Когда «Спрей» встал на место, островитяне снова
принялись за кофе и пышки. Я был очень польщен, когда они оказали честь
моим булочкам с изюмом в отличие от профессора, которого я угощал в
Магеллановом проливе. Должен заметить, что пышки отличались от булочек с
изюмом только названием: и те и другие жарились на жире, и это было их
главным достоинством. Местные жители не знают более жирного животного, чем коза, а общеизвестно, что коза — существо довольно постное. В
предвидении предстоящего бизнеса я прикрепил к гику безмен и
приготовился отвешивать жир, учитывая, что здесь не существует
таможенных чиновников, задающих вопрос:
«На каком основании вы торгуете?»
Не успело солнце скрыться за горизонтом, как здешние
островитяне постигли искусство печь пышки и булочки с изюмом, а цена,
которую я назначил на жир, была невысокой. Вскоре у меня собралась
любопытнейшая коллекция самых разных денежных знаков, среди которых были
монеты с утонувшего в неизвестно каком веке галеона. Впоследствии я
продал монеты антикварам значительно дороже номинальной стоимости и
неплохо заработал. С острова я увез коллекцию самой разнообразной
валюты, причем почти всю, какая только была у островитян.
Хуан-Фернандес как порт захода можно считать
великолепным местом. Склоны гор покрыты лесом, долины отличаются
плодородием, а по многочисленным оврагам струятся потоки чистейшей воды.
Здесь нет змей, нет диких животных, кроме кабанов и множества коз. За
все время я видел одну или две собаки. Местные жители не имеют рома,
пива и других крепких напитков. Здесь нет ни полицейских, ни юристов, ни
других блюстителей законности. Жизнь острова необычайно проста, а моды
Парижа не оказали ни малейшего влияния на местных жителей. Каждый
одевается на собственный лад. Несмотря на отсутствие врача, обитатели
острова отличаются завидным здоровьем, а дети здесь просто изумительно
хороши. Всего на острове проживает сорок пять человек самого различного
возраста. Взрослые жители в большинстве прибыли сюда из Южной Америки.
Одну особу, родом из Чили, которая шила летучий кливер для «Спрея» и
получила за это гонорар жиром, назвали бы у нас в Ньюпорте красавицей.
Благословенный остров Хуан-Фернандес! И почему Александр Селкирк покинул
его навсегда, осталось для меня непонятным.
Однажды большое, охваченное пожаром судно было
выброшено на берег возле самого входа в гавань. Прибой разбил его о
прибрежные скалы, и волны погасили пожар. Местные жители воспользовались
обломками корабля и построили из них дома, сохранившие своеобразный
корабельный стиль. Дом «короля» острова Хуан-Фернандес (его настоящее
имя было Мануэль Кароцца) очень походил на какой-то ковчег, и на
единственной двери, выкрашенной в зеленый цвет, красовалось медное
полированное кольцо. Перед этим великолепным входом был установлен
флагшток, а неподалеку стоял прекрасный вельбот, выкрашенный в синий и
красный цвета и служивший предметом восхищения престарелого «короля».
Я, разумеется, посетил наблюдательный пункт на
вершине горы, где Селкирк провел много дней, всматриваясь в морскую даль
в ожидании судна, которое в конце концов пришло. С мемориальной доски,
прикрепленной к скале, я списал надпись, сделанную крупными буквами:
В память ОБ АЛЕКСАНДРЕ СЕЛКИРКЕ — моряке,
уроженце Ларго в графстве Файф, Шотландия, проведшем
на этом острове в полном одиночестве четыре года и четыре месяца. Он был
высажен здесь с восемнадцатипушечной галеры «Сенк Порт» 96 тонн
водоизмещения в 1704 году и увезен отсюда 12 февраля 1709 года на
каперском корабле «Дюк». Умер в чине лейтенанта британского королевского
флота на судне «Веймут» в 1723* году 47 лет от роду.
Эту мемориальную доску установили вблизи
наблюдательного пункта Селкирка коммодор Пауэлл и офицеры британского
корабля «Топаз» в 1868 году
* Дж. Касберт Хэдден в журнале «Сенчури мэгазин» от
июля 1899 года указывает, что в мемориальной доске допущена ошибка и что
Селкирк умер в 1721 году.
Пещера, в которой обитал Селкирк, находится в самом
начале бухты, называемой теперь бухтой Робинзона Крузо. Она простирается
к западу от нынешней якорной стоянки и обрамлена крутыми берегами. В
этой бухте и теперь становятся суда, но обе имеющиеся здесь якорные
стоянки открыты для северных ветров, которые, впрочем, не отличаются
особой яростью. Первая стоянка, расположенная к востоку, имеет отлично
держащий грунт, и становиться там можно вполне уверенно, хотя встречное
течение иногда вызывает сильную качку.
Доставить детям радость — не такое уж трудное дело
Я посетил бухту Робинзона Крузо, отправившись туда на
лодке, и с трудом высадился на линии прибоя возле пещеры. Войдя в
пещеру, я нашел ее сухой и годной для жилья. Она расположена в чудесном
месте, заслоненном высокими горами от суровых штормов, налетающих на
остров. Правда, штормы немногочисленны, так как Хуан-Фернандес
расположен на 35°5 южной широты, то есть на пределе, которого достигают пассатные ветры. Протяженность острова с востока на
запад — 14 миль при 8 милях в ширину. Высота над уровнем моря — около
трех тысяч футов. Остров находится в трехстах сорока милях от берегов
Чили, которому он принадлежит. Когда-то Хуан-Фернандес был местом
заключения, о чем свидетельствуют пустующие сырые и не приспособленные к
жилью пещеры. Сейчас уже никто не присылает сюда заключенных.
Самый приятный день, который я провел на острове;
если только не считать его самым лучшим во всем моем путешествии, был
последний день. Но он приятен вовсе не потому, что был прощальным, а
потому, что вместе со здешними детьми я отправился собирать дикие фрукты
в дорогу. Мы нашли айву, персики и инжир, и ребята набрали полные
корзинки.
Доставить детям радость — не такое уж трудное дело, а
тут никто из них не слышал иного языка, кроме испанского, и каждое мое
английское слово заставляло окрестные вершины звенеть от радостного
детского смеха. Дети спрашивали меня название буквально всего, что
находилось на этом острове. Когда мы подошли к отяжеленной плодами дикой
смоковнице и я назвал ее английским наименованием, совпадающим с
испанским, дети подняли восторженный крик и набрали полную корзину
плодов.
Когда же я сказал детям, что коза по-английски
называется «goat», а не «cabra»*, они прыснули от хохота и принялись
восторженно кататься по траве, изумляясь, что неведомый пришелец
называет козу совсем не так, как следовало бы.
* Cabra — коза (исп.).
Первый ребенок, родившийся на острове Хуан-Фернандес,
стал теперь красивой женщиной и матерью. Мануэль Кароцца и его спутница
жизни, приехавшая сюда из Бразилии, похоронили свою единственную
семилетнюю девочку на здешнем крошечном кладбище. На этом небольшом,
всего в половину акра величиной участке земли, расположенном среди скал
из застывшей лавы, виднелись еще могильные холмики, указывавшие на места
упокоения. родившихся на острове детей, а также умерших от болезней
моряков, оставленных здесь различными кораблями.
Самым большим недостатком, обнаруженным мною на
острове, было отсутствие школы. Конечно, здешняя школа была бы
маленькой, но для человека, любящего преподавание, безмятежная жизнь на
острове Хуан-Фернандес показалась бы в течение некоторого времени
замечательной.
Утром 5 мая 1896 года я покинул Хуан-Фернандес,
насладившись многим, а особенно посещением пещеры Робинзона Крузо. Взяв
курс на север, я миновал остров Сан-Фелис до того, как «Спрей» попал в
полосу пассатов, которые здесь достигают предела дальности и дуют крайне
неравномерно. Но когда пассаты все же достигают этих мест, они налетают
с грохотом и наверстывают упущенное. Тогда «Спрей», взяв на парусах то
один, то два рифа, летел, опережая шторм на запад к Маркизским островам,
которых достиг через сорок три дня.
Ни один человек на свете не в состоянии в
кругосветном путешествии постоянно сидеть или стоять у руля. Я нашел
гораздо лучшее времяпрепровождение: сидел и читал книги, чинил одежду,
готовил разнообразные блюда и не спеша их смаковал. А когда меня
одолевало одиночество, я устанавливал дружеские отношения со всем меня
окружавшим, иногда сразу со всей Вселенной, а порой и с собственной
малозначащей персоной. Но при всех обстоятельствах книги оставались
моими лучшими друзьями. А вообще нельзя представить себе ничего более
легкого и спокойного, чем путешествие при пассатных ветрах.
День за днем я шел в бакштаг и стремился поточнее
отмечать свое положение на карте. Делал я это больше по интуиции, чем на
основании скрупулезных расчетов. На протяжении целого месяца мое судно
удерживало правильный курс, несмотря на то что я не видел в бинокль ни
одного ориентира. Созвездие Южного Креста появлялось еженощно на
траверзе, а солнце каждое утро вставало за кормой и вечером заходило
перед носом судна. У меня не было нужды ни в каких более точных
ориентирах, и когда порой после длительного плавания я сомневался в
правильности расчетов, то прибегал к этим же часам, созданным великим
устроителем Вселенной. И все оказывалось точным.
Порой возникали курьезные ощущения, и я просыпался от
солнечного света, проникавшего в мою каюту, слышал плеск воды за
обшивкой — единственной преградой между мною и морскими глубинами — и
задавал себе вопрос: «Как это может быть?» Но все было в порядке, и мой
«Спрей» шел заданным курсом с такой точностью, с какой не ходило ни одно
судно на свете, а плеск воды за обшивкой говорил мне, что «Спрей» идет
полным ходом. Я знал, что за штурвалом никто не стоит, что с экипажем
дело обстоит великолепно и на судне не произойдет бунта.
Любопытные явления океанической метеорологии
представляли интерес даже здесь, в полосе пассатов. Я заметил, что
каждые семь дней ветер крепчал и поворачивал на несколько румбов в
сторону, а именно — от направления востоко-юго-восток к
юго-юго-востоку, и в то же время с юго-запада шла сильная зыбь. Это
показывало, что шторм подымается антипассатами. Потом ветер менялся,
ослабевал и снова дул в обычном направлении востоко-юго-восток. Такое
состояние более или менее обычно для зимних пассатов в районах 12° южной
широты, по которой лежал мой путь на протяжении нескольких недель.
Мы все знаем, что Солнце является творцом пассатов и
вообще всех ветров на земле, но, как мне кажется, океаническая
метеорология очень интересна. На пути от Хуан-Фернандеса до Маркизских
островов я был свидетелем шести изменений этих порывов морских ветров, а
также влияний далеких штормов на поверхность океана. Если знать законы,
управляющие ветрами, то вовсе нетрудно совершать кругосветные
путешествия; в противном случае каждое вновь появившееся облако будет
повергать вас в отчаяние. Правильное суждение о пассатных ветрах вполне
применимо к областям переменных ветров, где всякие изменения протекают в
более резкой форме.
Когда пересекаешь Тихий океан, особенно при
благоприятных условиях, то на протяжении долгих дней остаешься наедине с
природой и осознаешь величие океана. Медленно, но верно мое маленькое
судно чертило на карте пройденный по океану путь, хотя едва касалось
килем поверхности моря, по которому оно неслось полным ходом.
На сорок третий день пути, а это очень долгий срок
для одиночного плавания в море, когда луна находилась на «должном
расстоянии» от солнца, я достал свой секстант и принялся за вычисления. В
результате троекратных проверок я определил долготу по лунным
расстояниям, которая всего на пять миль расходилась со счислимой. Хотя
исчисление могло и не быть абсолютно точным, оно все же было
относительно правильным и показывало, что через несколько часов передо
мной должен открыться берег. Так оно и случилось: вскоре я увидел
очертания высокого острова Нукухива, самого южного из группы Маркизских
островов: Проверив долготу, я установил, что, истинная точка лежала
между двумя результатами моих расчетов. Это было просто изумительным,
так как любой мореход скажет вам, что на протяжении суток всякое судно
может отстать или уйти вперед миль на пять против исчисленного. А что
касается вычисления долготы по лунным расстояниям, можно сказать, что
каждый астроном, несмотря на всю хитроумность своего дела, будет
утверждать, что ошибка в подсчете может быть на восемь миль.
Надеюсь, я дал ясно понять, что не претендую на
особую хитрость моих подсчетов. Расчёт долготы я. производил более всего
по интуиции. Хотя вращающийся лаг всегда был за кормой, надо учесть,
что поправки на течения и сносы, не отмечаемые лагом, должны быть
внесены на основании суждения, подкрепляемого опытом проделанных
путешествий. Но все же, как бы ни был опытен капитан, он должен
требовать, чтобы постоянно велись промеры и наблюдения.
Мой опыт мореходной астрономии на борту «Спрея»
настолько уникален, что я считаю себя вправе поделиться им на этих
страницах. При первоначальном подсчете «Спрей» оказался на несколько сот
миль западнее, чем можно было ожидать. Я понимал, что здесь произошла
ошибка. Через час я тщательно произвел еще одно счисление, и результат
почти равнялся первому. Мое уязвленное самолюбие вызвало во мне
справедливые претензии к собственному хваленому опыту, и тогда я решил
проверить точность таблиц, в которых я обнаружил причину расхождения. В
одной из колонок, откуда я почерпнул очень важный логарифм, была
опечатка, и как только она была мною обнаружена, разница стала ясной.
Исправив таблицу, я продолжал путь с непоколебленной уверенностью в
самом себе и в моих полуживых жестяных часах.
Результат наблюдений пощекотал мое тщеславие, так как
я хорошо понимал, что путешествие на «Спрее» это не то, что быть на
мостике большого корабля и вместе с двумя помощниками определять долготу
по лунным расстояниям, да еще с весьма относительной точностью. Будучи
одним из малоизвестных американских моряков, я гордился моими личными
достижениями в этом одиноком плавании, хотя возможно, что все это было
лишь случайным совпадением.
Когда в результате подсчетов все было приведено в
соответствие, я поплыл по безбрежному простору, ощущая величие строения
Вселенной. Я представлял себе математическую точность движения миров,
настолько хорошо изученного, что астрономы уже составили таблицы
положения светил не только на годы и дни вперед, но и на любое время
суток. Таблицы настолько точны, что даже через пять лет после их
составления ими можно пользоваться и определять поясное время для любой
точки Земного шара. Вычислить местное время даже без хронометра не
составляет трудности. Разница между местным и поясным временем
выражается в минутах, а всем нам известно, что каждый градус равен
четырем минутам. В наш век хронометров редко приходится определять время
астрономическим способом, но все же эта работа очень поучительна и в
области навигации нет ничего более приятного и волнующего.