошлое острова.

В мертвом кратере вулкана Рано Рараку шесть человек погрузили в кромку озерной трясины восьмиметровый стальной бур. Множество незавершенных статуй на склонах вокруг кратерного озера свидетельствовало о том, что ваятели неожиданно прервали работу. Некоторые истуканы были почти готовы, только спина прочно соединялась с коренной породой. Они лежали с закрытыми глазами, сложив руки на животе, будто их заколдовала недобрая фея из сказки про принцессу Шиповничек. Другие каменные богатыри были отделены от породы и воздвигнуты стоймя, чтобы ваятели могли обтесать спину, сделать ее такой же изящной и гладкой, как остальные части статуи. Так и стоят они по карнизам, некоторые по подбородок в осколочном материале из каменоломен. Чуть наклонясь, сжав тонкие губы, они словно критически поглядывали, что там творят на берегу озера шесть гномов из живой плоти.

Длинное стальное копье дюйм за дюймом уходило в вязкую кашицу. Десятки тысяч лет на дне потухшего вулкана скапливались дождевая вода и ил, и возникло голубое зеркальное озеро, в котором отражается небо. И кажется, что белые пассатные облака вечной чередой скользят через кратер с востока на запад, исчезая в зеленых зарослях камыша. Три кратерных озера в камышовом венке – единственные источники пресной воды на острове Пасхи. Пасхальцы добывают в них питьевую воду с тех самых пор, как свели огнем первичный лес и превратили весь край в голую степь, после чего ручьи один за другим ушли в пористую вулканическую породу и пропали.

Об этом поведала кашица, извлеченная нами из озерной трясины. Бур заканчивался вращающимся ножом и маленькой полостью, которая захватывала ил, глину или песок, смотря по тому, из чего состоял очередной пласт. Чем глубже погружался бур, тем дальше мы проникали в прошлое.

Кромка трясины была словно книга, лежащая последней страницей вверх, а первой – вниз. Потом начиналась затвердевшая лава и вулканический шлак – свидетели той поры, когда остров поднялся со дна океана, извергая пламя. На эту безжизненную подстилку ложилась глина и ил, когда вулкан потух и края кратера начали разрушаться. Постепенно в донных осадках собиралось все больше цветочной пыльцы. Она герметически сохранялась, и теперь специалист-палинолог, изучая структуру отложений, может рассказать, в какой последовательности на новорожденный остров с помощью течений, ветров, птиц и людей попадали папоротники, кустарники и деревья. Ведь у каждого растения своя пыльца; под микроскопом ее крупинки напоминают причудливейшие плоды и ягоды.

Детективы укрываются под разными прозвищами. Некоторые, чтобы им не докучали любопытные, называют себя палеоботаниками. Они сидят и анализируют крупинки пыльцы так же тщательно, как другие детективы – отпечатки пальцев. Добытые нами комочки грязи мы раскладывали по нумерованным пробиркам, чтобы потом передать их в отдел ботанического сыска в Стокгольме. Так нам удалось кое-что разузнать о забытом прошлом острова Пасхи, о том, откуда мог прийти загадочный народ, который на заре истории неприметно для всех воздвиг здесь свои исполинские монументы.

Пыльца рассказала, что этот голый и бесплодный в представлении европейцев остров, богатый лишь истуканами и каменоломнями, от природы был наделен пышной растительностью – кустами, пальмами и другими деревьями. Но затем сюда задолго до европейцев прибыли мастера каменотесного дела. Они подожгли лес. Зола и копоть сыпались на кратерное озеро, оставив след в донных отложениях. Выше этого слоя пыльца лесных деревьев резко идет на убыль. Пришельцы сводили лес, расчищая место для американского батата, составлявшего их главную пищу. Им нужно было также место для их каменных домов и для широких культовых площадок, где сооружали ступенчатые платформы из огромных обтесанных плит, напоминающие культовые сооружения древнего Перу и египетского масштаба. Они уничтожали пальмы на склонах вулканов, снимали дерн и землю, добираясь до корневой породы, чтобы вытесывать из нее гладкие плиты и монолитные статуи покойных правителей-жрецов. Срубленные деревья их не интересовали, потому что первые обитатели острова Пасхи привыкли строить из камня, камень был для них привычным материалом, тяжеленные плиты весом в шесть, восемь, десять слонов и высотой с дом тащили через весь остров, ставили на торец, укладывали друг на друга и подгоняли, сооружая замечательные мегалитические стены, подобные которым можно увидеть только в Перу, Мексике да в странах древних солнцепоклонников Внутреннего Средиземноморья, на другом конце земного шара.

И не только об этом рассказали детективы, изучив доставленные нами комочки грязи. Усердные покорители целины, хотя истребили изначальную растительность острова, привезли взамен батат, который был неизвестен в нашей части света, пока Колумб не обнаружил его в Америке. Об этом мы знали и раньше. Островитяне называют батат «кумара», как и коренные жители значительной части древней инкской империи. Но лепешечки ила сохранили следы другого растения, еще более важного для морского народа.

Камыш. Камыш тотора.

Выше слоев с золой от лесных пожаров идут другие слои, желтые от спрессованной пыльцы камыша тотора, перемешанной с прочными волокнами стеблей. Большие участки кратерного озера покрыты сплошным плавучим ковром из сгнившего камыша. Кроме тоторы только одно водное растение оставило свою пыльцу в донных отложениях, начиная с пласта, в котором пепел знаменует прибытие людей на остров. Глубже пыльца пресноводных растений не встречена. До прихода человека в кратерных озерах Пасхи ничего не росло, поверхность их была совершенно чистой.

Чем не материал для детектива! Нетрудно догадаться, что оба пресноводных растения попали сюда из-за океана вместе с человеком. Ведь речь идет о важных культурах, одна из которых применялась в медицине, другая использовалась как строительный материал, и ни та, ни другая не могла быть принесена морскими течениями, ветрами или птицами, потому что обе размножаются только корневыми отростками. Чтобы они могли появиться в трех кратерных озерах на уединенном острове Пасхи, их должны были посадить там люди, которые привезли корневища из своего родного края. Теперь оставалось лишь пройти по следу. Оба вида встречаются только на американском материке, их нет больше нигде на свете. Камыш тотора – Scirpus tatora – был одной из главных культур в хозяйстве древних обитателей засушливого приморья инкской империи; они разводили его на орошаемых участках и применяли для лодок, кровли, циновок, корзин и веревок. Второе растение, горец – Polygonum acuminatum, – использовалось индейцами Южной Америки как лекарство. И для островитян оба растения играли такую же роль.

Держа в руке кусок легкого, высушенного солнцем камыша тотора, я смотрел на четырех полинезийцев, которые перемахивали через волны в открытом море так же лихо, как скакали верхом на конях по суше. Присутствие этого американского пресноводного растения в трех кратерных озерах на самом уединенном острове мира давно считалось одной из великих загадок ботаники Тихого океана. А загадка, похоже, решается очень просто. Может быть, древние мореплаватели из Перу пересекли океан не только на бальсовых плотах, может быть, среди них были мастера вязать камышовые лодки, и они привезли корневища, чтобы обеспечить себя строительным материалом.

Когда мы помогли старикам вытащить на берег их серповидную лодку, я окончательно утвердился в мысли, что люди древнейшей культуры острова унаследовали свои характерные суда от древних строителей перуанских пирамид.

Пять лет спустя я встретился на конгрессе в Гавайском университете с ведущими специалистами по археологии Тихоокеанской области. Пять лет мои товарищи по экспедиции, эксперты в разных областях науки обрабатывали материал, собранный в ходе наших раскопок на Пасхе. Скелеты и каменные орудия, образцы крови, пыльца и остатки костров – все было важно для детективов от науки, которые пытались выяснить, что происходило на самом уединенном острове в мире задолго до того, как Колумб приплыл в Америку и тем самым открыл европейцам путь в Тихий океан. Мои сотрудники доложили конгрессу итоги наших работ на острове Пасхи.

И вот я сижу за одним столом с другими учеными и вместе с ними подписываю документ, резолюцию конгресса. А в резолюции говорится, что наряду с Юго-Восточной Азией Южная Америка была родиной народов и культур, которые до европейцев пришли на острова Тихого океана. Никаких возражений с моей стороны. Ведь своим плаванием на плоту из Перу я как раз хотел показать, что Полинезия могла быть заселена с двух сторон. Такая догадка родилась у меня задолго до «Кон-Тики», еще когда я приехал на Маркизские острова, чтобы пожить на полинезийский лад, и на восточном берегу Фату-Хивы слушал у костра рассказы старика Теи Тетуа под гул могучих волн, которые вместе с облаками день и ночь, день и ночь шли в одну сторону – от Америки к островам.

Три тысячи ученых заслушали резолюцию и единогласно одобрили ее. Я покидал X Международный тихоокеанский конгресс с поручением содействовать дальнейшим раскопкам на ближних к Южной Америке островах. В свою очередь археологи-тихоокеанисты впервые включили в круг своих интересов приморье Южной Америки. Открылись ворота между Перу и Полинезией, кончился однобокий взгляд на Тихий океан.

Но камышовая лодка снова была забыта.

И вдруг ее извлекли из забвения самым неожиданным образом, в самой неожиданной связи. В январском номере научного журнала «Американская древность» за 1966 год один известный исследователь из Калифорнийского университета указал, что камышовые лодки древнего Перу похожи на папирусные лодки древнего Египта. Причем лодки не единственная черта, позволяющая говорить о поразительном сходстве этих двух культур. В статье приводился список шестидесяти очень специфических черт, не имеющих широкого мирового распространения, но одинаково характерных для древнейших культур Восточного Средиземноморья (включая Месопотамию и Египет), с одной стороны, и доколумбовых культур Перу – с другой. Камышовая лодка была лишь одним из шестидесяти перечисленных элементов.

Обычно, когда в культуре далеких друг от друга обособленных районов обнаруживают одну или две однотипных черты, наука называет это случайностью, ведь люди во всех концах света настолько схожи, что вполне естественно, если какие-то их изобретения совпадут. Но когда налицо целый набор разнообразнейших совпадений, притом настолько специфичных, что этот комплекс встречается только в двух определенных районах земного шара, опасно совсем исключать возможность контакта между этими двумя центрами культуры. Список шестидесяти специфических параллелей в журнале был как раз таким случаем, сигналом, призывающим к осторожности.

Статья в «Американской древности» поразила не только меня. И не только потому, что перечень элементов выглядел внушительно и давал пищу для размышлений. Больше всего удивляло, что его составил изоляционист. Автор статьи прослыл одним из самых рьяных поборников гипотезы о полной изоляции Америки до Колумба, полагающих, что люди могли попасть в Новый Свет только по льду на севере. И он вдруг публикует перечень, которому позавидовал бы Перси Смит и вся его старая школа диффузионистов. Шестьдесят специфических культурных параллелей между древним Перу и Египтом.

Напрашивался вывод. И автор статьи делал его. Дескать, Египет лежит в Восточной Африке, а Перу – на западе Южной Америки, их разделяют два материка и Атлантический океан. Два народа, которые делали лодки из камыша, не могли сообщаться через океан, из чего следует, что шестьдесят культурных параллелей должны были возникнуть независимо, из чисто практических соображений они не могли явиться следствием морских плаваний человека. Мораль: уважаемые диффузионисты, верящие, что Америка получала импульсы извне до 1492 года, прекратите поиски параллелей, ибо сим доказано, что эти параллели ничего не доказывают.

Научные противники изоляционистов, то есть диффузионисты, возмутились. Их коробило от такой логики. Они были твердо убеждены, что Центральная Америка и Перу еще в древности восприняли импульсы через океан. Но через какой именно? И на каких лодках? Волны дискуссии продолжали бушевать. Вопрос оставался открытым.

В том же 1966 году устроители XXXVII Международного конгресса американистов решили свести для научного единоборства представителей обоих спорящих лагерей. Каждые два года съезжаются специалисты по древней истории Америки; очередной конгресс должен был собраться в Аргентине, и меня попросили организовать симпозиум по вопросу: были или не были контакты через океан с Америкой до Колумба?

Двери аудитории закрываются, симпозиум открывается. Составитель перечня шестидесяти параллелей приглашен, но не явился. Диффузионисты, считающие, что контакт был, представлены докладчиками с трех континентов. Изоляционисты тоже хорошо представлены, но только среди слушателей. У них такая тактика: сначала выслушать противника, потом сокрушать его аргументы. Они предпочитают оборону, мудро предоставляя собирать доказательства тем, кто считает, что люди достигли Америки морским путем до Колумба. У диффузионистов никогда не было недостатка в аргументах, но доказательства отсутствовали. Значит, заключали изоляционисты, океан не был преодолен.

Одним из яблок раздора были исландские королевские саги, сказания викингов, подробно записанные их историками задолго до рождения Колумба. Никто не отрицал, что норвежские викинги заселили сперва Исландию, потом все юго-западное побережье Гренландии. К тому времени, когда Колумб поднял паруса, они жили там постоянно 500 лет. Это подтверждают многочисленные могилы и развалины хуторов, шестнадцати церквей, двух монастырей и усадьбы епископа, который поддерживал связь с папой римским, используя регулярное морское сообщение с Норвегией. Колония платила дань норвежскому королю.

Путь от Норвегии до поселений викингов в Гренландии через Северную Атлантику равен пути от Африки до Бразилии через Южную Атлантику. От Гренландии оставалось совсем немного до американского материка. Изоляционисты говорили, что этот последний отрезок не удалось одолеть.

Он был преодолен, утверждали древние саги. Бьярне Херюлфссон первым пересек пролив на своей ладье, пересек нечаянно, сбившись с курса в тумане. Однако он не стал причаливать к неведомым берегам, а повернул назад, в Гренландию. Вскоре его корабль купил Лейв Эйрикссон, сын Эйрика Рыжего, того самого, который открыл Гренландию. Около 1002 года Лейв с командой из тридцати пяти человек вышел из Гренландии на юго-запад. Отряд Лейва первым высадился на берег новой земли, названной ими Винландом, построил там дома, перезимовал и только потом вернулся в Гренландию. На следующий год брат Лейва, Турвалд Эйрикссон, пересек пролив и поселился со своими людьми в домах, оставленных Лейвом. Через два года, исследуя лесистые берега, он был убит стрелой в схватке с коренными жителями. Тридцать дружинников похоронили его в Винланде и ушли домой, в Гренландию. Затем в Винланд на двух кораблях отправился Турфинн Карлсэвне вместе со своей женой Гюдрид и многочисленной командой. С ними была дочь Эйрика Рыжего, Фрейдис; на этот раз норманны взяли с собой скот, намереваясь прочно обосноваться в новом краю. Гюдрид родила в Винланде сына – Снорре. Однако участившиеся нападения многочисленных отрядов «скрелингов» (индейцев) в конце концов вынудили поселенцев уйти. Понеся большие потери, они бросили свои усадьбы и вернулись кто в Гренландию, кто в Европу.

Рукописные саги изобилуют реалистичными деталями. Берега и пути кораблей описаны так подробно, что нельзя сомневаться: да, викинги открыли Винланд и пытались обжить новую страну в первые десять-пятнадцать лет после 1000 года.

Но где находился Винланд? Докажите, что Винланд – это Америка, твердили изоляционисты много лет. И вот – сенсация: XXXVII Конгресс американистов получил доказательства.

Место, где викинги около 1000 года высадились на берег и построили свои дома, – Ланс-о-Мидоуз на северной оконечности Ньюфаундленда. Здесь до наших дней под дерном сохранились следы типичного норманнского жилья. Остатки древесного угля позволили произвести радиоуглеродную датировку с десятикратной проверкой. Она показала, что дома появились как раз в то время, о котором говорится в сагах.

Индейцы не знали до Колумба железа, а здесь нашли остатки железных гвоздей, нашли болотную руду в примитивной кузнице. Северные индейцы не знали ткачества, а тут лежало под дерном типично норманнское пряслице из стеатита.

Открыл все это известный норвежский специалист по Гренландии, историк Хельге Ингстад. Он отыскал заветное место, тщательно изучив древние исландские записи. А раскопками руководила его жена, археолог Анна Стина Ингстад; ей помогали видные американские археологи. Против фактов нечего было возразить. Викинги побывали на Ньюфаундленде. Они первыми дошли до Америки через Атлантический океан.

Но, говорили изоляционисты, викинги пришли и ушли, не оставив никакого следа, кроме обросших травой земляных валов. Их посещение никак не повлияло на ход истории, индейцы прогнали норманнов и зажили по-старому. Согласно сагам, они успели получить от викингов лишь несколько кусков красной материи раньше, чем кровавые схватки положили конец всякой меновой торговле.

Да, норманны не осели прочно в Америке. И все-таки на севере человек достиг Нового Света и с востока, и с запада до того, как Колумб прошел через океан в тропических широтах.

В Южной Атлантике изоляционисты взяли верх. Здесь развернулась главная баталия. Никто не мог предъявить осязаемых доказательств того, что мореплаватели достигали Мексики до испанцев. К письменным источникам коренных жителей Мексики относились еще более пренебрежительно, чем к сагам викингов. Их сказания о доколумбовых пришельцах – белых бородатых людях – нельзя было подтвердить. И штурм диффузионистов был отбит так же легко, как прежде. Культурные параллели на востоке я западе были для их противников пустым звуком. Поединок закончился тем, что изоляционисты сохранили прочные позиции. И ведь у них был важный аргумент, с которым нельзя было не соглашаться: если народ древней культуры с мореходным опытом пересек океан и научил индейцев писать на бумаге и строить дома из кирпича, он должен был также научить их строить суда. Невозможно, чтобы люди, умеющие воздвигать пирамиды, одолели океан, не умея строить кораблей. Египтяне за 2700 лет до нашей эры уже строили настоящие деревянные корабли с полым корпусом, палубным настилом и каютами из струганных досок, а индейцы до этого так и не додумались. Во всем Новом Свете до Колумба делали только камышовые лодки, плоты, долбленки да каноэ из кожи. Против этого факта нечего было возразить. Настоящее судостроение возникло в Новом Свете только с появлением Колумба и его товарищей.

Камышовые лодки, плоты, долбленки. Опять они... Бальсовый плот вполне мореходен, но на нем можно было плыть только из Америки, а не в нее, потому что до прихода испанцев бальса не росла в других частях света. Зато камыш, осока, тростник росли повсюду. И уж, конечно, на Ниле и в Малой Азии.

– Ивон, – сказал я жене, – надо будет отправиться в Анды, еще раз посмотреть на американские камышовые лодки.

Мы пригласили с собой супругов Ингстад: пусть убедятся, что не одни викинги умели строить изящные суда. Не успел закрыться конгресс, как мы вылетели в Ла-Пас в Боливии и на следующий день уже были на берегу Титикаки, небесно-голубого озера на высоте около четырех тысяч метров над уровнем моря, вокруг которого еще на две с лишним тысячи метров вздымаются вверх снежные пики. На прилегающем к озеру плато лежали развалины Тиауанако, культурного центра и самой могущественной столицы Южной Америки доинкской поры: пирамида Акапана, мегалитические стены, огромные каменные статуи неведомых священных правителей. А на озере, маневрируя на сильном ветру, ходили лодки рыбаков из племени аймара. Издали виден лишь наполненный ветром парус, на большинстве лодок – из ветхой парусины, но кое-кто, оставшись верным старой традиции, поднял на двуногой мачте большую циновку из золотистого камыша тотора. Три лодки шли полным ходом прямо на нас, вот уже видно индейцев в полосатых

остроконечных шапочках, и можно рассмотреть конструкцию лодки. Изумительно. Мастерская работа. Каждая камышинка уложена предельно тщательно, симметрия безупречная, изящные, плавные обводы; сигары из камыша связаны настолько туго, что больше похожи на надутые воздухом понтоны или позолоченные бревна, у которых оба конца заострены и загнуты вверх, будто носок деревянного башмака. Стремительно рассекая воду, лодки вошли в просвет в камышах и с ходу врезались в илистое дно. Причалив таким способом, индейцы вброд дошли до берега со своим уловом.

Лодки этого своеобразного типа и в наши дни вяжут тысячами во всех концах огромного внутреннего моря. Точно так же они выглядели 400 лет назад, когда сюда пришли испанцы и обнаружили заброшенные развалины Тиауанако, увидели сориентированную по Солнцу пирамиду и каменных истуканов, созданных, по словам индейцев аймара, на заре времен народом виракоча, белокожими бородатыми людьми под предводительством Кон-Тики-Виракочи, солнечного наместника на земле. Сперва виракоча поселились на острове Солнца. Предание сообщает, что они связали первые камышовые лодки. Легенда, записанная испанцами четыре века назад, по-прежнему жива среди индейцев озера Титикака. Сколько раз меня тут величали «виракоча» – так аймара здесь по сей день называют белых.

Вот они снова передо мной – огромные глыбы весом от пятидесяти до ста тонн, обтесанные и пригнанные друг к другу с точностью до долей миллиметра. И изящные, как произведение искусства, лодки из камыша бороздят озеро сегодня, как они его бороздили в ту далекую пору, когда на таких же судах возили с той стороны камень из потухшего вулкана Капиа для пирамиды Акапана. Нет никаких причин сомневаться, что современная наука права, допуская связь между этой погибшей культурой и другими центрами древних американских культур, следы которых протянулись цепочкой через глухие дебри от Мексики до перуанского нагорья. До того как гигантские доинкские сооружения Тиауанако превратились в развалины, здесь была столица одной из самых могущественных империй мира, чье влияние распространялось на всю территорию нынешнего Перу и на прилегающие части Эквадора, Боливии, Чили, Бразилии и Аргентины. Приморская полоса длиной не меньше двух тысяч трехсот километров испытала влияние искусства и религии, исходящее из имперской столицы на берегу горного озера; и все эти тысячи километров тогда, как и теперь, омывались могучим океанским течением, которое доставило плот «Кон-Тики» прямо в Полинезию. Черепки керамики, характерной для приморской культуры Тиауанако, найдены на Галапагосских островах, в тысяче километров от материка, а древнейшие статуи, найденные археологами в почве острова Пасхи, очень схожи с тиауанакскими образцами. То же можно сказать о камышовых лодках. Не приходится сомневаться, что культура острова Пасхи – только ветвь, возможно последняя, верхняя ветвь могучего дерева. Но где его корень? Здесь, в Америке? Или по ту сторону Атлантики? Кто прав, изоляционисты или диффузионисты? На конгрессе их голоса прозвучали одинаково неубедительно. Как руководитель симпозиума, я занял нейтральную позицию. Хотя в одном был совершенно уверен: и те и другие недооценивали тиауанакскую лодку. Не так уж плоха камышовая лодка, если жива по сей день, после четырехвекового контакта с европейской культурой.