Теперь мыс Доброй Надежды был самым важным местом,
которое мне предстояло обогнуть. От бухты Столовой я мог рассчитывать на
свежий ветер, при помощи которого «Спрей» мог бы вскоре добраться до
своего дома. В день отплытия из Дурбана заштилело, и я провел время в
размышлениях о заключительной части моего плавания. Расстояние до бухты
Столовой, куда я намеревался зайти, составляло около восьмисот миль, но
район для плавания был небезопасным. В стародавние времена португальские
мореплаватели отличались исключительным терпением и на протяжении
шестидесяти девяти лет предпринимали попытки обогнуть мыс, прежде чем
смогли достичь бухты Альгоа, где матросы устроили бунт. Высадившись на
маленьком острове, ныне называемом Санта-Крус, они воздвигли крест и
поклялись перерезать глотку капитану, если он попытается вести судно
дальше. Полагая, что Земля плоская и что, достигнув ее края, они могут
свалиться в пропасть, восставшие заставили капитана Диаса повернуть
вспять и были счастливы, когда вернулись к родным берегам. Год спустя
Васко да Гама благополучно обогнул «Мыс штормов», как в те времена
называли мыс Доброй Надежды, и в день праздника рождества открыл
Наталь*.. Отсюда до Индии путь был уже легким.
* Natal — рождение, рождество (исп.].
Сильные порывистые штормы бушевали в районе мыса даже
в это время года и возникали примерно через каждые тридцать шесть
часов. Самое большее, чего им удавалось достичь, — это при попутном
направлении продвинуть «Спрей» вперед либо (если они были встречными)
незначительно отогнать назад.
В день праздника рождества 1897 года я достиг самой
южной точки мыса. В этот день «Спрей» пытался буквально встать на голову
и дал мне ряд доказательств, что к вечеру он постигнет этот трюк. С
раннего утра он начал необычным образом зарываться носом в воду и
носиться по волнам. Вынужден отметить это хотя бы потому, что, когда я
стоял на бушприте и брал риф у кливера, «Спрей», словно преподнося мне
рождественский подарок, трижды окунул меня в воду. Я вымок до нитки, и
не сказал бы, что это пришлось мне по вкусу: никогда до сих пор мне не
приходилось быть столько раз погруженным в море за такой короткий,
скажем трехминутный, промежуток времени. Проходивший мимо английский
пароход поднял сигнал: «Желаю счастливого рождества». Видимо, капитан
судна был большим шутником, так как его собственное судно раскачивалось с
такой силой, что винт показывался из воды.
Два дня спустя, идя рядом с пароходом «Скотсмен»,
«Спрей» наверстал потерянное время и при попутном ветре миновал мыс
Игольный. Смотритель-здешнего маяка обменялся со мной сигналами, а
впоследствии, когда я закончил плавание, прислал мне в Нью-Йорк
поздравительное письмо.
По мнению смотрителя, плавание мимо его мыса двух
столь различных по типу судов является сюжетом, который необходимо
запечатлеть на холсте, и он заявил, что картина скоро будет им написана.
Должен заметить, что сердца людей, живущих в одиночестве на маяках,
становятся отзывчивыми, добрыми и даже поэтическими. Проявление этих
свойств неоднократно ощущал «Спрей», проходя мимо суровых берегов, и я,
читая поднятые на маяках приветственные сигналы, испытывал глубокую
признательность.
За мысом Игольным с запада налетел ещё один шторм, но
я увернулся от него, скрывшись в бухте Саймонса. Когда шторм затих,
«Спрей» обогнул мыс Доброй Надежды, у берегов которого, по преданию, все
еще плавает «Летучий Голландец». С этого момента мое плавание было в
основном закончено, и я понимал, что отныне мое продвижение будет более
или менее гладким. В этом месте я пересек рубеж погоды; к северу все
было хорошо и ясно, а на юге дождливо и бурно и, как я уже писал,
свирепствовали предательские штормы. Оправившись от последней бури,
«Спрей» вошел в затишье, образованное Столовой горой, и спокойно
простоял до тех пор, пока на рассвете не задул ветер.
Возле Лайонс-Ремп, к «Спрею» подошел буксирный
пароход «Алерт», который, не встретив больших пароходов,
удовольствовался «Спреем» и отбуксировал его в порт. Море было
спокойным, и «Спрей», отдав якорь в бухте напротив Кейптауна, пробыл
здесь целый день с единственной целью быть подальше от портовой суеты.
Любезный капитан порта прислал за «Спреем» паровой катер, чтобы сразу
поставить его в док, но я предпочел остаться в одиночестве и покое, чтобы обдумать пережитое во время плавания вокруг двух великих мысов.
На следующее утро «Спрей» встал возле сухого дока Альфреда, где пробыл
под наблюдением портовых властей около трех месяцев, пока я совершал
поездку по стране от Саймонстауна до Претории. Колониальная
администрация предоставила мне бесплатный проезд по железным дорогам
страны. Поездка в Кимберли, Иоганнесбург и Преторию была очень
приятной. В Претории я встретился с мистером Крюгером — президентом
Трансвааля. Президент принял меня очень сердечно, но мой друг судья
Бейерс, представлявший меня президенту, имел неосторожность сказать, что
я совершил плавание вокруг света, чём было нанесено оскорбление
почтенному государственному деятелю. Мистер Крюгер резко заметил судье,
что Земля плоская.
— Вокруг света плавать нельзя… — сказал он. — Можно плавать по свету, а не вокруг… Это невозможно… Невозможно…
Больше он не сказал ни слова ни мне, ни судье. Судья
посмотрел на меня, а я на неосмотрительного судью, а мистер Крюгер
сердито посмотрел на нас обоих. Мой друг судья смутился, а я был в
восторге — инцидент мне очень понравился. Это была самая блестящая
информация, которую мне удалось получить от Пауля Крюгера, славившегося
своими высказываниями. Ведь ему принадлежит выражение об англичанах:
«Они сначала помогли мне снять пиджак, а потом стащили с меня брюки».
Он также сказал: «Динамит является краеугольным камнем южноафриканской
республики». Только люди, высказывающие непродуманные суждения, могут
называть президента Крюгера скучным человеком. Вскоре после моего
приезда полковник Саундерсон — друг президента Крюгера, незадолго до
этого приехавший из Дурбана, пригласил меня в Ньюленд-Вайньярд, где я
встретил много приятных людей.
Его превосходительство губернатор сэр Альфред Мильнер
нашел время, чтобы вместе со своими спутниками посетить «Спрей».
Осмотрев палубу, губернатор уселся в каюте на ящик, леди Муриэль села на
бочку, леди Саундерсон поместилась со шкипером у штурвала, а полковник с
фотоаппаратом в руках отъехал на плоскодонке и снял много фотографий
«Спрея» и уважаемых гостей… Среди них был королевский астроном доктор
Дэвид Гилл, пригласивший меня посетить в ближайший день знаменитую
обсерваторию мыса Доброй Надежды. Час, проведенный мною в обществе
доктора Гилла, был часом пребывания среди звезд; достижения этого
ученого в области фотографирования звезд широко известны. Он:
продемонстрировал мне большие астрономические часы своей обсерватории, а
я показал ему жестяные часы «Спрея», и мы поговорили на тему о поясном
стандартном времени и способах, какими я определял время с палубы моего
суденышка без помощи каких-либо часов.
Несколько позже было объявлено, что доктор Гилл будет
председательствовать на лекции о путешествии «Спрея», и одно лишь его
имя гарантировало мне полный зал. И вправду, зал был набит до отказа, а
для многих не нашлось места. Такой успех лекции принес мне столько
денег, что я теперь имел и на текущие расходы, и на обратный путь домой.
Возвратившись из поездки в Кимберли и Преторию, я
застал «Спрей» благополучно стоявшим в доке, а потом снова отправился в
Уорчестер и Веллингтон — города, знаменитые своими колледжами и
семинариями. Во всех этих учебных заведениях тамошние дамы задавали
вопрос, как можно в полном одиночестве совершить кругосветное плавание. Я
высказал предположение, что в будущем появятся даже женщины-лоцманы,
которые заменят мужчин, если последние будут отнекиваться от подобной
работы.
Проехав сотни миль по равнинам Африки, я видел
плодородные, но невозделанные и заросшие кустарником поля, на которых
паслись стада овец. Среди огромных, никем не используемых пространств, я
почувствовал желание остаться здесь, но, вместо того чтобы насаждать
леса и улучшать растительность, я вернулся в док Альфреда к «Спрею»,
который в целости и сохранности дожидался моего возвращения.
Меня частенько спрашивали, как случилось, что ни мое
судно, ни находившееся на нем имущество не были украдены во время
стоянок в разных портах, где я оставлял «Спрей» без всякого присмотра.
Прежде всего должен сказать, что «Спрей» очень редко находился в
окружении воров. На Кокосовых островах, на Родригесе и в других местах
надо было лишь просунуть пучок кокосового волокна в дверную скобу и тем
самым дать понять, что хозяина нет дома. Этого было вполне достаточно,
чтобы обезопасить свое имущество даже от завистливого взора. Но как
только я прибыл на большой остров, стоящий ближе к конечной цели моего
путешествия, мне понадобились солидные замки. В первую же ночь
пребывания в этом порту все предметы, находившиеся на палубе, исчезли,
словно их смыло водой.
Заключительным эпизодом моего пребывания на мысе
Доброй Надежды было посещение «Спрея» английским адмиралом Гарри
Роусоном и его семьей. В те времена адмирал командовал южноафриканской
эскадрой. Адмирал проявил большой интерес к маленькому «Спрею» и его
плаванию в знакомом ему районе мыса Горн. Я был в восторге от
последовательности задаваемых адмиралом вопросов и воспользовался
многими предложениями. Несмотря на существенную разницу в численности
подчиненных мне и ему экипажей, его советы оказались полезными.
26 марта 1898 года «Спрей» расстался с Южной Африкой'
— страной огромных расстояний и чистейшего воздуха, проведя здесь время
с пользой и удовольствием. Пароход «Тигр» отбуксировал «Спрей» со
ставшего привычным места стоянки в открытое море, чем оказал мне добрую
услугу.
Едва буксирный канат был отдан, как слегка
наполнявший паруса утренний ветер совсем затих и «Спрей» закачался на
большой зыби. Замечательный вид на Столовую гору и вершины мыса Доброй
Надежды искупал однообразие неподвижного состояния. Один из великих
мореплавателей (кажется, сэр Френсис Дрэйк), увидев впервые мыс Доброй
Надежды, сказал: «Это самое чудесное зрелище и самый величественный мыс,
который я когда-либо видел на всем Земном шаре». Вид был действительно
прекрасным, но кому охота долго рассматривать одно и то же "место при
полном штиле? Вскоре я увидел, что море начинает покрываться короткими
волнами — предвестниками ветра. Резвившиеся вокруг «Спрея» тюлени
вытаращили на него глаза, когда при первом порыве бриза «Спрей» перестал
напоминать ленивую птицу со сложенными крыльями, распрощался с
окружающим и поплыл вдаль от горных вершин. Вскоре панорама изменилась, и
впереди словно засиял путеводный огонек, ведущий меня к родному дому.
Теперь попутчиками «Спрея» на протяжении многих дней стали дельфины,
морские свиньи и рыбы, сумевшие проплывать до полутораста миль в сутки.
Дул юго-восточный, очень благоприятный для «Спрея»
ветер, и он уверенно шел отличным ходом, а я зарылся в полученные на
мысе Доброй Надежды новые книги и читал сутки напролет. 30 марта я
устроил в честь книг постный день и провел его в непрерывном чтении. Я
читал, не думая о голоде, ветре и море, считая, что на «Спрее» все
благополучно. Неожиданно сильная волна перекатилась через корму и лихо
ворвалась в каюту, обдав все, включая читаемую мной книгу. Видимо,
наступило время взять рифы, чтобы «Спрей» не валяло на ходу.
31 марта настойчиво дул свежий юго-восточный ветер и
«Спрей» шел под зарифленным гротом, кливером и спинакером, прикрепленным
к бамбуку, полученному мною в Вайлиме, а я читал чудесные
стивенсоновские «Поездки внутри страны»*. «Спрей» легко шел вперед,
прыгая среди белогривых волн, сопровождаемый скакавшими вокруг
дельфинами.
* «Поездки внутри страны» — первая опубликованная Р. Л. Стивенсоном книга о путешествии на лодке по рекам Бельгии и Франции.
Теперь мое судно снова было среди старых знакомцев —
летающих рыб, этих интереснейших обитателей моря. Словно стрелы, они
выскакивали из волны, распрямляли крылья, скользили по ветру, описывая
занятные дуги. Затем они снова касались гребней волн, смачивая свои
нежные крылья, и вновь устремлялись в полет. Летающие рыбы скрашивали
длинные дни; очень уж занимательно следить за полетами. этих забавных
существ, когда в ясный день плывешь по океану.
В таких морях не чувствуешь себя одиноким, а чтение
замечательных приключений делает окружающее прекрасным. Например,
находясь сейчас на «Спрее», я одновременно ощущал себя на «Аретузе»,
плывшей по водам Уазы.
Вплоть до 11 апреля «Спрей» быстро проходил милю за
милей. В этот день я был разбужен кряканьем редкой в здешних краях
птицы-глупыша, как бы вызывавшей меня на палубу и говорившей: «Шкипер,
земля на горизонте!» Я выскочил на палубу и в брезжущем рассвете увидел
милях в двадцати остров Св. Елены.
Сначала я хотел воскликнуть: «Что это за точка в
океане?», так как остров имеет в длину всего лишь девять миль и
возвышается на две тысячи восемьсот двадцать три фута над уровнем моря.
Я достал из шкафчика бутылку портвейна и сделал большой глоток за здоровье моего невидимого рулевого с «Пинты».