Прибыв в Судан наземным путем с севера, вы даже не заметите, где вы, собственно, пересекли границу этой большой страны, площадь которой равна четверти Европы. Почти вся граница проходит по условной линии вдоль 22-й параллели, а пустыня по обеим ее сторонам абсолютно одинакова. Пограничные пункты и таможни находятся на расстоянии свыше 300 километров друг от друга. И все же как только вы попадете в Вади-Хальфу, то сразу почувствуете, что находитесь в совершенно иной стране. В ваших ушах еще звучат пропагандистские лозунги египетских ораторов, которые на международном форуме внесли официальное предложение об объединении обеих стран долины Нила под египетской короной.
Жилища местных арабов мы впервые увидели еще на берегу Нила, напротив Вади-Хальфы. Строительным материалом здесь служит та же глина, что и в Египте. Однако в Северном Судане вы не увидите полуразвалившихся трущоб и грязных, оборванных детей, протягивающих руку за бакшишем, несмотря на то, что их от вас отделяют пять метров воды оросительного канала. Чистые жилища обнесены высокими глиняными стенами. Над дверями и узкими окнами, напоминающими скорее летки ульев, видны орнаментальные украшения из фарфора и майолики. Дети здесь здоровые, веселые и чистые. Они не пьют воду из Нила, как это делают всюду в Египте. Они обращаются к нам на изучаемом в школе английском языке и с любопытством спрашивают, почему у нашей машины мотор сзади…
Дорога от Абу-Диса идет вдоль железнодорожного полотна и параллельно течению Нила; она окаймлена непрерывной полосой арабских жилищ. Время от времени вы читаете на карте различные названия деревень, но практически они ничем не отличаются друг от друга и между ними нет границ. Но вы не видите здесь густой сети оросительных каналов, рвов и арыков, при помощи которых египетские феллахи отводят воду на свои маленькие поля.
В Северном Судане население скучено на узкой полосе вдоль Нила, так как оно не имеет права свободно распоряжаться нильской водой. Чтобы построить метр оросительного канала или зачерпнуть галлон воды, требуется разрешение суданского правительства, связанного международным договором с Египтом.
Египет зависит от Нила. Этот аргумент он выдвигает в качестве основного довода, требуя, чтобы Судан был поставлен под его полный контроль, несмотря на то, что истоки Нила не находятся на суданской территории. Соглашением о нильских водах река была разбита на 55 водных единиц. Лишь пять единиц было выделено Судану, на территории которого сливаются оба рукава реки — Голубой и Белый Нил.
Мы видели также и результат этого парадоксального водного хозяйства. В Хартуме сады поливают питьевой водой, которая дорого стоит и которую с трудом достают из колодцев, лишь потому, что вода из Нила, протекающего рядом с этими садами, нормируется.
Государственная казна для всеобщего обозрения
Судан может похвалиться редкостью, которой мог бы гордиться министр финансов любого капиталистического государства. Начиная с 1912 года государственный бюджет сводится без дефицита. В 1929–1933 годах, когда весь капиталистический мир страдал от экономического кризиса, Судану пришлось отступить от укоренившейся традиции создавать резервный фонд за счет бюджетных поступлений. В те годы сумма доходов по бюджету точно совпадала с суммой расходов, но дефицита все же не было.
В стране нет подоходного налога в его обычном виде. Однако об этом, как и о всей системе государственных финансов, говорят с удовлетворением лишь представители суданской информационной службы да иногда еще жители северных, мусульманских районов страны.
Дело в том, что государственные средства Судана складываются прежде всего из прямых налогов. Налоги взимаются с финиковых пальм, с жилищ, с души населения. По нашим масштабам ставки налогов невелики. С финиковой пальмы ее хозяин платит ежегодно в переводе на чехословацкую валюту четыре кроны. Но именно эти четыре кроны и являются символом несправедливой налоговой системы. В северных районах, в Хартуме и Ом-дурмане, для большинства суданцев-мусульман эта сумма незначительна. Однако для негров южных районов, практически изолированных от остального мира и его рынков, она является целым состоянием. Поэтому налоговое бремя в Судане ложится главным образом на слои бедного населения, на негров юга страны.
Впервые увидели мы те различные мерки, с которыми суданская администрация подходит столь благожелательно к арабскому северу и так жестко к черному югу.
Судан — страна неиспользованных ресурсов. Огромные площади на восток от Хартума, между Нилом и границами Эритреи, необычайно плодородны. Об этом свидетельствуют отдельные поля дурры, которая обходится долгие месяцы без дождей, питаясь лишь теми запасами воды, которые собираются в почве во время дождливого периода. Мы вспомнили о сотнях артезианских колодцев в Ливийской пустыне, создавших искусственные оазисы посреди бесплодных песков. В Судане нет и намека на что-либо подобное. В окрестностях Порт-Судана есть месторождения золота, которые не разрабатываются. В южной части страны были, говорят, обнаружены залежи нефти и угля, однако к их разработке правительство до сих пор не приступило.
Несколько лет назад обсуждался вопрос о строительстве обширной оросительной сети, сооружение которой потребовало бы около 750 тысяч египетских фунтов. Внутренний заем мог дать лишь 200 тысяч египетских фунтов. От строительства, в конце концов, отказались, несмотря на то, что резервный фонд, созданный за счет превышения доходов над расходами, составляет сейчас 11 миллионов египетских фунтов.
Снова перед нами непостижимая на первый взгляд загадка политики суданских властей.
Однако взгляд на карту Африки подсказывает разгадку. Остальное досказывает история последних пяти лет прошлого столетия.
Судан представляет собой в настоящее время самое чувствительное звено в непрерывной цепи захваченных англичанами территорий, которые протянулись с севера до юга Африки. Но он был камнем преткновения также и в конце прошлого столетия.
Уже тогда Судан был типичной ареной безудержной экспансии французских и английских империалистов в Африке. Для них это была территория, заманчивая как с военной, так и с экономической точки зрения, ладья на шахматной доске колониальной стратегии. Империалистам и в голову не приходило задумываться над тем, что они находятся на чужом континенте, на чужой земле, населенной миллионами людей. Их не смущал тот факт, что они посягали на жилища этих людей, ломали их жизнь и лишали их родину независимости и богатств.
В Судане столкнулись лбами войска двух агрессивных империй. Французы послали с берегов Атлантического океана Маршана, который должен был пробиться к Нилу и приблизить границы французских колоний между 7-й и 14-й параллелями к левому берегу реки. Правитель Эфиопии Менелик, вдохновленный победой над итальянцами под Адуа, должен был обосноваться на правом берегу. Тем самым французы намеревались овладеть непрерывной цепью африканских территорий, которые протянулись от Атлантического океана через Нил, через находившуюся под сильным французским влиянием Эфиопию и через французские владения в Сомали до самого Индийского океана. Таким образом, они перерезали бы Африку с запада на восток непрерывным поясом подчиненных Франции территорий.
Представитель хищного британского империализма в Африке Сесиль Родс провел, однако, поперек французской линии, с севера на юг, линию своих интересов (от Александрии до Кейптауна). Против Маршана выступил лорд Китченер. У Фашоды полетели искры, однако у французов не хватило сил.
Они уступили.
Для англичан представляло теперь опасность лишь «фанатичное сопротивление суданских дервишей». И оно было сломлено.
Англичане понимают, однако, что они будут владеть Суданом только до тех пор, пока его население останется слабым в экономическом, а значит, и в политическом отношении. Юг можно экономически эксплуатировать и без капиталовложений. Для этого достаточно установить жесткую систему закупок сельскохозяйственной продукции у черных крестьян через компанию, получившую в свои руки монополию, которая подтверждена и обеспечена колониальными властями.
Северный Судан имеет прежде всего стратегическое значение. Англия не ждет от него ни золота, ни дешевой рабочей силы. Для нее намного важнее спокойствие и пассивность Северного Судана. Полвека тому назад Англия показала ему свою силу, поставила его на колени. Теперь она время от времени поглаживает его по головке, защищает его от болезней. Иногда даже подслащивает ему жизнь, чего не делает по отношению к другим своим вассалам. Она устраивает ему образцовые школы, сына вождя дервишей Махди признает главой одной из двух политических партий, однако действительную власть из рук не выпускает. И не допускает, чтобы суданцы, пусть даже узкая группа богатых торговцев и религиозных вождей, слишком окрепли в экономическом отношении.
Англия хочет, чтобы северная часть страны оставалась слабой и послушной. Она была вынуждена вывести войска почти из всего Египта. Из последних сил держится она еще в области Суэцкого канала и в Киренаике. Но Судан — Северный Судан — является последним камнем, поддерживающим всю конструкцию английских колоний в Африке. Заменить его нечем. Поэтому Англия проявляет такую заботу о самых чувствительных его нервах, Хартуме и Омдурмане, принимает санитарные меры, дает большой части суданцев ощущение относительной свободы и избавляет их от налогового бремени за счет юга.
Англия, разумеется, не хочет, чтобы те, кто еще живо помнит кровавую борьбу мятежных дервишей против теперешних хозяев страны, почувствовали свою силу. Некоторые из суданцев участвовали в жестокой битве, и их тела до сих пор сохранили следы английской шрапнели. Они уступили силе. И англичане не хотят возвращать им утраченную веру в себя. Поэтому они и не заинтересованы в экономическом и техническом прогрессе страны.
Одним из основных продуктов страны наряду с кунжутным семенем, хлопком, дуррой и знаменитым гуммиарабиком является особый вид кукурузы с мелкими зернами золотистого цвета. От урожая кукурузы зависит жизнь Северного Судана. В сухие годы, когда ее родится меньше, стране грозит голод. Как раз в такие периоды суданское правительство получает возможность убить двух зайцев одним ударом. Предотвращая спекуляцию, оно поддерживает в стране доверие и спокойствие, препятствуя в то же время обогащению местных мелких торговцев. Обеспечивает оно это тем, что держит в запасе около 50 тысяч тонн кукурузы, хранимой открыто, так что каждый может ее в любое время осмотреть. В эту кукурузу вкладывается большая часть государственных средств.
Если войти в северное предместье Хартума, то можно увидеть нечто, напоминающее остравские и витковицкие отвалы. Под открытым небом за несколькими рядами колючей проволоки поднимаются огромные пирамиды кукурузы, стоящие на бетонированных фундаментах с водоотводной дренажной системой. Стаи голубей, кружащихся время от времени над этим государственным казначейством, являются добрым знаком для тех суданцев, у которых нет желания ежедневно на месте убеждаться в том, что им не грозит голод.
Суданский солдат, стоящий на страже у открытых ворот, встречает нас широкой улыбкой. Положив на землю винтовку, он охотно становится к кукурузной пирамиде, чтобы дать нам возможность сделать сравнительный снимок этой местной диковинки. Мы невольно вспомнили о замысловатом сигнализационном оборудовании и подземных сейфах, в которых хранится государственная казна в других странах. Когда мы возвращались, солдат быстро обогнал нас, чтобы успеть поднять винтовку и застыть на несколько секунд в воинском приветствии в то время, как мы будем проходить через ворота.
На пирамиду, сложенную из кукурузы, снова слетались голуби…
Хизб-аль-Умма против аль-Ашикка
Когда летом 1947 года голосованием в Лейк-Саксессе была принята резолюция Организации Объединенных Наций, отклоняющая египетское предложение о присоединении Судана к Египту, в Судане отпраздновала свою победу партия независимых Хизб-аль-Умма, хотя результат голосования в Лейк-Саксессе далеко не отвечал требованиям ее программы.
Судан сейчас разделен на два лагеря, границы которых примерно соответствуют естественному географическому и экономическому разделению страны. Север резко отличается от юга. На юге утверждения египтян о том, что Судан населяют родственные им племена, звучат неправдоподобно. Это утверждение мало соответствует истине даже на севере, который все же ближе к исламскому миру. Но и здесь население постепенно смешалось с негритянским, обладающим совсем иным складом характера, религией, цветом кожи, языком и обычаями.
Другая часть суданцев заселяет весь юг страны до самых границ Кении, Уганды, Бельгийского Конго и Французской Экваториальной Африки. Суданцы на юге живут до сих пор племенами и ведут зачастую весьма примитивный образ жизни охотников, скотоводов и земледельцев, ходят нагими или полунагими. Они ничего не знают о проблемах, стоящих перед правительством в Хартуме, и действуют всецело в интересах англичан и по их указке.
Черное население Южного Судана мало вмешивается и в борьбу основных политических соперников Северного Судана — партий Хизб-аль-Умма и аль-Ашикка. Большинство людей на юге вообще не имеет представления об окружающем мире, не умеет ни читать, ни писать и всецело идет на поводу у старейшин и вождей племен, которые, разумеется, находятся под влиянием англичан. С помощью англичан эти вожди повышают свой авторитет среди собственных племен, прибегая к арбитражу англичан при разладах и трениях с соседями. Они продажны, и англичане подкупают их надуманными титулами и должностями.
Сторонников Египта представляет партия аль-Ашикка, у которой есть также и другое, английское название «Нейшнл фронт» («Национальный фронт»). Во главе ее стоит религиозный вождь, «потомок пророка», Эль-Саид Али Миргани-паша. Программой партии является достижение автономного управления, не зависимого от англичан, но под покровительством египетской короны. Большинство руководящих деятелей этой партии — представители торговых кругов, ожидающих от объединения с Египтом экономического подъема страны и повышения своих собственных прибылей.
Сильную фракцию в руководстве двух соперничающих партий аль-Ашикка и Хизб-аль-Умма образуют высокопоставленные религиозные вожди, которые используют влияние корана на мусульманское население Северного Судана в своих политических целях.
Партию аль-Ашикка открыто поддерживает Египет. Во время религиозных праздников она раздает участникам еду, напитки, платье и мелочи, необходимые в обиходе. Эти методы ничем не отличаются от тех, которые применяются во время предвыборных кампаний в Египте. Власти умышленно ограничивают открытие новых египетских школ в стране, боясь, что именно в них образуются новые очаги усиливающегося влияния Египта. Но это не единственное опасение.
В деятельности партии аль-Ашикка есть и другой, положительный и прогрессивный момент, содействующий культурному подъему страны и мешающий англичанам, как бельмо на глазу. Члены партии в свободное время разъезжают по деревням и бесплатно обучают население читать и писать. Они делают это, возможно, для того, чтобы население когда-нибудь смогло читать на арабском языке египетские газеты, а также пропагандистские брошюры партии…
При разговоре с молодым сельским учителем, который уверял, что он не состоит членом ни одной из двух партий, мы поинтересовались его мнением относительно влияния Египта в стране. Он помолчал немного, а затем на прекрасном английском языке дал удививший нас ответ:
— Видите ли, нельзя удивляться тому, что говорящее по-арабски население поглядывает на Египет. Вся литература на арабском языке и большая часть газет, которые мы получаем, приходят из Египта. Вся местная интеллигенция, занимающая руководящие посты, получила образование в Египте. У нас до сих пор нет университета. Поэтому суданская молодежь должна отправляться на учебу в Каир…
В Судане проявляется и другое влияние партии аль-Ашикка, влияние не всей партии, а лишь ее самых ценных, передовых элементов. Основная линия партии направлена на присоединение Судана к Египту. Но некоторые члены партии, получившие образование в Египте, принесли в страну идеи сопротивления феодальному строю Судана и Египта. Они принесли новые сведения о широком прогрессивном движении во всем мире и о его растущем влиянии в Египте.
Эти люди прежде всего учат неграмотных суданцев читать и писать. Затем они знакомят их с внешним миром, с колониальной проблемой, которая так непосредственно касается Судана, с вопросами борьбы за экономическую и политическую независимость народов. Эти передовые люди отклоняются от главной линии партии аль-Ашикка, но они выполняют в Судане чрезвычайно важную миссию.
Некоронованный король
Программой второй партии, которая примерно так же сильна, как первая, является полная независимость страны. Лозунг «Судан для суданцев» написала на своем щите партия Хизб-аль-Умма, созданная в стране, колониальная история которой фактически насчитывает не более 50 лет. Мы побеседовали с некоторыми членами этой партии «независимых».
Суданцы, хорошо говорившие по-английски, тщательно подбирали каждое слово для своих ответов.
«Мы стремимся к мирному урегулированию наших претензий на международном форуме и хотим любой ценой избежать повторения истории конца прошлого столетия».
Этот ответ сразу же достаточно ясно дает понять, что англичанам с этой стороны нечего опасаться. В партии Хизб-аль-Умма есть, правда, и другие влиятельные лидеры, которые придерживаются программы более радикальной: независимость любой ценой, если не внутренним мирным путем, то давлением извне, международным арбитражем или революцией. Но под этим подразумевается не революция в нашем понимании этого слова. Члены партии Хизб-аль-Умма далеки от всякой мысли о построении социалистического общества в независимом Судане. Они хотят перенять власть и экономические позиции англичан и египтян в собственные руки, в руки немногих сильных вождей партии. В этом случае говорящий по-арабски Северный Судан, возможно, стал бы развиваться быстрее. Черный же юг остался бы на том же нищенском уровне. Переменились бы только его властители и деспотичные эксплуататоры.
Главным лидером партии Хизб-аль-Умма, влияние которой ощущается сильней всего на западе и в южной части Северного Судана, является родной сын «божественного вождя» фанатичных дервишей Махди. Шестидесятидвухлетний Сайд Абд ар-Рахман аль-Махди — это, собственно, некоронованный король Судана, хотя за ним идет менее половины тех, кто активно участвует в политической жизни страны.
Мы были приняты в его хартумском дворце с пышным церемониалом. Когда мы после предварительного доклада вошли в приемный зал, Сайд Абд ар-Рахман аль-Махди как раз кончил совещаться с лидерами партии Хизб-аль-Умма в саду дворца. Нас встретил его сын. Тридцатилетний Сайд Сиддик аль-Махди незадолго до нашего приезда возвратился из Соединенных Штатов, где он в качестве неофициального представителя Судана участвовал в заседаниях Организации Объединенных Наций, когда обсуждался вопрос о его стране.
Он заявил, что в целом удовлетворен ходом заседаний, ибо отклонение египетских требований было косвенным успехом партии Хизб-аль-Умма.
— У меня было впечатление, что на нашей стороне много симпатий, — докончил поспешно Сайд Сиддик и церемонно поднялся с места, так как в это время входил его отец Абд ар-Рахман аль-Махди. Последовало взаимное представление. Затем мы услышали английский перевод из уст сына: «Его превосходительство искренне рад приветствовать вас в своем доме».
Высокий, с седой бородой Абд ар-Рахман аль-Махди был одет в белоснежное одеяние с широкими рукавами и зеленым шелковым поясом вокруг талии. Рассудительный, самоуверенный, остроумный, он внимательно следит за каждым словом задаваемых на английском языке вопросов и после их перевода отвечает на чистом классическом арабском языке. Внешне он нам порою казался очень похожим на Сократа.
Нас удивил интерес, который Абд ар-Рахман аль-Махди проявил к Чехословакии. Он знал и резко осуждал историю Мюнхена, интересовался немецкой оккупацией во время войны, восстановлением чехословацкой промышленности и устранением ущерба, причиненного войной. От участия Чехословакии в борьбе с нацизмом и фашизмом он перешел к проблемам своей страны.
— Демократия, равенство, свобода и независимость — вот то, за что недавно боролся весь культурный мир. Я желал бы, чтобы результатами этой величайшей в истории человечества борьбы могла воспользоваться и наша страна, — закончил Абд ар-Рахман аль-Махди.
Он говорил о понятиях, которые так часто фигурировали в печати западных стран во время войны и после ее окончания. Но Махди и остальные лидеры партии Хизб-аль-Умма вместе со словами перенимали и их толкование по западному образцу. Они хотят независимости страны. Они хотят экономического сотрудничества с развитыми индустриальными государствами прогрессивного мира, которые вместе с машинами не посылали бы в страну колониальных стратегов. Махди хочет достигнуть экономического подъема Судана. Однако думает он при этом, в конечном счете, лишь об интересах небольшой части богатых и честолюбивых суданцев. Он стремится перехватить власть из рук англичан и египтян в свои руки. Черного земледельца с юга Махди так же мало считает человеком, как нынешние английские властители страны.
Тем временем на прекрасном газоне в саду дворца представители партии Махди заканчивали вечернюю молитву. Мягкий свет садовых фонарей падал на ряды ковров, на которых склонились перед пророком лидеры партии, желающей дать Судану независимость.
Им не мешали даже вопросы Абд ар-Рахмана аль-Махди, который в нескольких шагах от них расспрашивал нас об особенностях конструкции чехословацкого автомобиля…
Хобот слона
В музее халифа Абдаллаха, фанатичного вождя мятежных дервишей, мы увидели несколько выцветших фотографий Хартума конца прошлого и начала нового столетия. Пятьдесят лет прошло с тех пор, когда на месте теперешней элегантной набережной с асфальтированной мостовой и новым «Гранд-отелем», перед которым останавливаются автомобили, доставляющие туристов с аэродрома, на месте, где теперь тенистые сады окружают дворец губернатора, медицинский институт Китченера и множество красивых вилл правительственных чиновников, была голая земля с несколькими примитивными хижинами. Правда, Хартум был тогда всего лишь незначительной деревней. Главным городом страны был Омдурман, расположенный на противоположном берегу Нила.
Давно нет уже прежней резиденции губернатора, на ступенях которой за несколько дней до прихода английских войск был убит дервишами генерал Чарльз Джордж Гордон. По хартумским улицам, где еще и теперь, за исключением центра города, нет тротуаров для пешеходов, проезжает время от времени трамвай с двумя прицепными вагонами, на которых висят гроздьями арабы-пассажиры точно так же, как и на переполненных каирских трамваях.
Город построен по продуманному плану, который удачно разрешил вопросы транспорта. В плане город похож на английский флаг. Правильные прямоугольные блоки перерезаны диагональными магистралями, сбегающими к круглым площадям, так что весь город разрезан на большие правильные треугольники.
Административные здания и большая часть жилых домов спроектированы, как одноэтажные строения. Они тонут в зелени садов. Только в центре города есть несколько многоэтажных домов. Большую часть года люди спят на открытых верандах или в садах под открытым небом.
Хартум насчитывает всего 60 тысяч жителей. Здесь живут высокопоставленные английские чиновники, солдаты, много египетских торговцев, многочисленная колония греков, несколько сирийцев и индусов и даже три чехословака. Большинство населения, однако, составляют суданцы: ремесленники, торговцы, государственные служащие и военные. Англичане изолируют себя от представителей других национальностей. У них есть свои собственные клубы, и они придерживаются хоть и не писаного, но железного закона не принимать в эти клубы представителей других наций. Ни суданцы, ни представители европейских национальных групп в Хартуме не скрывают, как их задевает это высокомерие, столь типичное для англичан в колониях.
Греческая колония проникнута совсем иным духом. Она живет своей особой жизнью, но не изолируется за высокими стенами клубов. Солидарность греков в Судане вошла в поговорку. У них есть свои школы, спортивные и общественные организации, благотворительные учреждения и библиотеки. Тем не менее они принимают каждого, кто может сжиться с их средой.
Во всем остальном, однако, Хартум в культурном отношении — буквально мертвый город.
Название «Хартум» по-арабски означает «хобот» и происходит от формы мыса у места при слиянии Белого и Голубого Нила. На противоположном берегу находится вторая половина самого большого города Судана, состоящего из двух частей. Это — Омдурман, соединенный с Хартумом мостом современной конструкции. В нем сейчас свыше 120 тысяч жителей, почти исключительно мусульман. Этот крупнейший город Судана живет совсем иной, нетронутой европейским влиянием жизнью. Его жители говорят по-арабски точно так же, как и люди на узких зловонных уличках марокканского Феса, шумного Танжера, алжирской Касбы или каирского квартала Муски, хотя отдельные диалекты и отличаются друг от друга.
Омдурман, без сомнения, самый привлекательный и самый чистый город арабской Африки. Суданцы на его улицах улыбаются вам на свой особый манер, показывая улыбкой, что они считают вас гостем в своей стране, а не врагом. Улицы Омдурмана несравненно чище улиц любого другого города арабского Востока. Когда вы проходите мимо рынка, где торгуют овощами и фруктами, вам кажется, что вы в зоологическом саду. Но это, разумеется, лишь на миг, пока вы не рассмотрите вблизи продавцов, которые стоят за высокой железной изгородью и подают через нее товар покупателям. Покупатели могут рассматривать товар только сквозь решетку изгороди и уже не смеют возвратить его, если до него дотронутся. Так санитарные органы ограничивают распространение болезней. И продавцы и товары перед открытием базара подвергаются очень тщательному санитарному осмотру.
Английская администрация, безусловно, принесла самому большому суданскому городу существенное улучшение санитарных условий. Мы часто видели, как английские представители пытались проломить стену недоверия, которая стоит между ними и представителями мусульманского Омдурмана. Действительная столица Судана, Омдурман, являет собой как бы заряд динамита, от которого заботливо и осторожно удаляют фитиль. Еще полстолетия тому назад от его стен ринулась на армию Китченера лавина в 60 тысяч фанатичных дервишей. Суданский народ до сих пор не забыл о них. Поэтому ему надо дать почувствовать, что новые правители пришли с добрыми намерениями. В нем дремлет страшная сила, и англичане это хорошо понимают.
Характерную особенность Омдурмана представляют его ремесленные мастерские. Мастера золотых дел в открытых лавках чеканят на мягком металле фантастические узоры, один тоньше другого. У них нет ни образцов, ни моделей. Врожденные способности, унаследованные от предков, направляют их искусные руки, создающие причудливые орнаменты чрезвычайно тонкой работы. В тесном трудовом содружестве с ними живут чеканщики по серебру. Маленькие молоточки, долотца, керны и резцы ловко превращают полоски серебра в тонкие, как паутина, филигранные пряжки, брелоки, серьги, цепочки, кольца, браслеты, спирали и фигурки. Прутик раскаленного серебра, который помощник вращает над небольшим горном перед тем, как подать его старому, бородатому, на вид семидесятилетнему мастеру в очках, превращается в руках старца в богато украшенную спираль. Скоро, возможно, ее унесет суданская красотка на лодыжках босых ног.
Чеканщик серебра
Долго стояли мы около девятилетнего мальчика, под руками которого на примитивном рабочем столике вырастали фигурки верблюдов, газелей, слонов, ослов, крокодилов и носорогов, а также браслеты из мелких скарабеев, пряжки к платьям, ножи для разрезания конвертов, вееры и ручки, брошки и застежки. Материалом, из которого родилась вся эта сказочно тонкая красота, которой мы любовались перед этим в витрине мастерской, была слоновая кость. Охота за рабами и безудержное истребление слонов еще столетие назад ассоциировались с Суданом в представлении белых. Теперь это безвозвратно ушло в прошлое, как и корабли, груженные слоновыми бивнями из Судана, за которые на европейских рынках платили головокружительные суммы. Слоновая кость исчезает теперь понемногу под руками резчиков в Омдурмане, улыбающихся и трудолюбивых.
Мы возвращались в Хартум вдоль трамвайной линии. Над нашими головами кружились 15 серебристых самолетов, о прилете которых накануне сообщили суданские газеты. Вечером мы встретились с командиром эскадрильи, шведским инструктором авиации Эфиопии., который совершал перелет с новыми машинами из Стокгольма в Аддис-Абебу.
Одновременно со шведскими летчиками на хартумском аэродроме приземлился самолет «Британской трансатлантической компании», пролетающий здесь ежедневно по пути в Кейптаун. А незадолго до этого стартовал в обратном направлении французский самолет, возвращающийся с Мадагаскара в Париж. Заголовок самой крупной английской ежедневной газеты в Хартуме «Судан стар» гласит: «Хартум — узел воздушных путей Африки», — и действительно, Хартум, «город слоновьего хобота», становится сейчас узлом воздушных путей Африки. В то же время он остается тем узлом, где переплетаются интересы двух империй, звезды которых закатываются. Под его взлетными дорожками заложен динамит.
Фитиля пока еще нет.
Встреча в Судане
Молодые суданцы в анатомических залах
По данным суданской статистики, читать и писать умеют около 13 процентов населения страны. Но это — официальная статистика!
Между тем вы узнаете, что школы в Судане посещают едва 90 тысяч учеников, то есть немногим больше одного процента населения страны. Нам захотелось поближе посмотреть, как выглядят имеющиеся в Судане школы.
Нас пригласили осмотреть частную школу Ахфад в Омдурмане. В ней сейчас учится несколько сот учеников, начиная от самых маленьких, занимающихся в детском саду, и кончая взрослыми студентами, которые быстро набрасывают на доске формулы углеводородных соединений.
Когда мы с директором школы вошли в класс, из-за низких парт в восьмиугольном классе поднялись 50 маленьких смуглых суданцев. Арабская учительница встретила нас смущенной улыбкой и несколькими английскими приветствиями.
По стенам класса были развешаны картинки, в большинстве своем вырезанные из газет и иллюстрированных журналов. На них изображались самолеты, подводные лодки, автомобили и мосты, а рядом — части одежды и человеческого тела, животные, деревья и мечети. Над каждой картинкой стоял арабский знак заглавной буквы, с которой начинается наименование изображаемого предмета. Когда маленький мальчик с лицом цвета черного дерева и крепкими белыми зубами ходил вдоль стены с указкой в руке и быстро отвечал арабскую азбуку по картинкам, мы вспомнили «Школу в картинках» Коменского.
— Алиф, ба, та, за, джим, га, ха… — отчетливо произносил он, в то время как указка прыгала вдоль стены.
Нас удивила энергия этих маленьких суданцев. Мы задумались над стихийной, неукротимой волей тянущихся к знаниям детей. Запомнилось характерное движение, которым они старались обратить на себя внимание учительницы, чтобы она вызвала их отвечать. Мальчики вскакивают с места, высоко поднимают правую руку, воинственно вытягивая кверху указательный палец. Еще и еще раз. Это не робкая просьба детей, желающих показать свои знания. В жилах этих ребят течет горячая кровь отцов и дедов, которые всего 50 лет назад сжимали в руках копья со стальными наконечниками, отравленными ядом, выстраиваясь к бою под знаменем Махди. Теперь эта энергия зажата среди школьных парт. В глазах детей мы увидели неукротимое честолюбие и тягу к знаниям. А в глазах восьмидесятисемилетнего основателя школы, когда он спокойным, тихим голосом разговаривал с нами в учительской, мы прочли чувство удовлетворения.
В школе шейха
Шейх Бабекр аль-Бадри основал когда-то эту школу для своих многочисленных внуков, после того как не смог добиться у английских властей разрешения на открытие общественной школы. И поныне она остается единственной прилично оборудованной школой в Омдурмане, частной школой, о которой не смеют мечтать дети большинства населяющих город людей. А дети суданцев на большей части территории страны, равной по величине четверти Европы, даже не знают о существовании такой школы.
В 1924 году в Хартуме для молодых суданцев был открыт медицинский институт. Он носит английское название «School of Medicine». За четверть столетия, прошедшего с момента открытия института, через его аудитории прошли 185 студентов, окончивших курс обучения. Лишь 95 из них было присвоено звание и они получили диплом врача, какой выдают в европейских университетах. 95 врачей на восемь миллионов населения за четверть века!
Директор института доктор Р. М. Бьюкенен дал нам несколько сбивчивые пояснения:
— Суданская молодежь проявляет необычайный интерес к учебе в нашем институте. Однако, чтобы сохранить высокий уровень подготовки, мы должны выбирать лучших из способнейших. Ведь мы готовим врачей, выходящих от нас с университетскими дипломами, которые равноценны дипломам любого английского университета!
Мы побывали в аудиториях, в научной библиотеке, в лабораториях, в анатомическом зале. Здесь, в этих помещениях, воспитываются немногие привилегированные представители суданской молодежи, которые тянутся к высшему образованию, мечтают поднять родной народ на более высокую ступень культуры, науки и материального благосостояния. Их, однако, слишком мало.
— Какое у вас сложилось мнение о суданских студентах? — спросили мы декана.
— Лучшее, чем вы могли бы ожидать. Они необычайно понятливы. Студенты знают, зачем пришли сюда, их не нужно заставлять работать. Между прочим, вас, может быть, заинтересует, что в текущем году мы приняли на учебу двух девушек. Это первый случай в истории института.
В тот момент мы вспомнили девушек, исповедующих ту же веру и говорящих на том же языке, девушек, которые цепями суеверия и эгоистических традиций прикованы к четырем стенам и решетчатым окнам триполитанских домов, вспомнили женщин, которым разрешено смотреть на мир лишь одним глазком сквозь щель в традиционном «хаули» и которые понятия не имеют о культуре и прогрессе, женщин, чье достоинство задушено искаженными принципами того же корана, который исповедуют две первые студентки-медички в Судане…
Но мы вспомнили также и о тысячах суданских юношей и девушек, таких же умных и способных, как и счастливчики, ставшие хартумскими студентами. Вспомнили мы и о словах врача, который проверял наши медицинские справки в Вади-Хальфе, когда мы вступали на суданскую территорию. За время всего пути по Африке мы мало встречали таких образованных и вместе с тем таких простых людей, как этот врач. Умные, глубоко человечные глаза на его лице цвета черного дерева смеялись, когда он поверял нам свою мечту:
— Судан когда-нибудь будет здоровой, сильной страной. У него богатые природные ресурсы, способный народ, своя культура и традиции. Ему нужны школы, бесплатные, хорошие школы для всего народа. Тогда над нами не будут властвовать пришельцы, а друзей мы будем выбирать себе сами. Таких друзей, которые не будут вкладывать свои капиталы в Судане лишь для получения прибыли и укрепления своего политического господства, а будут сотрудничать с нами, как равный с равным…
Мы покинули медицинский институт Китченера, и перед нашими глазами снова возникли образы честолюбивых семилетних школьников из школы Ахфад в Омдурмане. Семь врачей выходят каждые два года из медицинского института с латинским дипломом «medicinae universae doctor». Когда подрастут маленькие черноглазые мальчики из омдурманской школы, может быть, уже настоящие суданские университеты будут выпускать сотни врачей ежегодно. Судану они нужны.
Свадьба без молодоженов
На улицах Омдурмана
Во время нашего пребывания в Омдурмане там происходило интересное событие. Праздновалась свадьба молодых представителей двух знатных суданских семей. Нас пригласили на вечернее свадебное празднество. Уже в сумерках остановились мы у стены дворца, внешне ничем не отличавшегося от соседних глиняных зданий. Лишь праздничные фонари окаймляли арку входных ворот. Нам интересно было ознакомиться с бытом и свадебными обрядами, о которых мы слышали много туманных намеков, но которые никто из европейцев не мог, а никто из арабов не хотел нам объяснить.
Входим в празднично украшенный двор. Ряды столов, мягкие кресла и диваны, толстые персидские ковры на песке и холеном газоне. На большой открытой веранде играет военный оркестр. Однако всюду вокруг видны лишь европейцы. Здесь хартумский окружной комиссар, представители различных ведомств, военные, журналисты, торговцы и «туристы», то есть почти все те, кто представляет в Судане английское колониальное господство, как экономическое, так и политическое. Среди них лишь отдельные представители из суданских правящих кругов. Вечер был точной копией официальных приемов в европейском стиле. Только европейская музыка звучит как-то неестественно на инструментах арабских солдат.
В течение вечера мы узнали, почему вокруг нас так мало суданцев. Сама свадьба празднуется даже в самых богатых семьях очень тихо и в узком семейном кругу. Но свадебному обряду предшествует обручение, на котором родители жениха и невесты подписывают брачный договор. По этому случаю устраиваются пышные празднества, продолжающиеся зачастую две, а то и три недели. Каждый вечер собирается другой круг людей. На эту свадьбу в первый вечер были приглашены местные жители. На второй вечер собрались представители знатных суданских родов из Хартума и Ом-дурмана. А третий вечер, на котором мы побывали, был устроен для английских властей и европейцев, проживавших в Судане. Прием кончается в 10 часов. После него только женщинам разрешается мельком взглянуть на невесту. Молча, недвижно сидит она в празднично убранной комнате в доме своего отца, не смея обменяться ни единым словом ни с одной из посетительниц.
На самих торжествах, которые продолжаются до ночи и связаны с характерными национальными танцами и обрядами, европейцам нельзя присутствовать. Судан лишь приоткрыл нам свое новое, незнакомое лицо.
Придет ли новый Махди?
В омдурманском халифском музее рядом с дневником Гордона, описывающим период его пребывания в Китае, ультимативным письмом халифа Абдаллаха английской королеве Виктории и неограниченным выбором суданского оружия вы увидите рельефную карту окрестностей Омдурмана. Карту тех мест, где в утренние часы 2 сентября 1898 года развиралась историческая битва, положившая конец правлению дервишей и фанатичному сопротивлению Судана и давшая начало суданскому кондоминиуму под англо-египетским управлением.
Битва бушевала лишь три с половиной часа, но за это короткое время пало свыше 10 тысяч дервишей, а 5 тысяч было взято в плен. Англичане и египтяне потеряли 49 человек.
Одним из офицеров кавалерийского полка и военным корреспондентом, посылавшим сообщения о суданском походе, был не кто иной, как Уинстон Черчилль, английский премьер-министр в период второй мировой войны. Тот самый Черчилль, который за год перед этим участвовал в качестве английского офицера в «карательной» экспедиции против мятежных индусов, который перед Пешаварским перевалом жег урожаи, уничтожал оросительные сооружения, засыпал колодцы и разрушал дома восставших индийских племен и который год спустя воевал против буров в Южно-Африканском Союзе. Тот самый Черчилль, через всю жизнь которого, с ранней молодости и до глубокой старости, тянется непрерывный ряд военных авантюр или подготовки к ним, который и поныне считает весь мир ареной, где люди — это лишь пушечное мясо, пешки, расставляемые на шахматной доске для защиты или нападения на английского короля. Мы видели номера английских газет с репортажами Черчилля. А рядом лежала его толстая книга «The River War», последняя страница которой поставила точку на надеждах фанатичных борцов за свободу Судана.
В ноябре 1947 года в окрестностях Хартума вспыхнули серьезные волнения, направленные против суданского правительства. Свыше 30 тысяч сторонников партии Хизб-аль-Умма вышли на улицы Хартума. Однако накопившееся недовольство в конце концов вылилось в столкновение между членами двух самых сильных политических партий: Хизб-аль-Умма и аль-Ашикка, — в результате которого было восемь убитых и несколько раненых. От многих людей и даже от сторонников партии Хизб-аль-Умма мы слышали, что суданцы «не чувствуют ненависти к англичанам». Они якобы не удовлетворены правительством. «Они хорошо видят результаты стремлений Англии в области культуры и цивилизации и поэтому уважают её». Они якобы приветствуют постепенную суданизацию, замену английских административных чиновников суданцами, и лишь не согласны с медленными темпами, которыми она осуществляется.
А некоторые члены партии Хизб-аль-Умма утверждали, что если бы дело действительно дошло до устранения англо-египетского влияния, то это наверняка привело бы к кровавым схваткам между сторонниками партий Хизб-аль-Умма и аль-Ашикка.
Именно это и проповедует Великобритания, как и другие колониальные державы, стремящиеся затормозить неудержимое развитие колониальных и полуколониальных стран, если его уже нельзя остановить. Англичане искусственно разжигают вражду между обеими сильнейшими суданскими партиями, возбуждая в них одновременно эгоизм, чтобы доказать необходимость выполнения третейских функций и сохранения британского господства в Судане.
В руководстве обеих партий слишком много людей, у которых руки связаны соглашениями с англичанами и египтянами. Передовые суданцы видят это и знают, что ни та, ни другая партия не приведут страну к действительному освобождению. Эти люди хорошо понимают цель мелких уступок англичан. Они видят, что благодаря таким уступкам англичане могут поддерживать относительное спокойствие в Северном Судане и беспрепятственно продолжать беззастенчивое разграбление богатств Южного Судана. Они могут покупать на юге кунжутное семя по 15 фунтов за тонну и продавать по 75, сохранять «государственную монополию» на закупку всех сельскохозяйственных продуктов в Южном Судане и карать каждого, кто попытается обойти агентов государственных, то есть английских, заготовительных компаний.
Как раз во время нашего пребывания в стране передовые суданцы готовились к решительному шагу. Они намеревались либо привлечь на свою сторону большинство партии аль-Ашикка — Национальный фронт — и направить в дальнейшем ее политику на полное освобождение Судана и его народа, или же организовать третью, республиканскую партию, которая выполнила бы эту задачу, борясь против двух старых партий и решительно отказавшись от реакционных планов, согласно которым английского короля в Судане должен сменить лишь другой король, египетский или суданский.
Судан находится на распутье.
Какое направление он изберет?