Экспедиция "Тигрис"

Молодой месяц словно обозначил новую фазу путешествия, когда мы ушли от Сокотры — первого на нашем маршруте клочка африканской земли. Ночь принесла крутую волну и переменные ветры, и в скудном свете тонкого лунного серпа мы с Норманом, как нам показалось, совсем близко рассмотрели черные контуры уходившего назад высокого западного мыса. Прощай, Сокотра! Некоторое время вдалеке за кормой переливались яркие лучи прожекторов. На рассвете весь возвышенный западный берег острова остался позади, и вскоре мы снова очутились наедине с океаном и нашими морскими спутниками, большинство которых остались нам верны.

Через два дня мы с хорошей скоростью миновали необитаемый остров Каль-Фарун с птичьим базаром. Высокая скала, напоминающая акулий зуб, блестела от помета. Отметив, что в лоции перепутаны местами изображения Каль-Фаруна и Джазират-Субуния, мы заключили, что вряд ли эти воды с мощными приливно-отливными течениями и противотечениями между скалистыми островками привлекают какие-либо суда. Однако как раз в это время, когда небо и солнце окрасились в закатный красный цвет, мы увидели два судна. Они догоняли нас, следуя сходящимся курсом, причем одно из них появилось со стороны Сокотры. Похоже было, что ладью собираются взять в клещи, и мы подняли флаг ООН. В ответ поднялись советские флаги, а затем мы прочли названия на железных корпусах: «Анапский» и «Ачуевский». Два советских рыболовных траулера, явно нуждающиеся в свежей покраске после долгого пребывания в море. Юрий влез на крышу рубки и радостно запрыгал там, размахивая фуражкой. Его жестикуляция нисколько не смутила птиц, которые пикировали на рыбу около ладьи. Да и выстроившиеся вдоль поручней моряки, по три десятка на каждом судне, поначалу реагировали довольно вяло. Тем временем солнце зашло, и траулеры озарились электрическими огнями. Замедлив ход, они как бы эскортировали нас с двух сторон, чуть отстав от «Тигриса», и один траулер поприветствовал нас сиреной. Асбьёрн живо накачал резиновую шлюпку, вместе с Юрием они подошли по черным волнам к «Ачуевскому», и Юрий поднялся на борт. Через полчаса он вернулся с дарами и вручил нам огромного замороженного групера, десятикилограммовый мешок с обезглавленными морожеными креветками, большой мешок картофеля и русские карты залива, к которому мы направлялись. Два дня мы объедались чудными креветками, торопясь управиться с ними, пока не протухли на жаре.

Траулеры ушли курсом на Аден, и мы снова остались одни. В последний раз нам выдалась возможность поваляться на крыше рубки и поразмышлять о далеких временах, когда в этих водах плавали основатели древних цивилизаций и свободной торговли. Историк Плиний Старший в первом веке нашей эры отмечал широкий размах морской торговли между Египтом и Цейлоном, который, в свою очередь, был связан «со страной китайцев». Плиний недвусмысленно заявляет, что сведения о здешних морских путях римляне получили от древних египтян и что те точно знали, когда, куда и как ходить под парусами в этой части Индийского океана. Благодаря Плинию и заведовавшему Александрийской библиотекой древнегреческому ученому Эратосфену, трудами которого пользовался римский историк, нам было известно, что «Тигрис» далеко не первый корабль подобного рода, совершивший этот несложный переход. Плиний записал, что египтяне в свое время плавали «на судах из камыша, оснащенных подобно нильским лодкам» не только на Цейлон, но и к индийскому материку, торгуя с прасиями на реке Ганге. Он приводит точный навигационный путь, сообщенный Эратосфену египетскими купцами, и отмечает, что суда выходили из портов Красного моря летом, когда на небе показывался Сириус. Далее он пишет: «В обратный путь из Индии мореплаватели отправляются в начале египетского месяца Тибис, что отвечает нашему декабрю, и во всяком случае, до шестого дня египетского Мешир, то есть до 13 января по нашему календарю».

Мы на «Тигрисе» покинули район Инда только 7 февраля, зная, что запаздываем, поплатились сломанной стеньгой и все равно дошли до африканских вод. Не времена года были для нас главной помехой, а историческая эпоха. Мы опоздали на несколько столетий, и нам не разрешили высаживаться в Пунте. Идя в опасной близости от запретного берега, надо было маневрировать предельно осторожно, чтобы не оказаться в виду венчающего «рог Африки» мыса Гвардафуй, после которого восточное побережье материка сворачивает круто на вест-зюйд-вест, окаймляя Аденский залив.

— По-моему, нам лучше всего держаться к югу от середины залива, — сказал Норман. — От нас требуется величайшая точность. Ширина промежутка между Азией и Африкой всего каких-нибудь пятнадцать миль, и мы должны попасть в эту щель.

В это время на политическом небе появился первый просвет. Мы получили разрешение на заход от Джибути, крохотной африканской республики в глубине Аденского залива, у самого входа в Красное море. Это новорожденное государство, клочок засушливой земли вокруг хорошо оборудованного порта, соблюдало нейтралитет.

Мы миновали мыс Гвардафуй за пределами видимости. Там за горизонтом наиболее развитые представители современной цивилизации выгружали новейшие изобретения для убоя людей. Три с половиной тысячи лет назад корабли египетской царицы Хатшепсут приходили сюда за миртовыми деревьями для украшения Фив. Когда плывешь от континента к континенту на камышовом корабле, времени для размышлений хоть отбавляй...

Если не считать человеческой природы, за последние пять тысяч лет многое изменилось на всех материках. Все быстрее преображается наша среда обитания. Ожидающий нас путь так же неизведан, как большая часть пройденного, и чем лучше мы постигнем прошлое, тем вернее сможем предсказать будущее. Поскольку наша родословная совсем недавно отодвинулась на два с лишним миллиона лет назад, будущие раскопки сулят массу нового. Величайшее открытие последних лет — уразумение того, как мало, невероятно мало нам пока известно о прошлом человеке, о начале всех начал. В первые десятилетия после Дарвина и открытия неведомой прежде шумерской цивилизации нам казалось, что мы получили ответ на все вопросы: родина человека — леса, родина цивилизаций-близнецов — Египта и Двуречья — две широкие плодородные речные долины. Вроде бы все сходилось.

В том, что две замечательные цивилизации возникли бок о бок на Ближнем Востоке около 3100 года до нашей эры, не видели ничего удивительного. Ведь там помещались Сады Эдема, и Адам с Евой родились всего за несколько тысячелетий до того. Но затем последовали открытия в долине Инда. Сперва были обнаружены хорошо сохранившиеся города-близнецы Мохенджо-Даро и Хараппа. Потом археологи и здесь раскопали следы работы первых цивилизованных градостроителей, датируемые примерно 3000 годом до нашей эры. Три великие цивилизации в областях, окружающих Аравийский полуостров, предстают нашему взору в высокоразвитом обличье, с организованными династиями, удивительно схожие между собой. Можно подумать, что объединенные родством священные правители прибыли откуда-то извне вместе со своими приближенными и утвердились на землях, населенных сильно-уступавшими им в культурном развитии племенами.

Как объяснить впечатляющий, чуть ли не внезапный одновременный расцвет трех разных областей, если не взаимосвязью явлений? Вопрос этот напрашивался и раньше, он тем более уместен теперь, когда оказалось, что 3000 год до нашей эры отнюдь не обозначает некую срединную точку в расселении и эволюции человечества. Жители Двуречья, Египта и прочие представители рода людского по меньшей мере два миллиона лет независимо друг от друга шли по пути от первобытного палеолита до цивилизации бронзового века. Зная это, вправе ли мы полагать, что три народа-судостроителя в одно время начали странствовать в поисках олова и меди, чтобы выплавлять бронзу и придавать ей заданную форму восковым литьем? И можно ли говорить о естественной связи между литьем бронзы и, скажем, изобретением письменности или колесной повозки? Тем не менее три названные цивилизации вдруг обзавелись важнейшими элементами материальной культуры и верований, словно инспирировали друг друга или же черпали из общего источника.

Признавая, что в древности достижения цивилизации распространились от обширных нив Египта и Шумера сначала по всему Ближнему Востоку, затем на Крит, Грецию. Рим и наконец на остальную Европу, мы стоим на прочной исторической основе. Известно, что влияние Индской цивилизации, с ее совершенными портами в приморье, проникло в самые отдаленные уголки Индии. Коль скоро Плиний показывает, что Цейлон в древности торговал с Китаем, кто мог помешать представителям хараппской цивилизации делать то же самое и обогащать важными импульсами великую китайскую цивилизацию, расцвет которой наступил вскоре? В селении Ормара мы видели маленькие примитивные дау, регулярно доставляющие вяленую акулу на Цейлон. Для этих людей естественной дорогой было море, а не джунгли. Располагая географическими промежуточными звеньями в лице Цейлона на востоке и Бахрейна на западе, люди Индской культуры, начав бороздить моря, вряд ли пребывали в неведении о крупных государствах приморской Азии.

Хронологически все известные нам великие цивилизации древности выросли одна за другой сразу после рубежа, обозначаемого 3000 годом до нашей эры. В основе их лежит исторический прорыв в трех ключевых приречных областях. Однако при всей его важности этот прорыв еще не обозначает точку отсчета, подлинное начало цивилизованного человека. Устоявшиеся представления рухнули в который раз, когда пересмотр и уточнение радиокарбонных датировок показали, что до того, как сложились первые династии в трех великих речных долинах, цивилизованный человек развивал свою деятельность в самых неожиданных местах. Примечательные каменные сооружения возникли на островах вокруг Великобритании, на Мальте и Бахрейне раньше, чем где-либо еще. Общепризнанные доктрины о зарождении цивилизации ныне найдены несостоятельными.

Наука озадачена. Ученые еще не успели внести исправления в устаревшие учебники. Да и не принято заменять старые тексты, прежде чем на это дадут свое благословение большинство ученых. Сейчас можно встретить утверждения, что цивилизация зародилась независимо на различных островах за тысячу или более лет до того, как она возникла в поречье на континентах. И что стимулом прогресса, вероятно, были не импульсы извне, не массовая организация и не обильные урожаи зерновых, а обусловленные изолированным положением мир и безопасность. На это возражают, что подобные гипотезы противоречат фундаментальным положениям исторической науки. Что бедные почвами и прочими ресурсами острова не обеспечивают необходимых предпосылок для рождения цивилизации. К тому же цивилизация не возникает вдруг: если она существовала на островах вокруг Британии к IV тысячелетию до нашей эры, значит, сюда пришли уже цивилизованные племена или же острова задолго до того были заселены первобытными людьми и у них было время, чтобы подняться на следующую ступень.

В обоих случаях у начала стоят мореходные суда. Целые семьи — первобытные или цивилизованные — пересекали море. Это согласуется со свидетельствами фресок Сахары и петроглифов области Красного моря: когда началось строительство пирамид, судостроение насчитывало не один век. Когда леса преграждали путь, реки и океаны были открыты для человека.

В наших знаниях о прошлом зияет огромный пробел между костями жившего два миллиона лет назад гоминида, найденными в озерных отложениях Африки, и вдумчивыми строителями, которые плавали на своих судах по обе стороны Гибралтара всего шесть-семь тысяч лет назад. Еще один пробел отделяет этих строителей от внезапно появляющихся на берегах Нила и Инда, в устье Тигра и Евфрата самодержцев с многочисленной свитой искусных ремесленников, зодчих и астрономов. Известные нам даты — не более чем редкие вехи на огромном пути. Большая часть нашего прошлого потеряна, забыта; кое-что еще сохраняется, сокрытое от взгляда под песком, илом, землей, вулканическим пеплом. За время существования человека лик планеты менялся снова и снова. Льды приходили и уходили. Суша рождалась и исчезала. Древние почвы в лесах и поречьях перекрыты периодическими отложениями. Наступающие пустыни погребли некоторые из важнейших областей обитания древних людей. Подводная археология только-только родилась, а ведь семьдесят процентов поверхности нашей планеты занимает вода!

Следует считаться с возможностью открытия под песком еще неведомых цивилизаций. В 1975 году при раскопках городища Мардих в Сирии обнаружена столица современного Вавилонии огромного ханаанейского царства; здесь найдено, в частности, около 15 тысяч глиняных плиток с письменами. Не только шумеры и творцы цивилизации Хараппы оставались неизвестными, пока на них не наткнулась лопата археолога, — все следы хеттов, ольмеков и многих других динамических культур Старого и Нового Света скрывались под землей. И все они оказались прототипами и катализаторами последующих исторически известных культур. Помпея и санторинский Акротири обнаружены в толще вулканического пепла.

Когда заходит речь о возможности открыть что-то под водой, мы дружно смеемся. Смеемся, как смеялись над Лики, над Вегенером, который несколько десятилетий назад впервые выдвинул гипотезу о дрейфе континентов. Позволительно смеяться над версией о затонувшей Атлантиде: слишком много небылиц накручено вокруг этого предания, и затонувшие народы столь же непопулярны в среде ученых, как пришельцы из космоса. К сожалению, фантастов больше манит погружаться в море и посещать очередную Атлантиду, чем зарываться в песок к шумерам. А археологам легче копать песок, чем работать под водой.

Но где гарантия, что, кроме затонувших судов, все прочие следы человека сосредоточены на тридцати процентах поверхности планеты, занятых ныне сушей? Каждый шаг вперед науки о происхождении и развитии человеческого общества — плод острых споров. Подбросим же и мы немного дров в костер полемики.

Человек каменного века охотился за лесным зверем там, где теперь плещутся волны Северного моря и траулеры поднимают со дна наконечники стрел. На месте Атлантики, в отличие от Тихого океана, в давние времена тоже была суша. До сих пор не установлено, когда затонули последние отрезки Срединно-Атлантического хребта. Предположительные датировки допускают совпадение во времени с эпохой древнего человека. Известно, однако, что в Атлантике произошла чудовищная катастрофа как раз тогда, когда отмечается заметное оживление человеческой активности. Во всяком случае, эта катастрофа должна была отразиться на творцах островных культур вокруг Британии — ведь дно океана расколола огромная трещина, которая пересекла даже лесистую Исландию. Здесь в заполненную лавой расщелину упало дерево, и радиокарбонная датировка показывает, что это случилось около 3000 года до нашей эры.

С поправкой на ошибки метода все равно получаем время, близкое к эпохе, когда в области трех поречий появились великие династии. Археологи установили также, что около 3000 года до нашей эры были заброшены неолитические поселения на Кипре, видимо в связи с каким-то катаклизмом. К той же дате относят конец неолитической фазы и начало нового важного периода на Мальте. И на Крите археологами найдены свидетельства пространных смещений пластов на рубеже III тысячелетия до нашей эры, когда люди искали убежища в пещерах, а затем обосновались на возвышенностях.

Предание об Атлантиде было похоронено и, казалось бы, прочно забыто наукой. Но затем оно внезапно возродилось в новом облике в среде ученых. Недавнее открытие погребенной островной цивилизации на острове Санторин между Грецией и Критом оживило старую тему. Многие серьезные исследователи обратились к древнегреческим текстам, пытаясь отождествить Санторин с Атлантидой. Возможно, говорили они, в основе древнего предания лежат какие-то искаженные сведения, дошедшие от египтян. Так Атлантида была открыта вновь — поблизости от Греции и высоко над водой.

Чем объясняется такое возрождение отвергнутой легенды? И почему она становится более правдоподобной оттого, что Атлантиду помещают не в Атлантике и не под водой? Санторин не тонул, и расположен он не к западу от Гибралтара — отпадают два основных момента атлантической версии. Санторинский вулкан взорвался и засыпал пеплом город Акротири около 1400—1200 годов до нашей эры, но остров оставался на виду, когда греческие историки плыли мимо него в гости к своим египетским информаторам, которые, по их словам, располагали письменными сведениями о гибели Атлантиды. Для египтян историческая традиция начиналась с народа, который жил за Гибралтаром задолго до фараоновых времен, а не у берегов Греции во времена Нового Царства, когда произошло извержение санторинского вулкана.

Борясь за плавучесть построенного в Египте папирусного корабля «Ра I» в тех самых водах, где, как полагали древние египтяне, затонула Атлантида, мы не скупились на шутки. Дескать, наша задача — попытаться выяснить, как далеко могла распространиться древнейшая средиземноморская цивилизация, а не искать место, где она родилась по мнению египтян!

В отличие от экспериментов на «Ра», «Тигрис» вышел на поиски начала начал согласно шумерским преданиям. Так мы очутились в Дильмуне, где, по рассказам шумеров, поселились их предки после того, как большая часть человечества утонула вследствие всемирного катаклизма.

Задолго до проникновения в Элладу христианства у древних греков бытовали три версии о катастрофическом наводнении. В их собственном мифе о потопе человечество покарал верховный бог Зевс; затем, также в дохристианские времена, они восприняли от эллинистических иудеев их вариант шумерского предания; наконец, тесно общаясь со страной на Ниле, они узнали египетскую версию.

Примерно за четыре века до начала христианской эры древнегреческий философ Платон написал свои диалоги «Тимей» и «Критий», в которых Критий рассказывает Сократу о путешествии Солона в Египет. Платон вкладывает в уста Крития такие слова:

«Выслушай же, Сократ, сказание, хоть и очень странное, но совершенно достоверное, как заявил некогда мудрейший из семи мудрых Солон».

Дальше Критий сообщает, что в Египте, в самом начале дельты Нила, есть область, называемая Саисской, с главным городом Саис. Жители этого города относились с большим расположением к афинянам, почитая их родственным народом. Прибыв сюда, Солон был принят с великими почестями. Расспрашивая наиболее сведущих жрецов, он убедился, что сам он и все его соотечественники почти ничего не знают о древности. Чтобы вызвать жрецов на беседу о древних временах, он принялся рассказывать им про греческую старину, как Девкалион и Пирра спаслись после потопа и кто были их потомки, и по числу поколений пытался определить, сколько времени прошло с той поры. Тогда один очень старый жрец сказал ему:

«О Солон, Солон! Вы, эллины, всегда дети и старца эллина нет... Все вы юны душой... потому что не имеете вы в душе ни одного старого мнения, которое опиралось бы на древнем предании, и ни одного знания, поседевшего от времени».

Старый египтянин объяснил это тем, что в течение веков человечество подвергалось многим великим бедствиям. И самое большое бедствие — это когда бог очищает землю потопом. В Средиземноморье, продолжал жрец, это случалось не один раз, и больше всех страдали греки и их соседи. Всех живущих в городах этой области смывало в море, спасались только скотоводы и пастухи в горах. А потому в памяти греков остался лишь последний потоп, и рассказы Солона о древних родах мало чем отличались от детских побасенок. Но «что бывало прекрасного и великого или замечательного в иных отношениях у вас, или здесь, или в каком другом месте, о котором доходят слухи, то все с древнего времени записано и сохраняется здесь в храмах. У вас же и у других каждый раз, едва лишь упрочится письменность или другие средства, нужные <для этой цели> городам, как опять чрез известное число лет, будто болезнь, низвергся на вас небесный поток и оставил в живых только неграмотных и неученых, так что вы снова как будто молодеете, не сохраняя в памяти ничего, что происходило в древние времена».

Затем старый жрец рассказывает Солону о древнейших событиях, запечатленных на хранящихся в храме священных записях, относя эти события к девятому тысячелетию до прибытия Солона в Саис.

«Записи говорят, какую город ваш обуздал некогда силу, дерзостно направлявшуюся разом на всю Европу и на Азию со стороны Атлантического моря. Тогда ведь море это было судоходно, потому что пред устьем его, которое вы по-своему называете Геракловыми Столпами, находился остров. Остров тот был больше Ливии и Азии, взятых вместе, и от него открывался плавателям доступ к прочим островам, а от тех островов — ко всему противолежащему материку, которым ограничивался тот истинный понт. Ведь с внутренней стороны устья, о котором говорим, море представляется <только> бухтой с чем-то вроде узкого входа, а то <что с внешней стороны> можно назвать уже настоящим морем, равно как окружающую его землю по всей справедливости — истинным и совершенным материком. На этом Атлантидском острове сложилась великая и грозная держава царей, власть которой простиралась на весь остров, на многие иные острова и на некоторые части материка. Кроме того, они и на здешней стороне владели Ливией до Египта и Европой до Тиррении».

Описание городов, храмов и каналов Атлантиды ставит их вровень с наиболее внушительными сооружениями фараонов и насыщено египетским ароматом, но заслуживает внимания характеристика порта: «... водный проход и большая из гаваней кишели судами и прибывающим отовсюду купечеством, которое в своей массе день и ночь оглашало местность криком, стуком и смешанным шумом».

Судя по всему, египетских жрецов и греческого повествователя особенно занимало подробное описание Атлантиды, ее могущества и величия ее культуры, тогда как история драматической гибели острова нарисована очень скупыми красками: «Впоследствии же времени, когда происходили страшные землетрясения и потопы, в один день и бедственную ночь, вся ваша воинская сила разом провалилась в землю, да и остров Атлантида исчез, погрузившись в море. Поэтому и тамошнее море оказывается теперь несудоходным и неисследимым: плаванию препятствует множество окаменелой грязи, которую оставил за собой осевший остров».

По другую сторону Атлантики жрецы ацтеков и майя тоже делали записи иероглифами. Большинство этих записей было сожжено испанцами, но от них нам известно, что мексиканские аборигены рассказывали о великом потопе и об острове, затонувшем в Атлантическом океане. Ацтеки назвали себя по имени этого острова (на их языке — Ацтлан), говоря о нем как о своей исконной родине. В основе всех их верований лежало убеждение, что правители ацтеков произошли от схожих с испанцами светлокожих бородатых людей, которые прибыли из осевшей в море страны и научили местных дикарей поклоняться солнцу. От них же дикие предки ацтеков восприняли достижения цивилизации: письменность, возделывание хлопчатника, календарь, зодчество, включая строительство городов и пирамид.

Поразительно точный календарь майя начинается датой 4 Ахау 2 Кумху; в переводе на нашу систему это 12 августа 3113 года до нашей эры. Удивительное совпадение с радиокарбонной датировкой возникновения всех великих цивилизаций Старого Света... Астрономические часы майя были точнее наших приблизительных радиокарбонных датировок. Майя достигли такого совершенства в астрономии, что исчисляли астрономический год в 365, 2429 дня. Это дает потерю всего лишь одного дня за пятитысячелетний цикл, тогда как наш современный календарь за тот же срок дает разницу в плюс полтора дня. Выходит, майя были на 8,64 секунды ближе к истине, чем мы.

Никто пока не смог удовлетворительно объяснить, почему майя вели отсчет именно от указанной даты. Предполагают связь с каким-то астрономическим явлением, но это лишь догадка. Допускают также, что дата выбрана наугад. Да только уж очень это непохоже на методичных майя! Все прочие календари — буддистов, иудеев, христиан, мусульман — ведут отсчет от появления основателя данной религии. Основателем религии майя был Кукулькан, священный правитель и жрец, который прибыл со стороны Атлантики и научил дикарей строить храмовые пирамиды и поклоняться солнцу.

Майя и ацтеки представляли относительно молодые цивилизации доколумбовой Америки. Оба народа восприняли основу своей высокоразвитой культуры, включая письменность, от давно исчезнувших ольмеков, чья изумительная цивилизация пребывала в безвестности, пока уже в нашем веке не была открыта археологами на берегах Мексиканского залива. Нам неизвестно происхождение веры майя в Кукулькана, но она сродни вере ацтеков в культурного героя Кецалкоатля: оба описываются как светлокожие бородатые люди, приплывшие на судах из Атлантики, имена обоих составлены из названия птицы и слова, означающего «змей», и пернатый змей служил символом этих пришлых священных правителей и их божественных предков. Крылатые и пернатые змеи, символизирующие обожествляемых правителей, занимают в резьбе и на фресках Мексики столь же видное место, как на перуанской керамике, на египетских фресках, в хеттской скульптуре, на шумерских печатях. Вместе с птицечеловеком пернатый змей обозначал теряющиеся в безвестности начала царских династий, служа связующим звеном между воображаемым родоначальником — Солнцем — и первыми правителями-полубогами, которые были похожи на прибывших впоследствии испанцев.

Мы не знаем, почему ацтеки и майя связывают начало своей истории с судами, пришедшими из-за океана, и почему календарь майя начинается с 12 августа 3113 года до нашей эры. Но мы знаем, что у них, как и у древнейшей известной нам африканской цивилизации, бытовало предание о некоем атлантическом катаклизме, с которого начинаются первые воспоминания человечества. Дальше того истоки теряются во мгле суеверий, связывающих царские генеалогии с Солнцем. В какую дверь ни загляни, всюду нам предстает примерно одна и та же дата пятитысячелетней давности, обозначающая одновременно начало и конец. Спросим полемики ради: почему бы не взять 12 августа 3113 года до нашей эры за точку отсчета для известных пределов нашей истории? Как раз около этого времени в областях, где до того цивилизация только-только формировалась, а то и вовсе не существовала, появляются письменность, системы счета времени, первые династии.

Если все, что нам известно о наших началах, внести в книгу, где каждая страница отвечает одному тысячелетию истории человечества, мы увидим 1995 чистых страниц, а на пяти страницах будут разрозненные строчки об уже зрелых замечательных цивилизациях.

... — Посмотрите на луну! — донесся с мостика удивленный голос Германа.

Я отложил свои книги и записи и выбрался на палубу посмотреть, что его так поразило. Эйч Пи нырнул в рубку и схватил астрономический ежегодник Нормана. В небе — ни облачка, однако лунный диск потускнел, уподобляясь затерявшемуся аэростату, потом и вовсе стал исчезать. Жутковатое зрелище.

— «Двадцать четвертого марта 1978 года — полное лунное затмение над частями Азии и Индийского океана», — прочел Эйч Пи.

Классическая картина, которую древние истолковали бы как дурное предзнаменование. Мы отнюдь не страдали суеверием, однако в ту ночь и у нас на душе скребли кошки, когда мы с хорошей скоростью и с предельной осторожностью шли вдоль берегов Пунта, следя за тем, чтобы нас не занесло в военную зону.

Три дня спустя на носовой штаг опустилась прилетевшая из Африки роскошная птица с ярким хохлом. Это был удод, которого викинги считали вестником войны и называли «ратной птицей». Карло рассказал, что в Италии удод известен под названием «марсова петушка» — по имени римского бога войны. Не слишком ли много дурных примет для мореплавателей, идущих по следам древних? Мы шутя спрашивали друг друга, как все это было бы истолковано нашими предшественниками, которые, в отличие от нас, не знали наперед, что за горизонтом и впрямь идет война.

Ночью Тору крикнул с мостика:

— Слышите?!

Да, мы слышали. Слышали в рубке доносившиеся слева звуки перестрелки.

А на другой день до нашего слуха дошел нарастающий гул самолета.

— Черт возьми, он прямо на нас идет! — крикнул дежуривший на мостике Детлеф.

Мы выскочили под палящие лучи аденского солнца в ту самую минуту, когда двухмоторный военный самолет промчался над заменившим стеньгу веслом так низко, что парус заполоскал от внезапного вихря. Я едва успел остановить Детлефа, который уже занес ногу над перилами, готовясь прыгнуть в воду.

Мы подняли флаг ООН. Самолет развернулся и снова пошел к нам бреющим полетом.

— Опять летит!! — заорал я.

Рашад прокричал, что это самолет таможенников, принял нас за контрабандистов, сейчас будет бомбить. Асбьёрн предположил, что летчики облюбовали нас в качестве тренировочной мишени.

— Ур-ра! Это американская морская авиация! — перебил их ликующий голос Нормана.

Он весело прыгал и махал руками на крыше рубки, приветствуя проревевший над нами самолет. Из кабины кто-то помахал ему в ответ. Мы облегченно вздохнули. Никто на нас не покушается...

Заснявший этот эпизод Норрис включил звукозапись, и все, кроме меня, снова выскочили на палубу, услышав мой возглас: «Опять летит!» — и рев мотора. Раздался дружный смех, однако он тут же оборвался: запись вроде бы кончилась, а мотор продолжал звучать с нарастающей силой и в какой-то другой тональности. Глянув на небо, мы увидели летящий к «Тигрису» вертолет. Норман крикнул, что это не американец.

Мы все приготовились прыгать за борт, но люди в зависшей над самой мачтой тяжелой военной птице козырнули нам и показали на свою эмблему. Французы! Едва эта машина растаяла в синеве, как с двух сторон появилось еще по вертолету. Мы снова насторожились. Они встретились над нами, и у нас отлегло от души: один был американский, другой французский. Пилоты снимали нас с воздуха, но ведь они могли и не только снимать. Мы вошли во внутреннюю область Аденского залива. Слева простиралась северная часть Сомали и фронтовая линия. Справа — Южный Йемен с древним портом Аденом; на границах этой страны тоже было неспокойно.

Норман был за то, чтобы воспользоваться благоприятной позицией и следовать прямо на Баб-эль-Мандебский пролив, чтобы войти в Красное море. Но, поскольку ни одна из стран на берегах этого моря не отозвалась на наши запросы, мы единодушно постановили изменить курс и идти в Джибути, крохотное государство перед проливом, которое предложило нам свое гостеприимство.

Двадцать восьмого марта мы увидели синие горы Африки и ночью правили ориентируясь на береговые огни. Задолго до восхода миновали маяки у входа в гавань Джибути и отдали якорь. А когда рассвело, оказалось, что наш ближайший сосед на рейде — огромный военный корабль. С появлением солнца навстречу нам вышла из порта яхта, и следом за ней мы прошли под парусами между кораблями французского флота в Индийском океане. Древний порт был битком набит военными судами, призванными охранять нейтралитет мини-республики, которой Франция совсем недавно предоставила независимость.

На всех палубах выстроились офицеры и матросы, приветствуя «Тигриса». Я скомандовал: «Убрать паруса!» — и повернул румпель, заходя на стоянку. Норман влез на мачту и, оседлав рею, лихо съехал с ней на палубу; остальные тем временем взялись за гребные весла, шесты и якоря.

По поручению Би-би-си встретить нас и принять наши пленки в Джибути прибыли Брюс Норман и Рой Дэвис. Они привезли из Лондона известие, что мы не сможем зайти в Эфиопию через Красное море. В районе порта Массауа, через который я вывозил заготовленный на озере Тана папирус для «Ра I» и «Ра II» и в котором именно поэтому рассчитывал дней через пять закончить плавание, шли бои между эфиопскими правительственными войсками и сепаратистами. Однако тут же Рой с победным видом вручил мне два письма — одно от посла Йеменской Арабской Республики в Лондоне Мухамеда Абдуллы эль-Эриани, другое от полномочного министра Мухамеда эль-Махадхи. Посол подчеркивал интерес Северного Йемена к нашей экспедиции, горячо желал нам успеха и ссылался на министра. Министр писал: «Могу заверить Вас во всестороннем сотрудничестве, поскольку экспедиция д-ра Т. Хейердала представляет собой замечательнейшее и похвальное предприятие. Искренне Ваш...»

Такое событие следовало отпраздновать. Получалось, что мы можем несколько дней отдохнуть, а потом пройдем через пролив и высадимся в Северном Йемене. Конечно, это не Массауа, другая сторона Красного моря, ну да ладно.

Мы сошли на берег, где нас встретили приветливые черные африканцы, и разместились в отеле «Сиеста». Никогда не забуду роскошную сочную отбивную, от которой меня оторвал телефонный звонок. Новая директива Лондона. «В целях безопасности» Северный Йемен отменил разрешение входить в его воды. На борту «Тигриса» не было даже пистолета, стало быть, они не нас опасались. И вообще, из предыдущих любезных посланий можно было заключить, что йеменцы озабочены не своей, а нашей безопасностью. Тихоходный ма-гур под флагом ООН, с интернациональной командой, мог стать сооблазнительной мишенью для налетчиков. Мы подошли к одной из горячих точек современного мира.

Выходит, нам теперь некуда плыть... С научной точки зрения, тот факт, что нам не придется добавить пять дней к экспедиции, длившейся пять месяцев, не играл ровным счетом никакой роли. Но вот ведь что обидно: мы возвратились в свой собственный мир, к современникам — и натолкнулись на плоды двадцати веков прогресса, счет которым ведется от времен миролюбивого моралиста. Вернулись в мир, где прекрасных людей учат убивать друг друга эксперты, владеющие самой изощренной методикой, придуманной человеком на исходе пятого тысячелетия известной нам истории.

Я не стал делиться плохими новостями с окружившими праздничный стол товарищами. Потихоньку ушел и провел эту ночь на борту «Тигриса», лежа в уютной рубке, глядя в тростниковый потолок и размышляя, как быть дальше. Мы вынуждены закончить здесь экспедицию и оставить корабль, это ясно. До сих пор мы не задумывались над тем, как поступить с «Тигрисом». Даже храбро обещали оставаться на борту, пока ладья будет держаться на воде. Что ж, она отлично держится на воде, высота надводного борта равна той, что была у «Ра I» и «Ра II» на старте.

прощай

 

Я принял горькое решение. «Тигрис» заслужил более почетную кончину, чем медленное гниение в порту. Пусть станет факелом, призывающим разумных людей отстоять мир в области земного шара, где впервые утвердилась цивилизация. Предадим огню камышовые бунты у входа в Красное море в знак пламенного протеста против гонки вооружений и боев в Африке и Азии.

Утром, когда команда вернулась на борт и мы сели завтракать, я известил ребят о своем решении. Они были потрясены, однако дружно поддержали меня.

В тот день меня принял во дворце президент Джибути Хасан Гулед Аптидон — пожилой руководитель молодого государства, мудрый, дружелюбный, человечный представитель чернокожей Африки. Я попросил разрешения закончить экспедицию в его стране, рассказал, как тщательно мы маневрировали, чтобы прийти в этот нейтральный уголок.

— Вам посчастливилось, — произнес он, улыбаясь. — Ваше судно смогло уйти от войны. А моя маленькая страна должна оставаться на месте, хотя кругом идет война и нам постоянно грозит вторжение.

Президент добавил, что мы вполне можем покинуть здесь свою ладью, только надо учесть, что в страну нахлынули беженцы, все магистрали, связывающие Джибути с внешним миром, закрыты, единственная железная дорога на Аддис-Абебу взорвана. Самолеты привозят мясо из Найроби, все прочие продукты доставляются по воздуху из Парижа, так что из-за высоких цен джибутийцам приходится туго. Порт — единственный источник доходов республики: окружающие город земли представляют собой пустыню.

Сердечный прием ожидал меня также у французского контр-адмирала Дарье на борту транспорт-дока «Ураган»; очаровательная американская чета Чантл и Уолтер Кларк, не менее нас удрученная мрачной ситуацией, устроила обед в нашу честь. Временный поверенный в делах США Уолтер Кларк еще не успел открыть посольство в новорожденной республике.

Никто не знал о нашем решении, только капитан порта был предупрежден, иначе на пожар примчались бы портовые пожарники и военные вертолеты. Нам хотелось остаться наедине с «Тигрисом».

После оформления положенных документов ладью отбуксировали из гавани, и с поднятыми парусами «Тигрис» стал на якорь перед маяком на маленьком коралловом островке Муша. Прежде чем спускать флаг ООН, я послал телеграмму человеку, который предоставил нам право плыть с этим символом Объединенных Наций. Но сперва я ознакомил с текстом телеграммы всех членов команды, чтобы услышать их мнение.

«Генеральному секретарю Курту Вальдхайму.

Организация Объединенных Наций.

Поскольку многонациональная команда экспериментального камышового судна «Тигрис» сегодня заканчивает испытательное плавание, мы благодарим Генерального секретаря за разрешение плыть под флагом ООН и с гордостью докладываем, что двойная задача экспедиции выполнена, к нашему полному удовлетворению.

Мы предприняли путешествие в прошлое, чтобы изучить мореходные качества судна, построенного по древнешумерским образцам. Но это было также путешествие в будущее, с целью показать, что люди, стремящиеся к общему выживанию, могут мирно сосуществовать даже на самом тесном пространстве. Нас одиннадцать человек, представляющих страны с разными политическими системами. Вместе мы прошли на маленьком судне-плоте из хрупких стеблей и веревок более шести тысяч километров от республики Ирак, с заходами в Бахрейнский эмират, Оманский султанат и республику Пакистан, до недавно родившегося африканского государства Джибути. Рады доложить, что, несмотря на разные политические взгляды, мы, живя в стесненных условиях, в полном взаимопонимании и дружбе, плечом к плечу боролись со штормами и штилями, постоянно сохраняя верность идеалам Объединенных Наций: сотрудничество во имя совместного выживания.

Ступая в ноябре прошлого года на борт нашего камышового судна «Тигрис», мы знали, что вместе утонем или вместе выживем, и это сознание скрепило нашу дружбу. Разъезжаясь ныне, в апреле, по домам, мы испытываем глубокое уважение и симпатию к странам каждого из членов экипажа, и наше послание обращено не к какой-либо одной стране, а к современному человеку вообще. Мы показали, что в создании ранних цивилизаций земного шара древним жителям Двуречья, Индской долины и Египта, вероятно, помогали взаимные контакты на примитивных судах, которыми они располагали пять тысяч лет назад. Культура развивалась благодаря разумному и полезному обмену идеями и товарами.

Сегодня мы сжигаем наше гордое суденышко с абсолютно целыми парусами, такелажем и корпусом в знак протеста против проявлений бесчеловечности в мире 1978 года, в который мы возвратились из открытого моря. Нам пришлось остановиться у входа в Красное море. В окружении военных самолетов и кораблей наиболее цивилизованных и развитых стран мира, не получив разрешения на заход от дружественных правительств, руководствующихся соображениями безопасности, мы были вынуждены высадиться в маленькой, еще нейтральной республике Джибути, потому что кругом соседи и братья уничтожают друг друга, пользуясь средствами, предоставленными теми, кто возглавляет движение человечества по пути в третье тысячелетие.

Мы обращаемся к простым людям всех индустриальных стран. Необходимо осознать безумные реальности нашего времени, которые для всех нас сводятся к неприятным заголовкам в «новостях». С нашей стороны будет безответственным не требовать от тех, кто принимает ответственные решения, чтобы современное оружие не предоставлялось народам, которых наши деды корили за их секиры и мечи.

Наша планета больше камышовых бунтов, которые пронесли нас через моря, и все же достаточно мала, чтобы подвергнуться такому же риску, если живущие на ней люди не осознают неотложной необходимости в разумном сотрудничестве, чтобы нас и нашу общую цивилизацию не постигла участь тонущего корабля.

Республика Джибути, 3 апреля 1978 года».

Все поставили свои подписи. Тур, Норман, Юрий, Карло, Тору, Детлеф, Герман, Асбьёрн, Рашад, Эйч Пи, Норрис. Все одиннадцать членов команды. После этого мы в последний раз сели за дощатый стол между рубками. Вяленый элагат Юрия. Маринованная летучая рыба Рашада. Галеты. Нам было что вспомнить... Норман заметил, что ладья прошла 6800 километров. «Тигрис» провел на воде 143 дня, или двадцать недель и три дня — добрых пять месяцев.

Норрис, поглядев на часы, показал на свою камеру и на солнце. Близился закат. Скоро солнце уйдет за синие горы Африки, оканчивающиеся тупым мысом у входа в Красное море. Все, кроме Эйч Пи, Асбьёрна и меня, переправились на шлюпке на коралловый островок. Маленькая яхта укрылась за островом. Бывший сапер Эйч Пи загодя купил в джибутийском фотомагазине нехитрый часовой механизм. Пробил час «Тигриса»... Асбьёрн, отвечавший на борту за керосиновые фонари, знал, где взять горючее; Эйч Пи знал, где его разлить. Спускаясь в шлюпку, я в последний раз поглядел на пустой стол. Сегодня никто не стал его драить после трапезы. Месячный запас провианта на одиннадцать человек, одеяла и прочее имущество было доставлено на берег и передано для беженцев.

Мы выстроились на берегу. Говорить не хотелось.

Славный был кораблик

 

Парус вспыхнул, рассыпая искры под треск лопающегося бамбука и пылающего тростника. Ребята молчали. Еле слышно я произнес:

— Славный был кораблик.